Кому в карантин трудиться хорошо?

Мы поговорили с пятью представителями бизнеса – фермером, издателем, экспертом по безопасности и здравоохранению и владельцами точки быстрого питания – и обсудили, как пандемия, закрытые границы и строгий карантин повлияли на их бизнес-процессы. Кроме рабочих моментов и финансовых показателей, в разговорах поднимаются совершенно неожиданные темы – психологическое здоровье, градус синофобии, грядущее тестирование на границах и особый навык мыть руки правильно.

Интервью были записаны Настей Гончаровой в период с 29 по 31 марта.

Адай Чернобай и Зау Абишева, стритфуд Chicken Point

Ребята, расскажите, как вас угораздило открыть бизнес практически в самый разгар эпидемии?

Адай: Мы искали помещение с лета и изначально планировали только доставку. Нам подвернулось помещение, которое подходит и для работы кафе, правда в нем всего 6 посадочных мест. Сняли помещение 9 декабря, открылись 28 февраля.

Зау: Сейчас день идет за три. Ощущение, что прошло не четыре недели, а уже три года. Когда мы запускались, даже не было такого критерия – поправка на карантин. В день запуска у нас еще не было санитайзера, он тогда не требовался, появился только через неделю.

Адай: После открытия мы три недели работали как кафе, без доставки. Ориентировались на соседей, соседние организации – были даже такие, кто приходил каждый день. Нам этого хватало. Рекламу мы не давали, потому что у нас не хватало мощностей – было всего пять киловатт, мы начали с домашним фритюром. К тому же мой компаньон оказался за городом, из-за карантина у него нет возможности приезжать и мне приходится выкручиваться одному. Зау приходит каждый день, помогает мне в пиковые часы, потому что нужно одновременно и готовить, и звонки принимать.

Зау: До того, как в городе выставили блокпосты, на кухне была команда из двух человек – Адая и его партнера. Ребята никого не нанимали, постоянно работали над продуктом. После введения карантина отсутствие персонала стало нашим преимуществом, потому что у нас пока нет ФОТа (прим. – фонда оплаты труда) – того, из-за чего закрываются рестораны. Наши расходы сейчас – это аренда и непосредственно себестоимость продуктов. Все, что мы зарабатываем, мы вкладываем обратно. Точкам на 1-2 человека сейчас легче выживать.

То есть, вы перешли в онлайн-формат сразу же после объявления карантина?

Зау: Мы заранее завели аккаунт в Инстаграме, но посты не публиковали, с рекламой не торопились, потому что у нас еще долго прокладывали дополнительное электричество и непрерывный поток заказов было бы трудно обеспечивать. Но выручка генерировалась, это позволяло платить аренду. Мы видели, что потенциал есть. Когда все засели по домам, людям надо было как-то сообщать о себе, мы начали выкладывать посты.

Адай: Мы каждый день смотрим на ситуацию.

В первые дни строгого карантина мы почувствовали большой всплеск, было много заказов. Сейчас у нас в среднем 30 заказов в день.

После введения карантина у многих встал вопрос о закрытии или приостановке бизнеса – разорвались логистические цепочки, сотрудники оказались за городом. Не секрет, что почти весь персонал общепита тоже живет в области. Как вы справляетесь?

Адай: Так как у нас монопродукт, перебоев с поставками нет. Нам, наоборот, поставщики предлагают продукцию, всё сами привозят, плюс закупаемся онлайн. Конечно, мы предпринимаем все меры предосторожности. Все обрабатываем – у нас усиленный режим.

Настроение боевое. Мы сейчас увидели, что наш бизнес достаточно жизнеспособный и гибкий, мы можем работать и даже взять персонал. Сейчас наверняка высвободится большое количество народу и нам будет легче найти команду. Но мы понимаем, что почти весь персонал общепита живет в области.

Что будет с вашим бизнесом потом, когда все мы выйдем на волю?

Зау: Вопрос в том, насколько народ будет психологически здоров. Думаю, через неделю всех уже начнет колбасить. Не все имеют внутреннюю точку опоры. У людей жизнь привязана к внешним вещам. Думаю, все самое серьезное произойдет позже. В психологическом смысле люди столкнутся с тем, что они оказались лицом к лицу с проблемами в своей жизни – не те отношения, не та работа, неспособность справиться с трудностями. Но это будет летом. Я все равно настроена оптимистично. Мы каждый день получаем обратную связь, видим, что люди возвращаются. Это дает нам ощущение, что мы нужны, что все будет хорошо.

Санжар Абдихалык, предприниматель, фермер

Санжар, какие у тебя ощущения от всего, что сейчас происходит?

Это то, что мы часто обсуждаем с друзьями. Мы все отлично помним, что мы делали 11 сентября 2001 года. Так и сейчас. Это водораздел, очередное событие, которое меняет ход истории. Вот так я это чувствую. И еще я чувствую страх. Огромный страх за родителей, которые болеют. Как они перенесут это? Сможем ли мы дождаться вакцины? Есть определенный ступор, потому что нет понимания, что делать в ближайшие два года именно с родителями. А также злость на безответственных людей, которые нарушают карантин. Если бы вся страна ушла на строгий карантин на четырнадцать дней, вся проблема бы решилась.

Расскажи, пожалуйста, как твои успехи. Ты говорил, что рабочие процессы возвращаются в нормальное русло. Получил ли ты карантинный сертификат?

Да, я получил карантинный сертификат на прошлой неделе и в пятницу уже сделал тестовую отправку в Алматы (прим. – ферма Санжара находится в Алматинской области). Сейчас в срочном порядке ищу новые варианты реализации. Мою продукцию невозможно положить на склад и закрыть на ключ. Грибы – это же цикл. То есть, грибы, которые я собираю сейчас, я посадил месяц назад. Пока была большая паника на прошлой неделе, я смог немного оттянуть урожай. Там можно поиграть – снижать температуру, повышать уровень углекислого газа, чтобы замедлить урожайность, – но это нельзя делать бесконечно. Невозможно заставить грибы не плодоносить. К счастью, у меня была эта неделя, чтобы понять, что происходит. Но на следующей неделе я должен буду хорошо побегать, чтобы продать все, что я вырастил. Потому что основным рынком сбыта у меня был Алматы и 90% реализации всего объема уходило в рестораны. Соответственно, этот рынок сейчас исчез, потому что практически нет ресторанов, которые работают на доставке – ну, может быть, один из ста. Из моих примерно сорока клиентов один или два ресторана оставили доставку. То есть, объем уменьшился в сто раз, доставка – не их стандартный объем работы. Поэтому буду сейчас искать возможности для продаж частным лицам. Мой план на следующую неделю – стимулировать продажи.

То есть, тебя ждет интенсивная неделя.

Тут без вариантов. Нужно найти, кому их продать. Я всю жизнь работаю с продукцией с коротким сроком хранения. Грибы желательно продать на первый-второй день после сбора, потом они уже не свежие. Но не только продать, а еще использовать их для приготовления еды.

Подскажи, что принципиально изменилось после объявления карантина для тебя и твоего бизнеса?

У меня все это началось еще до введения ЧП, с середины января. По специфике моего продукта, а это грибы вешенка, они особенно востребованы в ресторанах азиатской кухни – китайской и корейской. И треть моих клиентов – это китайские рестораны. Их продажи упали очень сильно с середины января, когда это еще считалось «китайской проблемой».

Ты связываешь это с информационным полем?

Да, я же общаюсь со своими клиентами. У них упали продажи с момента появления вируса в Китае. На тот момент люди боялись быть рядом с китайцами. В китайских ресторанах работают китайцы. Плюс обострилась наша общая синофобия. Учитывая, что это треть моих клиентов, мои продажи упали где-то процентов на двадцать. И значительно они упали с начала марта, когда мы все ждали ЧП. 15 марта его объявили – это был водораздел. Сразу после этого большинство людей перестали ходить в рестораны. У ресторанов остановился бизнес не с момента объявления ЧП, а с момента появления первых случаев заражения в Казахстане.

Подскажи, существующие проблемы с логистикой – это проблема всей фермерской индустрии или же есть специфика, связанная с твоим типом бизнеса?

У меня двойная проблема. Мой бизнес – это не только выращивание грибов. У меня же многофункциональная теплица. На середину марта у меня планировался запуск моего зеленого компонента – овощей. Но для этого мне необходимо было сделать пуско-наладку, а компания, которая ее осуществляет – в Алматы. То есть, мой запуск отложился на неизвестное время, сотрудники физически не могут приехать ко мне. Нарушились мои планы развития – это одно. И функционирование существующего компонента, который платит зарплаты, тоже сейчас под вопросом.

Ну и проблем сейчас множество – мне нужно регулярно закупать мицелий, он приходит из России. Даже тот мицелий, который уже приехал, а у него срок годности 3-4 месяца, заперт на складе в Алматы. А у меня циклы, которые нельзя останавливать. Через неделю мне нужно высаживать новую партию, для этого мне нужен свежий мицелий. К счастью, я смог найти мицелий в области у казахстанских производителей, но это план Б, это не тот мицелий, который я должен был использовать.

Мои семена сейчас не приходят ко мне из Америки. Мое освещение не приходит ко мне из Сингапура.

Если твой график смещается, и вторая часть плана по овощам не может быть реализована в срок, ты можешь вообще пропустить теплый сезон?

К счастью, сезоны на меня не влияют. В этом особенность такого хозяйства, я полностью независим, чтобы защититься от изменения климата. Но нарушились мои планы развития – а это и финансовые планы. Вообще стоит вопрос о выживании бизнеса. Есть сотрудники, которым нужно кормить свои семьи. Мало того, что я сейчас не зарабатываю, а сотрудники работают, но я же и не получаю оплаты – рестораны затормозили оплаты за неделю до ЧП. Бизнес зависит от постоянных поступлений.

Я бы не сказал, что есть что-то положительное в данной ситуации. Кто знает, может в ретроспективе мы увидим что-то положительное. Мне, например, со следующей недели нужно будет сильно форсировать частные продажи. Это тот сегмент рынка, к которому по своему плану я собирался прийти через 2 года. Работу с частным клиентом я хорошо знаю по работе с моим прошлым бизнесом. Она имеет свою специфику – стоимость обработки заказа такая же, как и у ресторанов, но объем заказа гораздо ниже, плюс есть дополнительные риски по оплате. У меня было расписано, как я зайду на частный рынок, у меня же программа по развитию на ближайшие два года. А сейчас мне приходится резко все менять и это не так, как я хотел бы это делать.

Как условия жесткого карантина и серьезных ограничений влияют на твои планы на ближайшую неделю?

Правила меняются постоянно. В прошлую пятницу я сделал первую поставку в город, как будет на следующей неделе – неизвестно. Если моему сотруднику будет позволено осуществлять доставку, будет хорошо. Если нет… я не рассматриваю пока этот вариант*.

А что потом? Карантин закончится, границы откроются и…

С 1 апреля Abbott Laboratories в США начинает выпуск тестов на вирус, которые дают результат в течение 5 минут. Если мы выловим все источники заражения в стране, то можно будет вернуться к привычной деятельности. Понятно, что прохождение границ займет гораздо больше времени, на каждого человека будет уходить 15 минут. Когда проблема с вирусом будет решена, эти машинки от AL и похожих компаний будут стоять на всех пунктах пересечения границы, и ты сможешь попадать с одной территории на другую после прохождения теста.

* Небольшое обновление: ближайшие планы Санжара так и не осуществились, но из-за другого фактора. Через два дня после записи интервью, когда продукция Санжара была готова для отправки в Алматы, его водитель, проживающий в области, категорически отказался ездить в город, потому что город – «зона поражения», и он не хотел рисковать своим здоровьем. Поскольку разрешения и дорожные документы были оформлены на водителя, Санжару не остается ничего другого как ждать окончания карантина. Сотрудники из области боятся выезжать в город – сейчас это «фактор необоснованного риска».

Дина Игликова, исполнительный директор Ассоциации семейных врачей Казахстана

Дина, как ты себя чувствуешь и что происходит с твоей работой? Ты говорила, у вас сейчас достаточно горячий период.

Я немного параноик, потому что основной опыт у меня связан со сферой безопасности, и я предвидела что-то подобное. Поэтому я не могу сказать, что работа внезапно свалилась на меня и теперь я в панике. Конечно, есть ощущение, что это непривычная ситуация и мы плохо понимаем, как она будет развиваться. У меня с середины января, когда началось распространение вируса и об этом сообщил Китай и ВОЗ, состояние настороженное. Каждый день смотришь новости, читаешь эпидемиологов и вирусологов, и понимаешь, что все не просто. Это мутировавший вирус, который, как предполагают ученые, перешел от летучей мыши к человеку через третье существо, о котором ничего неизвестно. Этого вируса до конца прошлого года не было в природе. И, конечно, всех, начиная с января, интересовало, какой у него R nought – то есть, индекс репродукции (прим. – количество человек, которых может заразить один больной) – и как быстро он будет распространяться. Весь этот процесс «узнавания» вируса вызывал тревогу. Он, конечно, уже далеко не загадка, но о нем по-прежнему многое неизвестно, особенно то, как он влияет на здоровье человека.

У нашей организации, как, в принципе, у всего здравоохранения, основной фокус был на неинфекционные заболевания, хотя в прошлом у нас был проект и по туберкулезу. Два года назад мы начали проект для школьников в западных регионах, и когда выбирали, чему учить детей, остановились на базовых вещах – научить пить достаточно воды, есть больше овощей-фруктов, правильно мыть руки, обучить правильному этикету кашля и чихания, чтобы они это делали в одноразовую салфетку или локоть. На тот момент все нас спрашивали с сарказмом – вы что, серьезно, учите руки мыть? Но мы знаем, по статистике половина людей в мире вообще не моет руки после определенных занятий, а та половина, которая их моет, делает это неправильно. И как оказалось, на сегодняшний день два последних правила – это самые главные навыки, чтобы предотвратить эпидемию.

Мы также наблюдаем за тем, как быстро распространяются в мессенджерах мифы и различные теории заговоров. По-прежнему многие люди в нашей стране и в мире думают, что коронавирус – фейк, что это несерьезно. Все это препятствует эффективному карантину и прекращению пандемии. Те страны, которые справляются с COVID-19, их общества устроено немного по-другому. Страны Юго-Восточной Азии со времен SARS уже опытные и знают, что делать. Там есть четкие алгоритмы и общество гомогенное, дисциплинированное, выполняет все инструкции. У нас же, ввиду различных факторов, людям очень сложно донести достоверную информацию и этим пользуются те, кто рассылают фейки. Люди плохо понимают принципы эпидемиологии и микробиологии. Ученые и врачи должны разъяснять населению основные моменты. Но наука, так же как и здравоохранение, финансировались у нас по остаточному принципу – поэтому и авторитетов нет, и разъяснять некому.

С утра смотрю сводку – сколько новых случаев. Потом занимаюсь разными, постоянно возникающими вопросами. Например, Актау закрыли на карантин. А у нас в области идет ремонт районной поликлиники. И он задерживается по многим причинам, в том числе и из-за пандемии, режима ЧП и карантина. Нужно решать, что делать с этим ремонтом. Нельзя оставлять поликлинику в разобранном состоянии в самый разгар эпидемии.

Или вчера мы обсуждали до середины ночи, как помочь врачам, которых поселили в гостиницу в Алматы. Им нужна помощь с обедами. Их специально отселяют в гостиницы, чтобы они не возвращались домой, потому что считаются контактными.

После объявления ЧП нам нужно было оперативно свернуть деятельность в поле, вернуть людей из регионов домой и перевести всё в онлайн. Это было не так сложно, мы так работаем уже 4 года – наши сотрудники из разных городов. Нам нужно было перестроить процесс, чтобы вновь наладить онлайн-консультации пациентов (которые у нас уже были, но нужно было их возобновить). Люди пребывают в состоянии тревоги, а у хроников вообще все обостряется. Во время эпидемии ходить в поликлиники или обращаться за медицинской помощью – это повышенный риск.

Нам нужно было наладить процесс, чтобы семейный врач дежурил ежедневно. Сегодня воскресенье и врач вела прием. По сути, это семейный медицинский онлайн-центр, куда обращаются люди из городов, регионов, дальних аулов, потому что у них ограничен доступ к информации и нормальной медицинской помощи.

Плюс нам надо было наладить кучу алгоритмов в соцсетях, дополнительно платить за рекламу, что тоже немного странно. Хотя Фейсбук и делает бесплатные вещи для ВОЗ и некоторых других организаций, но мы, как некоммерческая организация из Казахстана, по-прежнему должны платить за продвижение постов о своих бесплатных медицинских услугах и информирование населения о COVID-19.

Еженедельно мы должны выдавать достоверную информацию, отвечать на вопросы подписчиков, публиковать посты и делать материал со СМИ. Поскольку ситуация неординарная, алгоритмы еще не устоялись, все ежедневно меняется. Нашим сотрудникам приходится каждый день читать огромное количество материалов, посещать медицинские вебинары. Все новое. Местами информация противоречивая. Чтобы выдать аудитории ответ на один вопрос, у нас пару дней может идти внутренняя дискуссия между врачами.

Вот пример с масками: ВОЗ рекомендует не носить маски здоровым людям, и Европа и США следуют этим рекомендациям, в то время как в Юго-Восточной Азии повальный масочный режим. Здесь много нюансов, мы видим даже культурные различия – в Европе и у нас маски носят больные, а в Юго-Восточной Азии носят все, потому что их много, там огромная скученность населения. В итоге мы пришли к консенсусу и рекомендуем придерживаться рекомендаций ВОЗ: здоровые люди на улице не должны носить маски, но если вы идете в плохо проветриваемые места с большим скоплением людей, стоит надеть маску, особенно если вы относитесь к группе риска 60+ или болеете хроническими заболеваниями. Учитывая наши культурные особенности, когда люди не уважают личное пространство и не соблюдают дистанцию, маска может помочь. Чтобы прийти к такому консенсусу, потребовалось немало времени, но и этот консенсус может измениться, если выйдут новые исследования. Мы не можем просто брать и перепечатывать рекомендации из популярных журналов.

А еще у нас есть команда, которая ведет аккаунт для детей. Наши дежурные редакторы общаются с детьми, выпускают сторис и посты. Здесь наша задача – не нагнетать и не пугать детей, но в то же время честно и открыто объяснять проблему. Мы должны донести до них, что им особо бояться нечего, так как дети достаточно легко переносят эту вирусную инфекцию, но они должны знать, что могут быть переносчиками вируса и заразить своих родителей и пожилых родственников. Почему в Италии так много смертей? Потому что там распространен intergenerational living, когда несколько поколений в семье проживают вместе или же очень тесно друг с другом общаются. Мы в этом очень похожи на Италию. Поэтому, если у нас эпидемия примет большой размах, в стране будет большой процент смертей среди пожилого населения.

Другое направление нашей работы – это медицинские работники первичного звена. Мы

— ассоциация семейных врачей и должны работать не только с населением, но и в первую очередь поддерживать врачей. У нас нет ресурсов, чтобы делать закуп средств защиты и масок, хотя мы помогали, как могли, в самом начале обеспечивая их антисептиками.

В основном, мы поддерживаем информационно. У нас большая группа врачей первички (прим. – врачей общей практики, терапевтов) со всего Казахстана, и мы их регулярно информируем о последних новостях и исследованиях. Нам очень важно также информировать их о собственной безопасности. Наши врачи-преподаватели на связи с зарубежными коллегами и все, что они рассказывают – кошмар для медицинских работников. В Италии уже каждый пятый медработник заражен.

Если суммировать, то наша аудитория – врачи, пациенты, широкое население, включая детей. Наша работа в условиях ЧП и карантина – это конфиденциальный онлайн прием пациентов на наших страницах в соцсетях, дистанционное клиническое обучение врачей, переработка и выдача информации населению.

Что потом? Что будет дальше, как ты думаешь?

Не буду спекулировать по поводу вакцины, вируса, прививок БЦЖ и экономической рецессии. Но я очень надеюсь, что, когда ситуация разрешится, наше здравоохранение получит, наконец, должное внимание. Думаю, это произойдет не только у нас, но и во всем мире. Было примечательно, когда наши люди возвращались из Европы или еще откуда-то, их отправляли на карантин в местные стационары и они, пребывая в шоке, снимали сторис о том, какие там условия.

Просто все, кто мог, закрывали на это глаза. Те, кто побогаче, никогда не ходили в поликлиники, выбирали частные медицинские центры или ездили лечиться за рубеж. А тут мы оказались в ситуации, что выбирать не получается. И пусть теперь все посмотрят на наше здравоохранение, которым никто не интересовался 30 лет – в каком оно состоянии, какие деньги получает. Нормальное здравоохранение должно получать нормальное финансирование. Образование и здравоохранение – два кита, на котором стоит любое государство. Если государство не инвестирует в людей через эти два сектора, долго оно не продержится.

Вячеслав Абрамов, генеральный директор Vlast.kz

Слава, я вижу по твоим твитам, что работы в редакции прибавилось – много сил уходит на постоянное прояснение, уточнение информации у официальных источников. Расскажи, что происходит и как вы справляетесь.

Это невозможная ситуация. У журналистов все это время нет возможности нормально задавать вопросы. Все брифинги для нас закрыты, мы только можем смотреть их онлайн, как и вся страна. Мы можем скидывать свои вопросы в чаты или по указанной почте. Вопросы копятся и превращаются в десятки вопросов, на которые кто-то спорадически отвечает. За эту неделю вещания и выхода в прямой эфир [министр информации и общественного развития Даурен] Абаев ответил на 5-6 наших вопросов, и я считаю это невероятным успехом. Наверняка есть редакции, чьи вопросы вообще не прозвучали.

И это, конечно, дикость. У читателя есть вопросы, как и у тебя самого, но ты не можешь обеспечить его ответами. Отслеживать каждый отдельный случай, как это делают New York Times или CNN, мы просто не можем. Нас постоянно запутывают. С коммуникацией – просто катастрофа и она, как минимум, до 15 апреля будет продолжаться. Но у меня нет ощущения, что мы к 15 апреля выйдем из карантина или ЧП. Дело не только в экспоненте, дело в принятии решений и в том, как это все организовано.

Сейчас мы работаем в режиме 19-20 часов в день, все силы уходят на отслеживание официальных данных и публикацию новостей. Но мы не можем этого делать без официальных комментариев – это закон профессии. Наверное, я когда-нибудь все это открыто опишу, но не сейчас – сейчас все это, помноженное на эмоции и усталость, не выглядит подходящим моментом.

Персонально я согласен с введенными ограничениями. Мы, как и вся страна, ушли на удаленку, и это очень тяжело, потому что медиа не может работать из дома.

Наша редакция проходит через это ежедневно.

Складывается ощущение, что из-за информационного хаоса ваш фокус сейчас сместился с собственной аналитики на оперативное освещение новостей. Это так?

Так и есть, но только частично - аналитическая часть сайта жива. Мы опубликовали несколько текстов о том, что будет с бизнесом. Мы делаем несколько больших разборов, связанных с экономическими последствиями для страны – и эта часть продолжается. Еще мы сделали несколько вещей, которые не связаны с кризисом – поддержали театралов, которые оказались в очень сложном положении, и мы публикуем их тексты один за другим. Но действительно, основное наше время и 90% контента сейчас – это новости и сводки о том, что происходит.

Но это еще и вопрос восприятия. Сейчас от нас идет огромный поток информации. Например, в нашем Telegram-канале мы никогда не давали ничего кроме срочных новостей и самых важных текстов – пять сообщений в день максимум. Сейчас там выходит 20-30 новостных сообщений. Но мы понимаем, что мы всей страной оказались в ситуации, в которой никогда не бывали раньше. Это что-то новое. Это продолжительный кризис, ему уже 2 недели, он явно еще не скоро закончится. В этой новой реальности нам приходится тоже смещать акценты. Писать о городе, архитектуре, вещах, о которых мы традиционно много пишем, мы сейчас не можем. Меньше пишем о политических процессах.

Я по себе вижу, что при таком огромном объеме данных из разных источников, моя емкость достигла предела, я не успеваю обрабатывать информацию, мне хочется ограничить ее поток, получать меньше информации, но качественнее. Есть ли у тебя возможность наблюдать, как справляются читатели и другие СМИ?

К сожалению, наблюдать за тем, что происходит с другими СМИ, у меня просто нет времени и сил. Силы всей редакции уходят на то, чтобы обрабатывать новости и приводить их к знаменателю, о котором ты говоришь. То есть, не указывать «еще 1, 6, 16 случаев», а приводить данные и цифры, которые помогли бы читателю сориентироваться: «Сегодня 43 – это много? Это больше, чем вчера?» Мы пытаемся эти вещи добавлять, суммировать, использовать инфографику, чтобы действительно выплывать из этого потока. Минздрав выдает 6-10 сводок в течение дня с разным количеством подтвержденных случаев – все это сбивает с толку не только читателей, но и журналистов. Человек не подготовленный, кто не работает в медиа, в какой-то момент начинает сходить с ума от этого потока. Он будет пытаться выбраться из него любыми способами. У нас нет возможности выбраться из этого потока. Все 8 лет, которые мы работаем, мы сообщаем новости. Мы в этом смысле по скорости редко кому уступали, по содержанию новостей от нас можно было получить полную картину.

Помимо аналитики, мы всегда освещали самые важные и экстренные события в стране. По количеству читателей на сайте мы видим, что людям это необходимо, они приходят к нам за этими новостями.

Отражается ли приток читателей на вашем финансовом положении?

Не особо. В феврале мы успели сделать одну вещь, которую не делали все эти годы – то технически нам что-то не позволяло, то мы считали, что это перегрузит сайт. Мы прикрутили на сайт баннерную систему Яндекса, которая позволяет сайту зарабатывать при хорошем трафике. Когда мы поставили баннерную систему, мы видели, что трафик растет. До этого у нас был пик на президентских выборах, людям нужна была информация, а мы давали честную картину, освещая митинги и протесты. Потом началась череда трагических событий, которая не прекращается – упавший самолет, Кордайские события – они вызывали бурную и очень разную реакцию общества. Трафик на все медиа в Казахстане бешено рос, и мы не были исключением. В феврале мы установили эту систему, а уже в марте поняли, что она мало чем нам поможет, так как она дает очень незначительный рост доходов. Никакой баннерной рекламы на сайтах уже давно не существует, похожая ситуация и у всех коллег. Все подключили Google и Яндекс и пытаются на этом хоть как-то зарабатывать. Как ты знаешь, у нас основной заработок в последние 2 года связан с проведением мероприятий, а не с размещением материалов на сайте. И в этом году мы еще не провели ни одного коммерческого мероприятия. До марта мы вели переговоры, и первые должны были пройти в конце марта, в апреле должен был состояться фестиваль контента в Астане и регионах. Планов на мероприятия было много, как и всегда. Все они отложились или разрушились, как и планы по спецпроектам, и сейчас сложно оценить, в каком они будут положении после завершения кризиса.

Мы понимаем, что бизнес, как и мы сейчас, теряет деньги. Мы наблюдали это в 2014, когда люди в первую очередь отказывались от расходов на PR, маркетинг и рекламу. В этом смысле очень сложно оценить запас прочности бизнеса. Мое внутреннее ощущение говорит о том, что последствия кризиса будут очень тяжелыми. К большому сожалению, мы понимаем, что часть предпринимателей, с которыми мы договорились о проектах, откажется от своих планов и будет искать возможности делать что-то без медиа –самостоятельно, бесплатно, через соцсети.

Мы сейчас немного поддерживаем таких же, как и мы, кто оказался в сложном положении. Мы бесплатно дали баннеры на своем сайте ресторанам – тем, кто остался только на доставке и у кого чудовищное положение. Мы сейчас предложили им поддержку в таком виде, и думаем, что после завершения кризиса сможем предложить им супервыгодные условия для размещения у нас – как в текстовых, так и баннерных форматах. Но будет ли кто-то из них обладать хоть какими-то бюджетами, чтобы нам заплатить, каким бы выгодным не было наше предложение, я не берусь судить.

Мы даже не в состоянии предвидеть и оценить степень падения своих доходов. Мы просели в марте, просядем в апреле. На прошлой неделе мы наблюдали появление двух-трех небольших проектов, разового размещения PR-материалов. И это неплохо в такой ситуации. Мы сможем поддержать две зарплаты из четырнадцати.

Я внутренне раздумываю над тем, чтобы в какой-то момент запустить краудфандинг, прикрутить Patreon, но я прекрасно понимаю, что в тяжелом положении оказались вообще все и просить денег на поддержку медиа очень сложно. Никто не понимает, когда все это закончится, каков их собственный запас прочности, хватит ли им собственной подушки безопасности, если она вообще есть.

Нужна ли сейчас какая-то помощь редакции?

Если выходить за рамки, связанные с финансами, для нас было бы великолепно, если бы для нас писало большее количество людей – нам нужен авторский ресурс, который бы писал не только о пандемии, но и на другие темы. Мы наблюдаем перекос, когда практически весь состав редакции занят новостями, сводками. Пишущие люди есть, но этого недостаточно, поэтому мы были бы рады новым авторам.

Что будет потом, Слава?

Дело же не только в том, чтобы мы наконец вышли из домов, оказались на улице и увидели весну. Дело в том, чтобы мы еще оказались в своих офисах, начали считать деньги и не сошли с ума в этот момент – если мы не сойдем с ума, пока мы сидим дома. Когда все это сложится, тогда мы поймем, где мы все, как страна, где бизнесы – крупные, мелкие, средние. Этот кризис должен в какую-то точку дойти.