Кристина Михайлова, основательница инициативы Women make docs, беседует с режиссеркой Асель Аушакимовой и актрисой Салтанат Науруз о фильме «Велошах». Премьера фильма состоялась на Tribeca Film Festival в 2024 году, где «Велошах» удостоился Гран-при. Казахстанская премьера состоялась на Qyzqaras Film Festival в Алматы. Это второе интервью в серии «Казахстанское авторское кино — это женское кино».
Кристина Михайлова: Фильм «Велошах» выводит на экран редкую для казахстанского кино героиню – это молодая журналистка Дина, работающая на государственном телеканале. Каждый день Дина штампует однотипные ура-патриотические репортажи о стабильно процветающем «Жаңа Қазақстан». Журналистке не чужда саморефлексия, она проводит четкую границу между работой и собственным мнением. Когда её младшая сестра активистка попадает в отделение за несанкционированный митинг, Дина решает проблему при помощи профессиональных связей и саркастически объясняет себе произошедшее.
Быстрый, ни к чему не обязывающий секс с напарником-оператором, ироническая дистанция по отношению к работе, достаточный уровень заработка – всё это позволяет Дине оставаться пассивной зрительницей собственного существования до того момента, пока очередной митинг феминисток в сквере за кинотеатром «Сары-Арка» не приводит к полицейскому произволу в виде убийства сестры Дины. Открытый финал говорит с нами на языке той самой иронии, присущей самой героине, и определяет пределы среднестатистического казахстанского конформизма, обусловленного определенным уровнем комфорта и абсурда. Асель, для кого твоё кино?
Асель Аушакимова: Локальные кинопрокатчики считают, что зрители в Казахстане могут воспринимать только тупые комедии, распиаренные блогерами. Люди ограничены в выборе, выбор за них совершили прокатчики. «Велошах» не вышел в широкий прокат, но я считаю его фильмом для широкого круга зрителей. Вопреки стереотипам об авторском кино как нишевом, я не снимаю фильмы для узкой аудитории. Для меня «Велошах» – это высказывание про компромисс, с которым знакомы все в казахстанском обществе. Но мне хотелось на тему компромисса поговорить в более лёгкой форме.
Салтанат Науруз: Я считаю, что Асель сама чуть-чуть не поняла и сделала гениальную вещь. (Смеется) История «Велошах» локальная, но понятная по всему миру. Когда я смотрела фильм на большом экране в Нью-Йорке, я вдруг осознала, как гениальные вещи происходят, а мы не придаем им значения. Казалось бы, маленькая селф-мейд женщина Асель сняла то, что она там себе придумала. Но в то же время «Велошах» – это огромная вещь. Фильм про то, что если вы не хотите в дерьме жить, не хотите мириться с ультраправыми, не хотите, чтобы на выборах победил Трамп, делайте что-то. Не будьте маленькими, хотя бы соберитесь такими же, как и вы, и покажите, что вы есть. А не просто такие, типа, «ой, как мир ужасен».
С этой стороны для меня, как для актрисы и главной героини фильма «Велошах», открылась совершенно неожиданная перспектива на значение продюсерской работы. Продюсерская работа состоит в том, чтобы людям рассказывать, объяснять, уметь правильно преподнести фильм. К сожалению, казахстанская продюсерка, работавшая с нами, не посчитала нужным даже присутствовать на премьере. Перед премьерой на Qyzqaras я проделала огромную работу со своей стороны, почти месяц писала в личку каждому человеку, которого хотела видеть на показе. Я объясняла, что это за фильм и почему я хочу, чтобы они пришли. У нас выстраивался диалог, это помогало зрителю составить предварительное мнение. В противном случае зритель будет навешивать на фильм лейблы, например, даже банальное: «Мы не поняли фильм, это какое-то женское кино».
Асель Аушакимова: Нас отождествляли также с фем-кино и квир-кино. Я согласна и рада, что это фем-кино. А тех, кто ожидает увидеть стандартное квир-кино, боюсь, фильм разочарует. Дина – не квирперсона. Когда у нас ЛГБТК-кинофестивали запрашивают скринеры, они, наверное, надеются, что главная героиня квир и будет много секса. Но, увы, это не так. (Смеется)
Салтанат Науруз: Моя героиня Дина, она чуть-чуть туда, чуть-чуть сюда. Можно сказать либеральная, но не чересчур. В этом плане я была немного застывшая в начале работы над фильмом. Но когда я увидела свободу, которую мне демонстрирует моя партнерша по сцене, исполнившая роль сестры и как раз-таки квир-персоны, я, конечно, была вынуждена принимать что-то в себе и в ней. Было очень интересно себя исследовать. Дине хотелось не обидеть сестру какими-то странными вопросами или чрезмерным интересом к её жизни. Это всё никак не умещается в клише «квир-кино», всё гораздо сложнее.
Кристина Михайлова: Лейблы существуют для того, чтобы упрощать, категоризировать и помогать справляться с бессознательным страхом перед всем непонятным. Предлагаю воспринимать это как комплимент, потому что где другое казахстанское квир-кино, где другое казахстанское фем-кино? Я не очень люблю риторику, что у нас всё вечно в Казахстане «первое», но тем не менее.
Хотелось бы вступить в полемику с рецензией Галии Байжановой на «Велошах». В ней авторка изучает феномен «квир-, фем-кино, награжденного в Америке»: «Что же покорило в этой работе жюри Tribeca? Вероятно, темное обаяние нашего родного казахстанского абсурда. Нам он кажется какой-то обыденностью – мы и не такое видели, а им, вполне может быть, представляется чем-то новым. Интересно, что в некоторых западных рецензиях на «Велошах» авторы упоминали и другого нашего любителя абсурда – Адильхана Ержанова. Только Ержанов любит выносить все в вымышленный аул Каратас и делать максимально остросоциальный сюжет с очень черным юмором, а Асель предпочитает лишь документировать реальность, обращая внимание на интересы дискриминируемых граждан. Это забавно, учитывая, что режиссеры из разных весовых категорий».
Обходя стороной характерное для казахстанской кинокритики обесценивание и подспудное неприятие западного признания, давайте порассуждаем о «весовых категориях». На ваш взгляд, почему режиссеру-мужчине позволительно говорить на остросоциальные темы, особенно в сатирическом ключе, а режиссерка-женщина в подобном случае воспринимается за пределами «собственной весовой категории»? Большие темы, как и большие бюджеты, предпочтительно всегда делегируются мужчинам.
Асель Аушакимова: Это внутренняя мизогиния кинокритиков. Причём они, я думаю, этого не понимают. В обществе тоже есть мизогиния, сексизм, но в нашей индустрии особенно.
Салтанат Науруз: Индустрия насыщена мужчинами, с этим приходиться мириться. Тут уже стоит вопрос не о формулировках, подтекстах и позиционировании, а о харассменте и насилии. Как актриса, я сталкивалась с этим лично, я могу назвать имена. Однако мы не можем просто всех обозвать харассерами и остаться в полном одиночестве. Но молчать об этом тоже нельзя. Всем женщинам в индустрии нужно делиться друг с другом этим знанием, чтобы все были осведомлены и подготовлены. Чтобы когда к тебе, молоденькой актрисе, будет кто-то «подкатывать» из уважаемых мэтров, которым все ноги целуют и не только, то ты не будешь себя винить и думать «что-то со мной не так, раз ко мне так относятся». Нет, девочка, моя золотая, с тобой всё нормально, всё хорошо! Виноват человек, который себе это позволяет с молчаливого согласия всех вокруг.
Асель Аушакимова: Во-первых, у нас в Казахстане институт репутации в принципе отсутствует. У нас нет понятия «нерукопожатный». Во-вторых, у нас не разделяют профессиональную и дружескую сферы, потому что если ты должен дружить с этим человеком, чтобы с ним работать, то ты не можешь работать без дружбы. Если мы начнём публично говорить, возможно, что-то начнёт меняться.
Кристина Михайлова: Какие институциональные изменения вы бы предложили?
Салтанат Науруз: Такой неожиданный пример, но вот когда мы в Амировку (ЛГБТК-пространство в Алматы - прим.ред.) пошли, нам перед входом буквально зачитали, как мы должны себя вести. Минут десять мы стояли под дождём и слушали, что нам можно делать и что нельзя. В первую очередь охранница сказала, что мы в безопасном пространстве, и чтобы нам было окей, мы должны к другим относиться так, чтобы им было окей. Так просто, но допустим, если бы мы могли в нашей индустрии где-то внедрить такие регламентированные нормы поведения, то многое бы изменилось в лучшую сторону.
Кристина Михайлова: Согласна, но не уверена, что это эффективно сработает, если будет оформлено в виде нормативно-правовых актов. Можно сказать, нарушениями закона о кино мы практически завтракаем каждый день. Поэтому я мыслю о других институциональных формах.
К примеру, «Велошах» – это ко-продукционный проект, сделанный совместно с Францией. Подчеркну, без участия государственного финансирования с казахстанской стороны. Это важно, потому что определяет логику отношений власти. Всё-таки, когда мы работаем с западными партнёрами, это всегда доминирование имперского нарратива. Осознанное или нет, но оно присутствует. Будучи лишены первоначального финансового участия со стороны Казахстана, распределяющего силы во владении правами на фильм, а вместе с тем и прибылью, независимые режиссеры вынуждены подстраиваться под несправедливые условия ко-продукции.
Мы должны институционально объединяться, коллективно выступать и отстаивать свои права. Это одно из основных направлений работы для меня в Women make docs. И я говорю не только о правах казахстанских фильммейкеров, но и о регионе Центральной Азии. Мы находимся в схожих условиях эксплуатации, когда говорим о ко-продукции. Есть западные партнеры, которые откровенно занимаются экзотизацией кино из Центральной Азии, и есть локальные авторы, которые вполне себе поддерживают такие практики. Возможно, как и в случае с мизогинией, они просто не осознают подобные процессы применительно к себе.
Расскажите о своём опыте работы с ко-продюсером. Существует масса забавных стереотипов, аля «продались западным фондам и всё сделали, как они вам сказали», «пропаганда западных ценностей», «грантогрызки» и прочее. Как это работает на самом деле?
Асель Аушакимова: Начнем с того, что я очень долго искала финансирование на этот проект, около четырех лет. Поддавалась в различные фонды, участвовала в кинорынках. Вполне себе доброжелательная атмосфера на этих кинорынках, мне никто не говорил «надо побольше лесбиянок» (Смеется). Когда я нашла ко-продюсера, во время работы не было никакого идеологического давления.
Для меня ко-продукция – это, наоборот, способ обойти цензуру и насаждаемую в Казахстане государственную идеологию. Но в ко-продукции мы не купаемся в деньгах, так как у европейских фондов есть определенные лимиты на гранты. Они в разы меньше тех денег, которые дает ГЦПНК. Я вообще ещё ничего не получила с «Велошаха», ни копейки, потому что были такие условия. Это, на мой взгляд, называется in-kind investment. Я согласилась получить гонорар после проката, поэтому неизвестно получу ли я что-то вообще. Если будет прокат, то, да, получу гонорар с дохода с него. Если не будет, то ничего не получу. Я это сделала, потому что самым важным для меня было снять фильм.
Кристина Михайлова: То есть ты была готова работать просто за возможность снять фильм? До каких пор ты готова с этим мириться?
Асель Аушакимова: Даже не знаю, потому что следующий мой проект, по ходу, тоже так будет сниматься.
Салтанат Науруз: Почему?
Асель Аушакимова: А ты найди деньги, чтобы мне заплатили гонорар!
Салтанат Науруз: Да, когда ты искала финансирование на «Велошах», ты соглашалась на всё, потому что тебе важно было снять. Сейчас у тебя совсем другой уровень, ты выиграла главный приз Tribeca!
Асель Аушакимова: Я никогда не против заработать. (Смеется)
Салтанат Науруз: Нет, это другое дело, когда ты принципиально отстаиваешь себя. Добавлю про французского ко-продюсера со своей перспективы. Я лично не работала с Антуаном, с генеральным продюсером. Мы увиделись на премьере в Нью-Йорке на Tribeca. Всё было внешне вежливо, доброжелательно. Я ему задавала вопросы какие-то, но судя по его ответам, у меня внутри было ощущение, что он ко мне относится как к аборигену. Буквально он такой: «Я белый человек, который приехал на вашу землю». Я тогда поняла для себя: «Excuse me, я не абореген, и я чувствую, что ты делаешь». Ещё раз повторю, это именно чувствование, вряд ли ты увидишь какие-то подтверждения, это на уровне эмоционального интеллекта.
Я думаю, здесь важно не прогнуться, типа, «белый человек лучше меня знает». Надо найти какую-то опору внутри себя и сказать твердое «нет». Я сама знаю, у меня есть моя позиция, у меня есть мой опыт, у меня есть профессионализм. В какой-то мере колониальное отношение происходит с позволения нас самих. Нужно в самом себе это отслеживать.
Асель Аушакимова: Понимаю твою позицию, но надо тоже соотносить то, что ты можешь сделать и то, что ты хочешь.
Кристина Михайлова: Я помню Асель в 2019 году на питчинге кинофестиваля «Евразия» в Астане, это было самое начало карьеры, верно?
Асель Аушакимова: Это вообще был мой первый питч, первый год после киношколы. Я подалась, меня отобрали и я, честно, была в шоке от происходящего вокруг. Чувствовала себя абсолютно чужаком. Прошло пять лет, и я на казахстанской премьере собственного фильма на Qyzqaras. Здесь была совсем другая атмосфера, никакой токсичности, абсолютная свобода, без какого-то официоза. Было очень приятно.
Салтанат Науруз: Что ещё хорошо было на Qyzqaras, я не почувствовал патриархальную атмосферу из серии поклонения перед аксакалами. Никаких агашек, очень много было молодежи. Прикольно, коллеги-мужчины не пришли на показы и я сначала подумала, что они нас не уважают. Потом думаю, а как на самом деле хорошо, что они не пришли!
Кристина Михайлова: А кого ты представляешь, когда говоришь коллеги-мужчины? Это хороший момент, что можно назвать имена, давайте сделаем список для наших читателей. Начнем, конечно, с женщин-режиссёрок.
Салтанат Науруз: Все, кто были на Qyzqaras: Айжан Касымбек, Малика Мухамеджан, Асель Аушакимова, Шарипа Уразбаева, Кристина Михайлова, Жаннат Алшанова, Венера Каиржанова, Шугыла Сержан, ну и совсем молодые девочки, которые были на питчинге Qyzqaras.
Кристина Михайлова: Отлично, спасибо, давайте мужчин вспомним. Из нашего поколения, ровесников.
Асель Аушакимова: Ну мужчин-то завались! Из молодых, Дархан Тулегенов, Диас Бертис, Айсултан Сеитов, Айторе Жолдаскали, кто ещё…
Кристина Михайлова: Ну вот и не «завались». (Смеется)
Асель Аушакимова: Нет, их же много на самом деле. Мужчин намного больше!
Салтанат Науруз: Ещё Алдияр Байракимов. Всё, больше нет.
Асель Аушакимова: Дело даже не в численном преимуществе, а в распределении ресурсов. Мужчины больше получают бюджетов, в том числе деньги государства, в том числе на фильмы про женщин. А что, женщины сами про себя снять не в состоянии? Например, в этом году я подавала на питчинг фильм про женщину, там чуть-чуть было в сценарии про домашнее насилие. Мой проект не прошел даже первый отборочный этап. Зато смотрю, фильм Диаса Бертиса про домашнее насилие, тоже про женщину, вообще без проблем прошёл.
Кристина Михайлова: Верите ли вы в то, что в ближайшем будущем что-то изменится, говоря как о ситуации в кино, так и о Казахстане в целом?
Асель Аушакимова: Я чувствую, что происходит усиление гомофобной риторики, всё становится только хуже. С прошлого года заговорили про утверждение списка тем для финансирования кино, такого списка тем никогда не было. Это откровенное идеологическое давление.
Салтанат Науруз: В отношении государства нет ощущения регресса, но есть ощущение какого-то транзита и непонятно, к чему это приведет. Хочу, чтобы наши кинематографисты расширили свой кругозор в плане поиска бюджетов, слезли с «иглы» финансирования от государства. К примеру, работа с частными фондами, с бизнес-структурами, с меценатами. Это внутри Казахстана. А говоря о том, что снаружи, сейчас я вижу необходимость в ко-продукции. Искать своих людей, вкладывать в себя, развивать своё мышление и рефлексивно выстраивать собственную позицию, что ты не «колонизированная чувиха» из «неизвестно откуда», которая ни хрена не знает и теперь будет молиться богам, давшим ей деньги. Найти опору внутри себя, а это возможно только через внутреннюю работу над собой.
Поддержите журналистику, которой доверяют.
