Ромашкина: Расскажите, как два молодых человека получают такие крутые фильмы для фестиваля?

Шукенова: У нас рыночные отношения, мы платим за эти фильмы. Чтобы за них заплатить, нам нужно собрать деньги. На самом деле работа начинается еще весной, после крупных кинорынков, когда мы понимаем, что у каких-то фильмов появились российские дистрибьюторы, а какие-то фильмы еще зреют. Пишутся тонны писем, уговоры и рассказы. Это, честно говоря, Борина работа, это для него идеальное занятие, потому что он хорошо ищет информацию. Может найти профайлы нужных людей в Facebook, написать им, у меня на это терпения не хватает, потому что если кто-то мне отказывает, хочется сказать: «Ну и не нужен мне этот фильм!» Слушай (обращаясь к Борису - V), если ты присоединишься к разговору, это спасет все (смеются).

Ахматова: Наргиз, вы говорите о рыночных отношениях: просто платим деньги. В прошлом году вы давали интервью и сказали, что бюджет был каких-то жалких 3 миллиона тенге. Вы что, купили одного «Бердмана»?

Байков: Мы очень любим считать, сколько денег мы получаем с этого фестиваля, обычно у нас это выходит как у уборщицы Макдональдса. И это не шутка. Если посчитать три месяца, которые мы работаем: сентябрь, октябрь, ноябрь, выходит очень ничтожная сумма, при том, что мы работаем только вдвоем.

Ахматова: И сколько получает уборщица Макдональдса?

Шукенова: По тысяче долларов за три месяца. Мы купили кино, мы вложились в рекламу – была наружка, она съела примерно треть бюджета. Треть бюджета ушла на разные расходы, к сожалению, не нам. С продажи билетов половина денег осталась кинотеатру, половина – у нас. В прошлом году к нам пришло 3 тысячи человек, было очень много людей, которые проходили бесплатно. Но в этом году мы решили пресечь эту порочную практику: просто открыли аккредитацию.

Байков: Ты зачем-то рассказываешь алгоритм, не надо этого делать. Про крутые фильмы: фишка в том, что допустим, Золотой лев Венеции – никто не ожидал, что его получит лента «Издалека», потому что это дебют абсолютно неизвестного парня из Венесуэлы. Тут отчасти есть некоторое умение предугадывать то, что будет интересно. Чем раньше ты проявляешь интерес к какой-то картине, тем вероятнее, что она тебе в итоге достанется. Вопрос в том, чтобы ты проявил интерес к правильным фильмам.

Ахматова: А вы отсматриваете фильмы?

Байков: Да, все смотрим, к сожалению.

Ромашкина: Почему к сожалению?

Байков: Очень сложно побить фестиваль прошлого года, потому что прошлый год был очень сильный в кино. Очень много ярких картин. Я сейчас задумался о том, что 2014 год был, наверное, первый год после Горбачева, когда Запад очень интересовался русским кино. Был «Левиафан», «Племя», «Дурак», «Хозяева» Ержанова, это очень сильная компания. Что самое классное, у них у всех была некая общая история. И это выглядело так, как будто здесь реально что-то происходит. В этом году этого всего нет.

Ахматова: Думаю, в прошлом году сыграла еще и политическая повестка: Украина. Внимание Запада было повышенным.

Байков: Можно было бы так сказать, если бы эти фильмы были бы плохими, а они очень хорошие. Самое классное, у них есть общая тема: человек против государства. А в этом году очень много фильмов разочаровали. Мы хотели взять последний фильм Вендерса «Все будет хорошо», но это совершенно нельзя смотреть, это очень плохо.

Ромашкина: По какому принципу вы в этом году выбирали кино?

Байков: У нас в этом году, слава богу, три программы. Поэтому у нас в каждой программе разная идея. Допустим, документальное кино – это инструкция по выживанию. Там так получилось, что всегда есть крышка, под этой крышкой есть герой, он оттуда выйти не может. Но он начинает придумывать свой внутренний мир, красоту, благодаря которой он живет. Подобрались пять таких фильмов около этой темы, которые мне кажутся очень актуальными. Британское кино мы стремимся показать максимально британским. Три фильма – это адаптации книг. Основная программа, как и в прошлом году – мы показываем то, что, на наш взгляд, является самым важным.

Ахматова: Красиво вы так рассуждаете, даже не хочется лезть со своими меркантильными вопросами. Я не зря сказала про 3 миллиона тенге, на которые вы сделали фестиваль. Это почти бесплатно. Очень бюджетно и с очень сильной программой. У вас появились какие-то дополнительные спонсоры или опять пришлось изворачиваться?

Шукенова: Изворачиваться приходится всегда. В этом году у нас уже больше фильмов, и хочется делать какие-то вещи: например, выпускать каталог, сделать сайт и сувенирную продукцию. Потому что надо расти, если бы мы сделали прошлогодний формат: 4 дня и 12 картин, это было бы отсутствие роста и интереса. Нам повезло, что здесь проявили интерес наши партнеры-спонсоры, пока это все иностранные организации: Британский совет, Фонд Сороса, генеральное консульство США в Алматы, Французский Альянс. Единственный наш казахстанский спонсор – кафе «Неделька». Данияр Сулейменов, владелец кафе – это единственные казахстанские деньги, которые у нас есть. В прошлом году он ходил на фестиваль, посмотрел почти все наши фильмы, и до сих пор в восторге.

Ахматова: Скажите, какова миссия вашего фестиваля? Вы прописывали, формулировали, когда задумывали его?

Байков: Она у нас в принципе прописана в названии. Мы пытаемся создавать вокруг фестиваля некую группу людей, которые с одинаковым интересом относятся ко всему, что происходит в кино, и не страдают какой-то зашоренностью, что кино должно быть только таким, что вот фильмов про геев нельзя, про супергероев нельзя и т.д.

Мы пытаемся собрать группу светлых голов, которые абсолютно спокойно могут смотреть про Сен-Лорана и про украинских проституток и оценить в этом искусство, а не свои предубеждения – ой, я это смотреть не буду.

Очень круто, что у нас есть любимый зритель, мы хотим выдать ей почетный бейдж.

Шукенова: Это то ли школьница, то ли студентка, она приходила на все наши сеансы. Она писала нам, что очень любит Долана. Она не из тусовки, она приходит одна и мы понимаем, что для нее это важно. Будет отлично, если таких мальчиков и девочек будет гораздо больше. Не знаю, будут ли они снимать кино или они просто будут воспитывать детей и вкладывать в них эти ценности, в любом случае, это будет здорово.

Байков: Для нас это был бы идеальный формат – показывать хорошее кино и знать практически поименно людей, которые к нам приходят.

Шукенова: Еще меня радует, что в прошлом году были взрослые люди. Мы подавали на грант как молодежный фестиваль, в итоге приходили люди в возрасте 30-40 лет, это самая неактивная часть киноаудитории. Мы все же смогли до них достучаться. Мне кажется, наша британская часть программы нацелена и на них, мы надеемся, что каждый найдет что-то себе по душе. А вообще мы как вынашивали фестиваль: мы поняли, что нас не устраивают местные фестивали, и что мы хотим свой собственный, как мы его хотим видеть и как нам кажется это должно быть. В этом году здорово, что он случился во второй раз: мы выросли, и он тоже вырос. Насколько получится в третий раз – это уже вопрос, потому что мы на это тратим по полгода и до последнего не знаем, что случится, удастся ли воплотить все и это конечно, очень тяжело, потому что нет стабильности.

Ахматова: Вы сказали, что местные фестивали вас не устраивают. Насколько мы знаем, вы работали на «Евразии».

Шукенова: Ну как работали? Мы не получили за работу деньги.

Байков: Мы были первыми в мире волонтерами, которые работали, не зная, что они волонтеры.

Шукенова: Мы привели команду, которая делала ребрендинг, логотип, Борис сделал программу, но в июле мы уже понимали, что денег нет. Все это происходило вне Казахфильма. Мы просто хотели делать очень хороший фестиваль. Потом мы поняли, что ценности у нас разные, и мы решили уйти, это было болезненно.

Ахматова: А что случилось? Вас приглашают работать на фестиваль. Вы оговариваете какие-то условия?

Байков: Нет-нет-нет, все начинается издалека. Когда мы сделали Clique в прошлом году, получилось так, что мы вообще впервые сделали какой-либо фестиваль не бесплатно, а за деньги. Причем по количеству денег я уверен, мы собрали больше, чем другие фестивали, что были до нас. Соответственно, благодаря Clique и «Бердману» все расшевелились и решили, что все могут делать фестиваль и да, мы зачем-то туда включились, думая, что все это будет делаться хотя бы немного адекватно, но в итоге делалось все как всегда.

Ахматова: Вас пригласили в «Евразию»?

Шукенова: Да, это было в марте, и мы подумали, что здорово, что Казахстан — такая страна, где в первый год ты делаешь фестиваль за 3 миллиона тенге, а потом такой резкий скачок – тебя замечают и ты делаешь уже большой фестиваль, и у тебя есть шанс на стабильность. И между собой мы, собственно, поэтому и согласились: хотелось сделать что-то большое, важное, и как-то внести свои ценности.

Байков: Отдельная история — логотип. О том, что надо делать новый логотип сказал я, потому что старый логотип «Евразии» напоминает мумию Ленина: золотое, красное, абсолютно бесполезная вещь. Я очень долго спорил с нынешним руководством. Дизайнер нарисовал то, что я говорил, я делал техническое задание, и я за эту работу ничего не получил.

Ахматова: На мой субъективный взгляд, это была самая провальная «Евразия» за 10 лет, начиная от менеджмента заканчивая самими мероприятиями. В этом году ее впервые возглавил Рашид Нугманов, и казалось бы - он должен был оживить фестиваль… А он говорил, что состоит в переписке с Тарантино и Спилбергом и о том, что они не смогли приехать.

Байков: Ну, это правда смешно, когда нам говорят: ребята, фестиваль фестивалем, программа программой, но мы сейчас отправляем письмо агенту Спилберга и до 20 августа ждем ответ…

Шукенова: …если нет, зовем местных.

Байков: Мы до этого работали на многих фестивалях, не только на Clique. Я пытался что-то делать по программе, придумывал некий маркетинг – как это все можно раскрутить. Потому что у фестиваля очень плохая репутация. Мы шутили, что Clique уже круче «Евразии», хотя бы потому что между первым и вторым фестивалем прошел год. Не знаю, знаете ли вы, что между первым и вторым выпуском «Евразии» прошло 9 лет.

Ахматова: С чем эту всю ситуацию связываете? С особенностями местного менталитета? Хотя Нугманов прожил на западе много времени…

Байков: Потому что мы Дон Кихоты, и нам хочется, чтобы случались большие и хорошие вещи. Потому что есть некий элементарный идеализм, но иногда он сталкивается с реальностью. Когда мы вдвоем делаем Clique, мы понимаем, что в этом году мы практически удвоили программу – у нас будет 20 фильмов. Большую часть картин мы привозим сами. У нас три программы, у нас нет помощников, нет киноведов, которые мне что-то подсказывают. И мы все-таки справляемся, и это круто, это дает нам силу. Мы думали, что и на Евразии можно было сделать что-то такое, но мы понимаем, что это нам интересно показывать кино, а людям интересно пройтись по красной ковровой дорожке в смокинге, который ты арендовал на один вечер.

Ахматова: Вы уходили со скандалом?

Байков: Нет, мы не хлопнули дверью, но больше делать так не будем.

Шукенова: Просто возникает опыт, и ты больше ценишь свой труд, свой опыт. Без договора мы работать не будем, к сожалению, это то, что пришло к нам опытным путем.

Ахматова: Борис, кажется, расстроился.

Байков: Я на самом деле злюсь, я не расстраиваюсь. Я злюсь объективно, потому что это очень неправильно.

Шукенова: Фестивали не должны быть государственными, государство не должно выделять на них 500 тысяч долларов. Государство не спускает деньги на Берлин, на Канны. Это то, что питает города, и приносит деньги всем, кто там участвует. Ну, это просто изначально неправильно — это советское мышление, что на культуру вам должны спускать миллионы долларов, а вы должны распределять и осваивать. Это не должно быть так. Поддержка да, должна быть в каких-то определенных количествах. Третий Clique имеет смысл, только если мы сумеем стать бизнес-компанией, когда мы сможем на нем зарабатывать. Иначе он не имеет смысла.

Ромашкина: Вы можете зарабатывать на билетах. Или есть еще какие-то варианты?

Шукенова: Все доноры не предполагают гонораров. Когда ты подаешь заявку, все просят исключить гонорары. Мы пока нафандрейзили какие-то средства, пока мы оттуда ничего не берем, потому что за какие-то фильмы мы еще не заплатили. Это не такие большие деньги, плюс мы придерживаемся ценовой политики киноцентра «Арман», которая не очень высокая. В прошлом году мы продавали билеты за 1000 тенге. По нынешнему курсу это какие-то копейки.

Байков: Я не знаю, где еще можно было посмотреть «Бердмана» за 3 доллара.

Ромашкина: У вас в Clique.Doc много фильмов, связанных с 90-ми годами. С чем это связано, это не из-за последних трендов, когда народ в Facebook делился фотографиями 90-ых?

Шукенова: Нет, мы давно выбрали эти фильмы.

Байков: «Чак Норрис против коммунизма» — супер кино, я давно мечтал, чтобы кто-то снял такое. Это очень интересное кино о периоде кассет VHS и кустарной озвучке, на Западе вообще такого нет, у них все картины озвучены профессионально. Я помню, как мы брали домой кассету с «Красоткой», в которой титры обрезаны, и там следом начиналась «Горькая луна» Поланского. А если вы видели «Горькую луну», то вы знаете, что это очень серьезное кино. У меня родители посмотрели «Красотку», заснули, а я не заснул, и там начинается, и я – опаа… Поколение молодых режиссеров познакомилось с кино именно так. Так оно пришло к нам. Поэтому у нас всегда будет к этому ностальгия.

Ахматова: Какие еще картины дались вам трудом? Дороги больше, чем остальные?

Шукенова: Гран-при Венеции, наверное. У нас в СНГ нигде еще не показывали эти картины.

Ахматова: Я хотела, ребята, про вас поговорить. Как давно вы познакомились? Как вы нашли этот единый культурный код, который помогает вам создавать то, что вы делаете?

Шукенова: Сейчас будет очень много шуток.

Байков: Наргиз нашла деньги одному корейскому мальчику для того, чтобы он снял короткий метр. Это было на втором курсе ВГИК, а мы училось параллельно. Это была сенсация, потому что, несмотря на то, что это институт кинематографии, там мало кто снимает. А так, чтобы кто-то нашел деньги на то, чтобы что-то снять, это вообще… Ну, там, где деньги, там и я. Подошел, познакомился.

Шукенова: Да, на втором курсе я нашла деньги на фильм. Он был снят моим другом, к сожалению, это было плохое кино. Это кино, которым я не могу гордиться. Первый фильм, который я спродюсировала и которым могу гордиться, называется как ваше издание: «Власть». Мы его делали вместе с Борей. Боря по образованию режиссер игрового кино, а я – продюсер. Что хорошо во ВГИК, у тебя есть возможность познакомиться с людьми, которые хотят делать то же самое, что и ты. На втором курсе мы познакомились друг с другом, и какие-то проекты у нас реализовались с большим, какие-то с меньшим успехом. Что здорово – каждое новое дело укрепляет наши позиции, мы хотим делать большие и честные вещи, и с «Власти» это все началось, Clique – это логическое продолжение того, что мы делаем. Снимать кино очень сложно, и из-за того, чтобы мы отвлекаемся на Clique и другие вещи, мы, к сожалению, не снимаем. Надеюсь, что после кинофестиваля мы начнем.

Ахматова: Кстати, про короткий метр. У вас в этом году в программе конкурс «48 часов».

Шукенова: Фух, Слава Богу, вы спросили. Мы в прошлом году проводили конкурс короткого метра, собирали короткометражки, которые снимаются в Казахстане, и наградили нашего победителя Олжаса возможностью снять новое кино. Кино снимается мало, и за год вряд ли появились работы, которые кого-нибудь удивят, поэтому Чарльз из Генконсульства США в Алматы предложил нам формат – «Снять за 48 часов». Это довольно популярный формат на западе, когда объявляется конкурс, подаются заявки и накануне объявляются условия. Например, группе говорят, что в этом фильме должна быть женщина с диктофоном, такая-то музыка.

Ахматова: Участвовать может любой человек?

Байков: Это очень круто – абсолютно любой!

Ромашкина: Технических требований никаких нет?

Шукенова: Нет. Вы можете, как на мобильник снять, так и на профессиональную камеру, если она у вас есть. Мы сейчас открываем прием заявок – неважно, сколько вам лет, какого вы пола и вероисповедания, вы можете поучаствовать.

Байков: Так что мы ждем Спилберга и Акана Сатаева!

Ахматова: А вам не страшно? «Арман» же уже устраивал показы отечественного короткого метра. Чтобы что-то стоящее увидеть, надо пересмотреть, ну, простите меня, кучу трэша.

Байков: Ну, это да. Я – программный директор, я знаю.

Ахматова: Эта грань между «хоум муви» и коротким метром – очень зыбкая.

Байков: Чисто физически в прошлом году мы получили 60 фильмов, из них треть – фильмы, снятые в году 2008-м. Люди, которые 5 лет ничего не снимали, хотят на конкурс, и мы должны им дать камеру RED, а это камера, на которую Стивен Содерберг снимает сериалы. Зачем? Это абсолютно нелогично, мы таких людей не подпускаем к конкурсу. Конечно, в этом есть и моя вина – я должен был сказать, что мы принимаем фильмы только последнего года. Но я даже в мыслях не мог допустить, что человек вспомнит, что он снимал 7 лет назад и вышлет это! В этом году конкурс призывает к действию – ребята, давайте, снимайте!

Ахматова: 48 часов на съемки, монтаж, пост-продакшен…

Байков: Да, на все. Это может быть один кадр, но если вы в одном кадре соедините все три элемента истории. Это испытание на креативность, на сообразительность.

Ахматова: Вы знаете, я могу привести примеры действительно гениальных коротких рассказов в одно предложение. А у вас есть примеры вдохновляющего короткого метра за 48 часов?

Шукенова: А мы будем их выкладывать.

Ромашкина: Так, какой у вас приз?

Шукенова: Мы сейчас готовим несколько, но самый главный будет от ArbaWine,так как они поддерживают кино. Они выкупят одну короткометражку, может быть, даже две. Нам кажется, это важный прецедент в Казахстане.

Ахматова: А вы не боитесь провала? Если заявок не будет?

Байков: Ну нет, не боимся. Если заявок не будет – это такой будет социологический итог. Значит, люди не хотят. Все, что они могут - подать короткометражку, которую снимали в 2007 году в Жургеновке. Но я уверен, что очень многие люди запишутся. А сколько из них что-то сделают? Я надеюсь, что хотя бы один снимет, и он будет молодец, потому что получит сеанс в «Армане». Получит все призы, потому что больше некому будет их вручить. Стоит попробовать.

Ахматова: А судьи кто?

Шукенова: Судьи? Судьи – те, кто нас поддерживает. Генеральное консульство США в Алматы, Будут представители ArbaWine и еще пара наших спонсоров.

Ахматова: А вы? Из этой компании – вы, пожалуй, единственные люди, имеющие непосредственное отношение к кино.

Шукенова: В прошлом году у нас был Адильхан (Ержанов - V), который оценивал конкурс короткого метра. Мы очень надеемся, что к нам присоединится Азиз Жамбакиев, потому что мы покажем картину, на которой он был оператором (речь идет о непальской картине «Черная курица» - прим. V).

Возможно, даже хорошо, что в жюри будут люди, которые обладают культурой, но не обладают навыками в кино. Боря предлагает пригласить в жюри Олжаса, победителя прошлого года в конкурсе короткого метра.

Ромашкина: А он снял картину?

Байков: Да. Мы ее покажем. Социальную. Жесткую. Про правду, про Казахстан.

Ахматова: Как-то это стало модно — снимать социальные картины. Про правду. Борис, вы как человек, который может предугадывать тренды, как думаете, какой будет следующим в кино?

Байков: Мы поняли, что в этом году очень много кино про рефлексии о прошлом. Даже картина, которая есть в программе: «Шерлок Холмс». Да, это Шерлок Холмс, но ему – 90 лет и он вспоминает о случае 30-летней давности и начинает его расследовать. Это, кстати, очень интересно смотреть. Мир воспоминаний. Но на другом конце оси – у нас «Любовь» Гаспара Ноэ –скандальная картина. По факту – это любовный треугольник. Но тоже воспоминания. Эта тема – везде. И в фильмах про 90-ые. «Голос улиц» - 80-ые. Может, это от того, что стали много воскрешать старые громкие фильмы. «Мир Юрского периода», сейчас вновь «Звездные войны» выходят, фильм про Стива Джобса, которого все ждут – это тоже прошлое.

Ромашкина: А когда мы начнем снимать о будущем? В 2016 году есть шансы?

Байков: Не знаю, мне кажется, в культуре сейчас какое-то непонимание – что будет дальше.

И еще мне кажется, я знаю, почему Западу интересна Россия. История «человек против государства», здесь настоящая. Здесь ты ей веришь. Здесь она имеет место. И она как-то по-особенному звучит.

А так никто не знает особо, о чем снимать. Много снимают про права человека, но я бы не сказал, что это тренд, это не повестка дня. Это скорее дань политкорректности.

Ахматова: И с чем вы связываете ностальгию по прошлому в кино?

Байков: Именно с тем, что мы сегодня в каком-то тупике. Мы не понимаем, что происходит.

Ахматова: Чтобы исследовать сегодня, надо обернуться? Отработать прошлое?

Шукенова: Говорят же, что нужно 40 лет на осознание эпохи.

Байков: Ого. Пошли христианские мифы? Нет, это правда. Я действительно считаю, что сегодня мало кто представляет, что дальше делать.

Ахматова: Вообще? Или в кино? Или в кино, как отражении реальности?

Байков: Это взаимосвязано - кино и мир. Даже те режиссеры, которых мы привыкли считать миссионерами будущего… Фон Триер. Его «Нимфоманка» - это же сплошные рефлексии, пересказ всех своих фильмов. «Меланхолия». Название само за себя говорит. Даже он не в состоянии думать о будущем. И самое абсурдное во всей этой ситуации это то, что самые живые и смелые ребята – это «старички».

Шукенова: Mad Max? («Безумный Макс» - V)

Байков: Точно! Это Mad Max. Как к нему не относись, он – в Каннах. И совершенно справедливо. Хотя это очень старый бренд 80-х.

Ромашкина: Режиссер же сам себя переснял?

Байков: Да! Он переснял себя на языке «Голодных игр».

Ромашкина: И он вписался в ритм современного времени. Мне кажется, в мире не было режиссера, который мог бы это сделать.

Ахматова: А это все не отдает некой беспомощностью? Нет?

Байков: С точки зрения того, что у нас нового нет – да. Но с точки зрения того, что эти режиссеры старые… Ты вроде от них ничего не ожидаешь, но они в состоянии выдать более бунтарское и анархистское кино, даже по сравнению молодыми. Это и нам упрек. Мы не в состоянии сделать так. Даже Мартин Скорсезе смог выпустить 3-часовой фильм с Леонардо Ди Каприо. Абсолютно тупая комедия! Просто набор гэгов. Но почему-то ни один молодой режиссер на это не осмелится. Это очень рискованный ход. Ок, мы все любим гэги. Но гэги – это на час и еще полчаса – любовная история. А там нет. Там час. И еще час. И еще час! И при этом – никакого катарсиса, Ди Каприо не очень приятный, всем изменяет, всем врет. Поэтому – да. Какая-то такая ситуация, когда все возвращаются в прошлое (самые сильные из них - старики), а нового ничего нет.

Ромашкина: Хорошо. А казахстанское кино? Где оно? Что с ним происходит?

Шукенова: Мы тоже задавались этим вопросом. Мы бы рады были показать что-то казахстанское. Мы рады, что в прошлом году нам все-таки удалось вытащить «Хозяев» Ержанова, «Нагиму» Жанны Исабаевой. Но в этом году – нет.

Ахматова: Вообще нет? Или не получилось с премьерами, которые уже прошли?

Шукенова: «Шлагбаум» уже был в прокате.

Байков: Смотрите, как получилось, в прошлом году про фестиваль «Евразия» вообще никто не понял, что было такое нечто. Мы показывали наше кино. Простите, когда я говорю «наше», я говорю про казахстанское. Но в этом году там был не только фестиваль «Евразия», там был еще какой-то фестиваль внутри фестиваля «Евразия».

Ахматова: «Шакеновское созвездие».

Байков: И после двух фестивалей, направленных на развитие казахстанского кино, нам не стоит повторять те же самые картины. Нет смысла.

Ромашкина: А были на «Евразии» картины, которые вы бы хотели показать?

Байков: Честно? Была одна, которой не было в программе двух фестивалей. Но она просто не готова для выпуска. Фильм Адильхана Ержанова про историю кино. Он, конечно, документальный… Мы были бы рады его посмотреть, но продюсеры сказали, что он еще не готов к публичной казни.

Ромашкина: Давайте перейдем к Гаспару Ноэ.

Байков: Давайте. Мы все сделаем, как надо. В 12 часов ночи всем дадим очки. И там все будет. Прямо с первого кадра. Представляю себе реакцию публики. Там первое, что мы видим – предупреждение. «Пожалуйста, наденьте очки, сейчас начнется фильм Гаспара Ноэ». Конечно, «Гаспар Ноэ» написано большими буквами, все остальное – маленькими. Следующее, что ты видишь… делаешь вот так (закрывает глаза рукой): «Опа!» И понимаешь – началось.

Ахматова: Мне кажется, там можно снять короткометражку сразу.

Байков: Да. Реакция людей на фильм «Любовь». При этом фильм очень неплох.

Шукенова: При этом фильм не об этом, он о разрыве, о рефлексиях.

Байков: Но этого там тоже очень много. Не переживайте. Очень. Много.

Шукенова: Просто там все перебивается этими «красными» сценами. Но проникаешься на самом деле этой историей любви. И там много про то, как ты скучаешь, тоскуешь…

Ромашкина: Паспорт будете спрашивать?

Шукенова: Придется как-то организовать все это, да.

Ахматова: Что у вас еще будет необычного? «Грозный блюз», я удивилась.

Байков: А почему удивились?

Ахматова: Нет, конкретно я удивилась и обрадовалась. Но будет ли он интересен для казахстанского зрителя?

Байков: Во-первых, это очень хороший фильм. Я почти уверен, что больше у него не будет показов в Казахстане. Он снят хорошим оператором, все красиво, и, к сожалению, все довольно актуально. Там есть вполне конкретная тема про одиночество женщины в патриархальном мире. Когда родители говорят тебе, что тебе пора делать – замуж, ребенка завести, а ты… Ну, ты же человек. У тебя желания какие-то, дела…

Ахматова: Когда ты не хозяйка собственной жизни?

Байков: Да. Там об этом. И рассказано очень хорошо. И даже есть какой-то грустный юмор. Мы на презентации показывали отрывок, когда Рамзан Ахматович появляется в костюме Деда Мороза.

Шукенова: Там смешно. Женщина берет Конституцию и говорит: «Сегодня День Конституции, но пусть его празднуют те, у кого есть права». И следующий кадр – Кадыров в шелковом костюме Деда Мороза.

Байков: Этот кусок, который нам дали создатели, очень политический. Мы должны презентовать то, что нам дают. А мой любимый там другой. Героиня сидит дома, смотрит фотографии и говорит: «Вот как это происходит?» И показывает фото: «Я с подружкой, 98 год». У подруги – зеленые волосы, современная одежда. 2007. Подружка – в хиджабе. Только глаза видно. 8 детей рядом. И она говорит: «Я ей даже позвонить не могу». Меня это очень резануло, потому что для меня это – вау! Такие вещи впечатляют.

Ромашкина: Какие фильмы из тех, что вы покажете на фестивале, выйдут в прокат?

Шукенова: «Молодость», «Голос улиц». И все, наверное. Ну, может, кому-то из прокатчиков понравятся фильмы, и они их возьмут.

Байков: «Шерлок Холмс», но он стоит на февраль 2016 года. Вообще отдельная тема, как работают российские прокатчики. Мой любимый фильм «Бараны», я просто должен о нем сказать. Ему сделали премьеру, его продали сразу в 40 стран. Кроме России. Как это вообще происходит?! Я вас очень прошу – посмотрите обязательно этот фильм. Это то, чего нам не хватает в кино. Это история двух братьев, до слез как трогательно и красиво. Это очень по-русски, по-славянски, по-казахски, по-советски, как угодно скажите – это очень о людях. Мы же все время жалуемся, что в кино не хватает о людях. Так вот – там все о людях! Очень круто. И его нет в России. У нас первый показ будет в СНГ.

Ахматова: Боря, а вы здесь живете?

Байков: Я приезжаю только на время фестиваля. Живу то в Москве, то в Софии. Софийский кинофестиваль – это крутая вещь. Я им вдохновился. Он идет месяц, показывает 200 картин, и у него – 12 площадок по всему городу. А София – это все-таки не Берлин. Маленький город, даже меньше Алматы. Я там очень вдохновился.

Ахматова: И ваш интерес к Казахстану вряд ли обусловлен зарплатой уборщицы из Макдональдса? Он вдохновляем дружбой с Наргиз?

Байков: Ну, не только…

Шукенова: Вон отсюда!

Байков: Нам нравится создавать свой продукт! Мы его сами придумали! Как мы создавали Clique. Рассказать, Наргиз, что такое вообще Clique?

Ахматова: Вы нам хотите перевести слово?

Байков: Нет! Рассказать, откуда это все пошло.

Шукенова: Это Канье Уэст.

Байков: Это песня Канье Уэста, которого мы любим. Ну, и вот.

Ахматова: Ну, и ладно… Зато вы кино хорошее показываете.

Шукенова: Все впечатление пропало, да?

Ахматова: А песня о чем? Света, ты ее слышала?

Ромашкина: Я знаю, кто такой Канье Уэст!

Байков: Да это вообще не важно, о чем песня. Вообще не об этом. Оттуда пришло вдохновение – Clique нам подходит. Я о том, что круто делать что-то свое. Неважно при этом, получаешь ты деньги или нет. Мы когда короткометражку свою снимали, мы только тратили, но смотрим до сих пор и видим – это наше. Это вдохновляет – когда свое, когда круто.

Ахматова: Наргиз, а у вас какой любимый фильм в программе?

Шукенова: Вообще… Если честно, я смотрю мало из того, что мы показываем. Я недавно начала смотреть «Любовь» Ноэ, черно-белую копию с пометкой, что она только для перевода. Не знаю… Я каждый фильм жду.

Байков: Кстати, у нас довольно строгая иерархия. Я занимаюсь кино – смотрю его целиком. Она не обязана это делать. Она должна найти денег на это все. А я вот в деньги не лезу. А еще я задаю совершенно глупые вопросы, вроде того – а сколько у нас бюджет? Хотя это все вообще не так делается и формируется.

Шукенова: О, да. До середины августа я получала вопросы – а что у нас там с бюджетом?

Ахматова: И что у вас там с бюджетом?

Шукенова: Он еще формируется. Смету расходов расписать очень трудно. Зато Боря мне настолько подробно все кино пересказывает, что можно уже и не смотреть. Мы, мне кажется, потому еще что-то и делаем – каждый занимается тем, что хорошо умеет.