Пять месяцев не утихают разговоры о том, что пандемия COVID-19 радикально изменила жизни людей по всему миру. Однако пандемия коснулась не только вещей на поверхности, таких как, например, рабочие графики, экономика, системы здравоохранения и образования, но и неочевидных. Во время карантина в Казахстане, как и по всему миру, выросла статистика бытового насилия – тысячи людей оказались заперты в своих домах вместе с тиранами. В марте этого года количество обращений в кризисные центры выросло на четверть. И это только часть ужасающей картины, поскольку запертыми с семьями оказались и члены ЛГБТИК-сообщества.
В тексте упоминаются термины гендерной и сексуальной идентичности, чтобы в полной мере понять о чем идет речь, вы можете прочесть глоссарий:
Гендерная идентичность – стойкое осознание человеком своей принадлежности к мужскому, женскому или альтернативному «полу» (Стандарты WPATH 7). Определяет направленность и степень идентификации себя в качестве мужчины, женщины; формируется как внутренняя структура, создаваемая в процессе развития, позволяющая человеку организовать образ Я и социально функционировать в соответствии с ощущаемым гендером, определяет проживание своего гендера на основе ощущения своей индивидуальности и тождественности, уникальности и принадлежности (ВОЗ, 2000) может совпадать или не совпадать с полом, определенным при рождении, и может изменяться.
Пансексуальность – один из видов сексуальной идентичности, романтическое и эротическое влечение к людям, вне зависимости от их гендерной идентичности. Пансексуальность предполагает, что гендер не сводится только к двум – мужскому и женскому, а существует как спектр. Не путать с бисексуальностью.
Трансгендерный человек — человек, чья гендерная идентичность и/или гендерное самовыражение не соответствуют полу, определенному и зарегистрированному при рождении; это люди, которые, возможно, не могут или не хотят жить в соответствии с социокультурной ролью и гендерными нормами, традиционно предписываемыми их «полу», определенному при рождении.
Трансгендерный переход – набор действий, которые предпринимает трансгендерный человек, чтобы приблизить внутреннее ощущение пола к внешнему. Может включать в себя смену документов, стиля одежды, тембра голоса, использование другого местоимения и имени, прием гормональной терапии, хирургические операции. Необязательно делать все из перечисленного, каждый человек самостоятельно определяет те или иные действия в свой трансгендерный переход.
В целях безопасности мы не раскрываем реальные имена героев материала.
А., 20 лет. Трансгендерная девушка, на карантине живет с родителями:
«Моя семья знает о моей гендерной идентичности, но не принимает это. До карантина я жила в Алматы, когда объявили о введении режима чрезвычайного положения, я вернулась в свой родной город, так как понимала, что могу остаться без работы, и у меня не будет возможности платить за квартиру и обеспечивать себя».
Как только девушка возвратилась в родной дом, в её жизнь вернулись скандалы из-за неприятия семьей её гендерной идентичности:
«Я росла ребенком, который отличался от других детей, но на тот момент точного понимания о себе у меня не было. Шли годы, у меня были другие интересы. В 18 лет пришло четкое осознание себя. В первую очередь я призналась маме, потому что она тот человек, который мне очень близок. Ну и скрывать всё равно не получилось бы из-за перемен во внешности и вообще во всём. Мне пришлось рассказать об этом маме и папе, ну и дальше остальные родственники тоже как-то узнали».
Сейчас девушке 20 лет, с момента каминг-аута прошло два года:
«После моего признания маме было плохо, потом она сказала, что поможет мне. На следующий день мы поехали по всевозможным врачам. Мы посетили уролога, что было бессмысленно, так как он этим не занимается. Затем мы поехали к психологу, объездили немало психотерапевтов. В нашем городе мало специалистов и очень узкий спектр. Сначала мама была настроена помочь мне, это было в конце августа, а в декабре сказала, что она меня не примет. Для нее это неправильно, она глубоко верующий человек, и её религия не разделяет точку зрения квир-комьюнити. Моя мама христианка, можно сказать, она помешана на религии. С папой дела обстоят получше: он мусульманин, но он не посещает религиозные объединения», – вспоминает она.
За несколько месяцев, последовавших после каминг-аута, отношения девушки с матерью зашли в тупик, общение с другими родственниками ей пришлось ограничить.
«С мамой мы не общаемся с 29 декабря 2018 года, а папой в очень хороших отношениях. Не могу сказать, что он принял мою гендерную идентичность, но при этом отец от меня не отвернулся и это именно он звал меня обратно, потому что понимал обстановку. Папа настаивал, чтобы я вернулась в родительский дом. Его присутствие в доме побудило меня вернуться, потому что он единственный человек, с которым мы хорошо общаемся, который обо мне заботится. С мамой мы вообще не пересекаемся.
Я стараюсь лишний раз не попадаться на глаза, чтобы не получить осуждение или оскорбления в свой адрес. Были очень критичные моменты, когда мама говорила: «Скорей бы все открылось. Уезжай, куда хочешь, уходи», и я хотела уйти из дома. Я смотрела объявления по жилью, чтобы обезопасить себя, потому что обстановка дома сильно влияет на мою нервную систему, но ничего подходящего я пока не нашла», – объясняет девушка.
Попытки наладить диалог не увенчались успехом, поэтому девушка старается переждать это время, сведя к минимуму возможные конфликтные ситуации с матерью и старшей сестрой:
«Папа пытается помочь, чтобы мы не ругались, чтобы она сдерживала себя, но это не всегда помогает, потому что мама доминирует, и она привыкла выражать свое мнение. У меня есть старшая сестра, она живет с нами. С ней я тоже в натянутых отношениях. У меня здесь отдельная комната, но нет двери – просто штора. В нашей семье пять человек, включая меня. Бывает такое, что приходят посторонние люди, создаются помехи для работы удаленно. Сестра пытается мешать мне работать, при этом она считает это «издержками удаленной работы». Я работаю два дня, а следующие два дня отдыхаю. Эти два дня я также провожу в своей комнате, дабы лишний раз не попадаться на глаза».
Пандемия существенно повлияла на работу и доходы, поэтому возможности вернуться в Алматы и снимать там жилье, пока нет.
В., 18 лет. Трансгендерный парень. Живет с родителями:
«Я пансексуальный трансгендерный парень. Люблю творчество, мне интересны театр, музыка; пишу сценарии и пьесы; еще люблю танцы, ходить в горы, проводить время с друзьями, играть в видеоигры».
Как вспоминает парень, осознание своей гендерной и сексуальной идентичностей пришло довольно рано:
«Я начал обращать внимание на то, как дети на площадке и в школе разбрасываются словами «пидор», «пидорас». Я не знал, что значит это слово и о чем оно. Когда зашел в Google и прочитал, то понял, что это касается и меня. Дальше последовали статьи в Википедии, на Reddit, tmblr, и я узнал, что такое пансексуальность. Я понял, что это обо мне – моя любовь не видит гендера, для меня при выборе партнера в жизни гендер не играет роли. С гендерной идентичностью было посложнее, потому что я долго страдал депрессивными расстройствами, проблемой восприятия тела, но я никак не мог понять из-за чего. Мне всегда говорили: «Тебе надо похудеть, ты же девушка», но в глубине души я знал, что дело не в этом. Потом я случайно наткнулся на трансгендерного блогера, почитал его посты. Тогда я осознал, что дискомфорт от тела, депрессия и тревожность связаны с тем, что я родился не в том теле. Когда я понял это, мне было 15-16 лет», – вспоминает он.
Спустя время В. решил поговорить с родителями, так как они его ближайшие люди и единственные родные:
«Было очень страшно делать каминг-аут, потому что видишь, как других обзывают, как люди относятся к этой теме в целом. Страшно и больно, потому что не знаешь, как на это отреагируют. Долгое время я думал о своей психической и физической безопасности. Да, будут ссоры, будет эмоциональное насилие, но я знал, что буду находиться хотя бы в физической безопасности. Мне надоело прятаться, защищать права своего сообщества, а потом говорить: «Нет, нет. Я просто защищаю права, я не часть этого всего». Хочется гордиться тем, кто я есть и не бояться никого. На трансгендерный переход я решился недавно – буквально полтора года назад. Примерно в то же время у меня с родителями произошел довольно неприятный разговор».
«Какие-то большие новости я предпочитаю родителям рассказывать по отдельности. Первым я всегда иду к отцу, потому что он как-то на пофиг реагирует обычно. Началось с прощупывания темы, с вопросов о том, что он думает об ЛГБТ-сообществе. Его реакция была примерно: «Что я могу сказать. Это либо переходной возраст, либо люди ищут внимания, либо они психически больны». Я рассказал ему о себе: о сексуальной и гендерной ориентации, попросил уважать мои границы, пользоваться этим именем и местоимениями. Конечно же ответ был «Нет» и на этом весь разговор был окончен. В следующие месяцы начались обзывания, неуважение к моим просьбам. С мамой была похожая история, но с большим уклоном на религию: надо молиться, идти в церковь, в храм, чтобы убрать это все. Они сказали, что не будут пользоваться новым именем, местоимение тем более не хотят менять», – вспоминает юноша.
С того момента отношения в семье ухудшились. Начались унижения и другие проявления психологического насилия:
«За это время я сменил прическу, стиль одежды, манеру разговора, походку. Делал упражнения на голос, чтобы его понизить. Родители реагировали на это плохо. Физически ничего не могли позволить себе сделать, но вербальный абьюз был. Это также больно и неприятно, как и физически. Это также унижает и оскорбляет, как и разборки кулаками. Все это наводило меня на мысли о суициде. Было даже такое, что они не хотели выпускать меня из дома, провожали до школы и обратно. Полный контроль».
Встречи с друзьями, возможность выходить из дома и находиться вне досягаемости родителей стали для него спасением, поэтому ввод чрезвычайного положения и строгого карантина сильно повлияли на В.:
«Когда я узнал о карантине, у меня был шок. Следом за ним наступила сильная тревога, потому что я спасаюсь тем, что выхожу из дома: в школу, в зал, занимаюсь хобби где-нибудь помимо дома. Это помогало мне морально, потому что я нашел себе друзей, которые меня поддерживают. А потом это как будто забрали и перевели в онлайн формат – это не то.
До карантина случались конфликты и ссоры, но из-за карантина, мне кажется, среднестатистический человек стал агрессивнее и чувствительнее к негативным эмоциям, поэтому оскорблений дома стало больше. Бывало пару раз в день происходили большие ссоры. Я читал книги, смотрел кино и слушал музыку, потому что мне, как творческому человеку, искусство помогало отойти от ситуации, отвлечься на другой мир», – заключает он.
Очень часто проблема заключается в экономической зависимости от родителей. В страхе быть отвергнутыми, многие вынуждены скрывать свою идентичность.
М., гомосексуальный парень, 25 лет, живет с родственниками:
«Одна из причин, по которой мы не делаем каминг-аут родителям, это страх, что нас не примут. Желательно быть материально независимым (прежде, чем делать каминг-аут родителям – V), чтобы если что-то пойдет не так, ты мог содержать себя в дальнейшем. Пока нет такой возможности, потому что из-за карантина я лишился работы и до сих пор нас не выпустили», – рассказывает 25-летний алматинец М.
На фоне новостей о нарушении прав квир-людей в Казахстане, молодой человек все больше ощущает желание рассказать родителям о своей сексуальной ориентации, но полного ощущения безопасности пока нет:
«Мой отец и мачеха – люди старой закалки. Папа у меня с вспыльчивым характером, но мне кажется, что я скоро откроюсь ему, особенно учитывая события в нашей стране – травля ЛГБТ-сообщества. Было большое желание с психа сказать: «Ребята, я – такой. Всё».
О его сексуальной идентичности знают немногие родственники и это – самые близкие люди, которым он может довериться:
«Я никогда не парился насчет отношений и в какой-то момент я начал подозревать, что мне нравятся не девушки. Я всячески пытался это проверить: строить отношения с девушкой, заняться сексом. Тогда я еще не понимал, что могу быть гомосексуалом. Спустя какое-то время я осознал, что это так. В принципе я спокойно это принял: не было шока или еще чего-нибудь. Моя семья частично знает, что я – гей. Мои сестренки и тетя знают о моей сексуальности. Сестренки восприняли мой каминг-аут хорошо – для них это не было чем-то неправильным. От своей тети я раньше слышал гомофобные разговоры, и она до сих пор, в принципе, придерживается такого мнения, но она приняла меня и сказала, что любит меня таким, какой я есть», – рассказал он.
Чтобы избежать возможного напряжения в семье, запертой в квартире, на время весеннего карантина М. перебрался к своим родственникам:
«Я переехал к своей сестренке, которая живет со своей мамой в частном доме. Я не чувствовал сильного ущемления, потому что меня все устраивало, и я мог соблюдать карантинные меры. Обычно я живу в квартире, там ограничено пространство и нет возможности выйти на улицу – это подавляет. Пока нет ограничений на передвижение, я буду оставаться здесь».
Поддержите журналистику, которой доверяют.
