«Второе твое наказание после отбытия полного наказания так и остается»

Альнур Ильяшев

«Моей целью является полная реабилитация»

Альнур Ильяшев – алматинский политический активист, судившийся с акиматом Алматы из-за смога над городом, а также после убийства Дениса Тена добившийся проведения первого за долгие годы санкционированного митинга за политические реформы. Весной 2019 года после срыва съезда партии «Наше право», которую создает Санавар Закирова, Ильяшев и еще несколько активистов подали в суд на госорганы и партию власти «Нур Отан», посчитав, что именно они препятствовали проведению съезда. Иск был отклонен, а позднее «Нур Отан» подал иск против Ильяшева и других активистов, требуя с них компенсации в 20 млн за причинение ущерба деловой репутации. Суд взыскал с активистов 6 млн тенге в пользу нескольких членов партии и обязал Ильяшева и других активистов опровергнуть свои высказывания. В июне 2020 года суд признал Ильяшева виновным в распространении заведомо ложной информации в условиях чрезвычайного положения за публикации в соцсетях с критикой в адрес партии «Нур Отан». Его приговорили к ограничению свободы сроком на три года, назначили пробационный контроль и запретили заниматься публичной деятельностью, создавать политические партии и состоять в них.

– Особых новых трудностей (после освобождения – V) у меня не прибавилось. Регулярное наружное наблюдение и предполагаемое прослушивание телефона продолжаются, как и у всех политических активистов. Такие же сложности с устройством на работу: для многих работодателей такая категория работников является «токсичной». Как правило, после того как потенциальные работодатели узнают о моем активизме, они предпочитают отказать в приеме на работу. В итоге в ходе почти года поиска работы через Центр занятости акимата Алматы я смог устроиться дворником. Но после визита туда моего участкового мне пришлось объясняться с руководящими работниками: за что я был осужден и что не несу какой-либо угрозы для их клиентов и других работников. Общественная стигматизация осужденных и бывших арестантов остается нормой для Казахстана. Возможно, этого и добивались лица, которые принимали соответствующее решение по мне изначально.

Я был готов к реальному сроку. Но, возможно, с учетом общественной поддержки и явного политического характера моего уголовного дела, люди во власти решили не делать из меня очередного политического заключенного – символ борьбы с режимом Назарбаева. Тем более, что предстояли выборы с участием партии «Нур Отан», за негативные посты о которой на меня и было возбуждено уголовное дело. Поэтому мое освобождение как бы сняло остроту общественного недовольства партией власти. Но в тоже время сделало меня судимым с соответствующими ограничениями и возможностью при возникновении политической необходимости для них быстро нейтрализовать меня, отправив за колючую проволоку.

Стандартная процедура для состоящего на пробационном контроле – раз в две недели посещение своего инспектора и возможные его внезапные визиты на дом. Ну еще регулярные встречи с участковым полицейским в качестве «подучетного элемента». Такое было и до ареста, только реже. Зато теперь у меня есть возможность вести регулярную политико-просветительскую работу с ними. И, насколько я понимаю, это уже приносит свои плоды. Работники соответствующих служб уже перестали меня воспринимать как какого-то опасного человека, а скорее как патриота. И некоторые уже осторожно высказываются о готовности поддержать нас. Поэтому предпочитаю воспринимать это как благо и замечательную возможность расширять наш электорат. Я бы на месте истеблишмента поскорее начал равноправный диалог с нами, а иначе в скором будущем те, кто их защищает сегодня, завтра будут их арестовывать и сторожить – можно назвать это естественным общественно-политическим процессом, через который должен пройти Казахстан.

(По решению суда – V) сейчас у нас с Санавар Закировой удерживаются наши личные средства. Больше всего у Санавар удержали за счет ареста счетов ее ИП. Из 6 миллионов с нас удержали более 2 миллионов. Получив работу дворника с зарплатой 52 500 тенге в месяц, собираюсь отдавать всю эту сумму на погашение, тем более, что истцы пообещали передать все полученное на благотворительность. А мы решили проверить затем, как это будет выполнено со стороны «Нур Отана». Конечно, есть определенный дискомфорт, связанный с арестом всех счетов. Но, благо родные и друзья искренне поддерживают, да и жизненные запросы у меня не как у Назарбаевых – аскеза для меня как норма. Это упрощает жизнь и стирает границы в общении и взаимодействии с другими гражданами.

Как и раньше, я буду продолжать отстаивать свои конституционные права всеми законными и мирными способами. Веду переписку с различными государственными органами, собираю материалы для новых адвокаций и судебных процессов. Как признанный известными международными правозащитными организациями «узником совести» и «политическим заключенным», собираю документы для обращения в наднациональные инстанции за восстановлением своих и других казахстанцев конституционных и неотъемлемых прав. Бог даст, совместными усилиями и при поддержке общественности добьемся введения персональных санкций в отношении наиболее одиозных представителей известного клептократического клана Казахстана.

Мне зачли 2 месяца и 5 дней ареста за 4 месяца 10 дней срока ограничения свободы при назначении наказания, что отражено в приговоре. Есть теоретическая вероятность применения ко мне предстоящей амнистии. Но моей и моих защитников целью является полная реабилитация.

В январе этого года служба пробации потребовала также запретить Ильяшеву отлучаться из дома в ночное время кроме как на работу, учёбу или для госпитализации. Сам Ильяшев связал это со своим участием в парламентских выборах в качестве наблюдателя. Суд отклонил представление службы пробации, согласившись с доводами Ильяшева о незаконности назначения этой меры.

Санавар Закирова

«Меня сняли с дистанции, чтобы я не участвовала в парламентских выборах»

Санавар Закирова – инициатор создания партии «Наше право». В 2019 году суд также обязал ее вместе с Альнуром Ильяшевым и Маратом Турымбетовым выплатить троим членам партии «Нур Отан» совокупно 6 млн тенге. 15 июля 2020 года суд в Алматы приговорил Закирову к году реального лишения свободы по обвинению в «умышленном причинении вреда здоровью средней тяжести из хулиганских побуждений» дочери члена партии «Нур Отан» Тамары Шакировой. По словам самой Закировой, ее осудили после того, как она приехала лично выплатить Шакировой деньги согласно решению суда 2019 года. Как утверждает Закирова, дочь Шакировой напала на нее, однако потом сама выступила в суде в качестве потерпевшей. В январе этого года Закировой заменили неотбытую часть наказания на штраф.

– Мне год давали колонии-поселения. А я 9 месяцев и 5 дней отсидела. И, получается, у меня (осталось – V) 2 месяца и 25 дней. За эти 2 месяца и 25 дней я где-то 57 тысяч тенге заплатила.

В прошлом году 20 января открыла штаб-квартиру партии «Наше право» и уже собирала людей, чтобы зарегистрировать партию, только начинала агитационную работу. И вот этот случай подвернулся – я хотела деньги заплатить, а на меня напали. И по моему же заявлению я сама оказалась ответчиком. Я так думаю, меня специально посадили для того, чтобы я не успела зарегистрировать партию к парламентским выборам, которые прошли 10 января 2021 года. И после того, как они провели эти парламентские выборы, меня выпустили. Я понимаю, что меня просто с дистанции сняли как оппонента, чтобы я у них под ногами не путалась.

У меня с марта 2020 года все счета арестованы, нотариальные действия все арестованы, выезд за границу арестован, несмотря на то, что я стабильно оплачиваю (штраф, взысканный судом в пользу партии «Нур Отан» – V). На данный момент я оплатила 1 750 000. Там было 4 исполнительных листа, один исполнительный лист я уже закрыла.

Самое тяжелое, конечно, что у меня все счета были арестованы, даже рабочие счета ИП. ИП не является юридическим лицом, и как частный расчетный счет, он тоже арестовывается. С горем пополам, я, конечно, попросила, сказала: как я буду вам выплачивать деньги, если у меня бизнес замораживается? Мне только расчетный счет по ИП разблокировали, и то его в течение полугода дважды замораживали, опять же, по приказу прокуратуры. Дважды прокуратура изымала исполнительное производство на какие-то непонятные проверки, хотя я требовала у судебного исполнителя постановление. На основании чего прокуратура города проявляет такой огромный интерес к частному судебному исполнительному листу? И во время проверки, по словам судебного исполнителя, ей приходится блокировать мой расчетный счет по ИП, чтобы прокуратура не вынесла какие-то претензии.

Когда у меня еще шел судебный процесс, я хотела выписать доверенность, но у нотариуса я узнала, что не могу такие действия производить, потому что поставлен арест судебным исполнителем. И получается, я даже не могла себе нанять юриста, я не могла заключить договор на юридические услуги.

На прошлой неделе я была у судебного исполнителя, мне разблокировали две карточки. Судебный исполнитель сказала: «полностью я вас разблокировать не могу, потому что прокуратура будет возмущаться». Нотариальные услуги я тоже просила (разблокировать – V), она говорит, что не может, потому что я могу имущество продать… Так что на нотариальные услуги стоит арест, на выезд за границу стоит арест, на все другие счета в других банках у меня стоит арест. Я задавала вопрос: почему у меня все арестовано, я же добросовестно исполняю решение суда? Если бы я была неплательщиком, то понятно. Она говорит, вот такое положение, исполняете вы, не исполняете, все равно все должно быть арестовано. Я сама читала закон о судебных исполнителях: такого нет, чтобы добросовестному плательщику заблокировать все счета.

Сейчас я готовлю документ, обращение в Европарламент по поводу всех этих незаконных судебных решений, по поводу преследования меня партией «Нур Отан», и буду просить Европарламент, чтобы ввели санкции против партии «Нур Отан», потому что я считаю, что это недобросовестная конкуренция. Меня в тюрьму посадили не из-за якобы драки, инсценированной со стороны партии «Нур Отан». Меня сняли с дистанции, чтобы я не приняла участия в парламентских выборах, которые состоялись 10 января 2021 года. Это было всего лишь устранение конкурента со стороны партии Нур Отан.

У меня никаких запретительных мер пока нет. У меня статья «хулиганство», и соответственно, мне запрет на занятие общественной деятельностью поставить никак не могут. И я сейчас месяц-два отдохну, и буду работать опять в направлении создания партии. Я буду регистрировать партию «Наше право», что бы там ни было. Через три года уже президентские выборы – и чтобы на президентские выборы мы могли своего кандидата выдвинуть. Очень часто у нас власть раньше срока выборы устраивает, и поэтому, я думаю, не будет лишним зарегистрировать партию и быть заранее наготове.

Асия Тулесова

«Мой пробационный инспектор требует, чтобы я не ходила на митинги»

Асия Тулесова – известная алматинская гражданская активистка, лидер экологической организации Almaty Urban Air, также известная акцией «От правды не убежишь», за которую в 2019 году ее и Бейбарыса Толымбекова подвергли административному аресту. В августе прошлого года суд назначил ей полтора года ограничения свободы за «оскорбление представителя власти» и «применение насилия в отношении представителя власти». Уголовное дело было заведено после разгона митингов 6 июня. По версии обвинения, Тулесова применила к полицейским, работавшим на митинге, насилие. Сама Тулесова так комментировала случившееся: «Я просто снимала видео, как людей грубо, с силой затаскивают в автозаки. Я хотела воспрепятствовать этому, потому что посчитала, что это беззаконно и бесчеловечно так поступать с людьми. Все мои действия были направлены на то, чтобы остановить это». В декабре, когда, по словам ее адвоката, у Тулесовой наступил срок подачи ходатайства на УДО, служба пробации не уведомила ее об этом, посчитав, что это право у нее наступит только в марте.

– Мы в процессе отправки запросов в прокуратуру и суд с просьбой разъяснить нам законодательную норму, регулирующую условно-досрочное освобождение. На УДО мы планируем подать в конце февраля, после того, как все ответы будут у нас на руках.

В декабре мы объявили о создании партии Progress c Алией Жолболдиной, во время парламентских выборов я помогала в штабе независимых наблюдателей МИСК. Тем не менее мой пробационный инспектор требует, чтобы я не ходила на митинги, например, даже если они санкционированные, хотя ограничений у меня таких нет. В дни митингов он, бывает, приходит ко мне домой по три раза, фотографируется со мной, как он сам говорит, для начальства, заставляет писать объяснительные. В целом, он неплохой человек, говорит, что сам хочет, чтобы меня по УДО поскорее освободили, но факт, что служба пробации неправильно считает сроки подачи на УДО признавать отказывается.

Комментирует Назерке Ризабекова, адвокат Асии Тулесовой: «Она это наказание уже отбыла. Это сильно противоречит и духу права, и здравому смыслу»

– У Асии есть такая обязанность: если ей назначили наказание в виде ограничения свободы, то она должна встать на учёт в службу пробации по месту жительства – это служба пробации Ауэзовского района. Асия мне пояснила, что заблаговременно обратилась, но они её на учёт не поставили, поскольку им еще не пришел приговор на исполнение. 20 октября ее поставили на учёт. С момента, как она встает на учёт, у нее начинает течь ее наказание, ограничение свободы. У нее 1 год и 6 месяцев, то есть, это 18 месяцев. Человек имеет право подать ходатайство об условно-досрочном освобождении после отбытия им одной трети срока наказания. Соответственно, одна треть у Асии – это 6 месяцев. До этого она в СИЗО просидела два месяца, и суд ей засчитал день за два, соответственно, мы получаем, что у нее 4 месяца (засчитано). В итоге мы получаем, что раз у нее 6 месяцев, и у нее уже есть отбытое наказание 4 месяца, то мы должны от 6 месяцев отнять 4, и у нее открылось ее право подать на УДО через два месяца. Служба пробации должна была уведомить Асию за 5 дней до наступления срока, когда она имеет право подать ходатайство в суд о рассмотрении вопроса об УДО – чего служба пробации не сделала.

Как служба пробации считает (срок – V) ее УДО? Они от 18 месяцев наказания, которые Асие назначил суд, отнимают 4, которые у нее идут в зачёт. И потом только от этого срока считают одну третью, хотя 72 статья УК очень чётко говорит, что УДО считается от срока назначенного наказания. Это же неправильно, она это наказание уже отбыла. Это сильно противоречит и духу права, и здравому смыслу.

Поэтому мы подали жалобу в ДУИС на бездействие службы пробации. ДУИС мне отказал в жалобе. Я считаю, что это, конечно же, незаконно, и я буду обжаловать ответ ДУИС по городу Алматы в прокуратуру города Алматы, также я планирую записаться на личный прием к прокурору города Берику Жуйриктаеву по данному вопросу, и я обжалую в КУИС. Это не только проблема Асии, что ей неправильно считают. С такой же проблемой сталкиваются многие люди.

Конечно, осужденный может сам подать ходатайство в суд и попросить об условно-досрочном освобождении. Но тут мы сталкиваемся с реальностью, как обстоят с этим дела на самом деле: судьи не приветствуют, когда осужденные сами обращаются с ходатайством в суд, и на практике это все подается через службу пробации. Осужденный пишет ходатайство, служба пробации прилагает все подтверждающие документы и направляет это все в суд.

Талгат Аян

«Если бы меня привлекли к административной ответственности более двух раз, остаток срока мне бы заменили на лишение свободы»

Талгат Аян был приговорен к пяти годам лишения свободы после земельных митингов в 2016 году. Суд признал его виновным в «разжигании розни», «распространении заведомо ложной информации» и «нарушении порядка проведения митинга», а также назначил ему пятилетний запрет на занятие общественной деятельностью. В апреле 2018 года​ Аяну заменили неотбытую часть срока на ограничение свободы. 29 июля 2019 года суд освободил Аяна от наказания. После освобождения в своем Facebook активист сообщал, что получил предупреждение за поддержку создаваемой Жанболатом Мамаем Демократической партии.

– Я вышел по замене моего наказания, мне заменили лишение свободы на ограничение свободы. Это когда с 10 вечера до 6 утра ты должен быть по месту жительства, находиться дома, не менять места жительства, в другие города ездить по уведомлению – подавать уведомление и получать (на это – V) разрешение, не посещать всякие развлекательные и увеселительные заведения и заведения, где продают алкоголь. Еще 2 раза в месяц ходишь в службу пробации отмечаться. (Полицейские – V) могут вечером прийти и проверить, выходишь ты из дома или нет.

Если бы меня привлекли к административной ответственности более двух раз, или я бы не находился дома, остаток срока мне бы заменили на лишение свободы.

174 статья Уголовного кодекса относится к категории экстремистских, и все, кто осужден и выходит на свободу, они сталкиваются с финансовыми проблемами, потому что они находятся в списке лиц, которые «финансируют терроризм и экстремизм». Перечень ведет комитет финансового мониторинга министерства финансов.

Те, кто там находится – к примеру, я там нахожусь, Макс (Бокаев – V) там находится, они ограничиваются в правах в банковской сфере, они не могут открыть счёт, не могут открыть банковскую карточку, а сейчас почти любой работодатель отправляет зарплату на карточку. Это после выхода все начинается. Я читал закон о противодействии финансированию терроризма, там написано, что до погашения судимости там находятся, в зависимости от тяжести преступления: если тяжкое преступление, то только через 5-6 лет оттуда убирают. Я нахожусь в этом списке, еще года четыре буду находиться. Но там у них какие-то изменения в законе, я написал заявление, чтобы меня досрочно из этого списка исключили, но ответ еще не получил.

Первое – это банковские услуги вам недоступны. Второе – это кредиты, микрокредиты, третье – страховые услуги недоступны, если я захочу сделать страхование гражданской ответственности для того, чтобы водить машину, мне отказывают, потому что когда они вводят мой ИИН, там написано, что я лицо, причастное к экстремизму и терроризму. Когда я оплачивал сумму за удостоверение личности, пришлось два-три дня ходить, потому что (оплата – V) не проходит, пока в Астане не ответят, могут анкету попросить заполнить, откуда деньги получил, к примеру. 500 тенге за удостоверение личности заплатил, (спрашивают – V) откуда деньги, за что оплачиваешь, хотя ясно, что за удостоверение. Потом услугами ломбарда нельзя пользоваться. Вот такие ограничения. Где требуется ИИН человека, там присутствует ограничение. Это называется «мониторингом», но по факту это не мониторинг, а запрет. У тебя не спрашивают, хочешь ли ты что-то продать или купить, просто нет, я не могу. У всех одна система, красным загорается экран.

Мой запрет на занятие общественной деятельностью кончается в мае. Я пока не знаю, буду ли заниматься общественной деятельностью дальше.

Макс Бокаев

Макс Бокаев был приговорен к 5 годам лишения свободы вместе с Талгатом Аяном в 2016 году после земельных протестов в Атырау. В начале февраля этого года он вышел на свободу, отбыв свой полный срок. Ходатайство об условно-досрочном освобождении Бокаев не подавал принципиально. Суд назначил активисту максимальный срок административного надзора после освобождения, запретив ему на три года заниматься общественной деятельностью, высказываться в СМИ и соцсетях на общественно-политические темы, а также высказывать свое мнение на улицах и площадях.

Комментирует Талгат Аян:

– Макс (Бокаев – V) вышел на 4 месяца раньше, потому что срок сокращен из-за изменений в законе. До этого считали 1 день в СИЗО за 1 день в колонии. По новому закону считают один день в СИЗО за полтора дня в колонии. Мы находились в СИЗО на время следствия и суда где-то 8 месяцев, это посчитали где-то за год примерно, четыре месяца убрали.

Адмнадзор применяется к тем, кто осужден за преступления против половой неприкосновенности детей, террористические (и экстремистские – V) преступления, чтобы их держать под контролем, а также против злостных нарушителей, кто злостно нарушал [правила], находясь в колонии. У Макса нет злостных нарушений. У него были взыскания два года назад, но они все погашены, потому что через год погашается наказание. И то свое наказание он обжаловал, потому что его в -25 градусов заставляли делать зарядку на улице, а он отказался. И второе наказание – за то, что он на проверке не снимал шапку зимой. У них такой порядок: ты называешь фамилию и имя, потом снимаешь шапку, как холоп перед барином снимает. Он сказал, что это унижает его человеческое достоинство, и он этого не будет делать. За это ему взыскание сделали. У него сейчас получается двойное наказание, он уже отбыл, он не вышел условно, чтобы ему какие-то дополнительные ограничения ставить.

Как пояснял правозащитник и директор Казахстанского Международного Бюро по правам человека и соблюдению законности Евгений Жовтис, дополнительное наказание в виде лишения права занимать определенную должность или заниматься определенной деятельностью означает запрет занимать определенные должности на государственной службе, в органах местного самоуправления, финансовых организациях либо заниматься определенной профессиональной или иной деятельностью. Статья 50 Уголовного кодекса указывает, что оно распространяется на все время отбывания основного наказания, но при этом его срок исчисляется с момента отбытия лишения свободы, ареста.

«Раньше это дополнительное наказание, главным образом, было связано с лишением какой-то лицензии, аккредитации, права занятия определенным видом деятельности. Например, лишение права заниматься адвокатской деятельностью, или образовательной деятельностью, или врачебной деятельностью, или права управлять транспортным средством. В подавляющем большинстве случаев это было связано с деятельностью, на которую требуется специальное разрешение. Но потом власти сообразили, что можно же вообще запретить заниматься какой-хочешь деятельностью, если ее применить как дополнительное наказание. И хотя в статье 50 указаны определенные виды деятельности, а не вообще любые виды деятельности, то есть, предполагается, что эти виды деятельности, как-то должны быть определены, их никто не определял и исчерпывающего перечня их нет. Поэтому у властей появилась полная, ничем неограниченная свобода действий, – пишет правозащитник. – В результате, во-первых, придумали запрет заниматься общественной деятельностью, у которой нет определения в законодательстве вообще, потому что ее юридически определить невозможно. Во-вторых, этот запрет можно применить по любой «политической» статье, потому что не обязательно, чтобы она была указана как дополнительное наказание по конкретной статье. В-третьих, ее можно назначить от 1 года до 10 лет, как начальственной душе угодно. В-четвертых, срок этого дополнительного наказания начинает течь только после освобождения, если осужденный был приговорен к лишению свободы. И, в-пятых, поскольку определения «общественной деятельности» в законодательстве нет, суд сам решает, что он под этим понимает».

Бокаеву на три года запретили участвовать в конференциях, дебатах и телепередачах, транслируемых в СМИ и социальных сетях, организовывать и проводить мирные собрания или участвовать в них, также участвовать в митингах, демонстрациях, шествиях и пикетировании, состоять в политических партиях или общественных организациях или создавать их, заниматься благотворительностью или волонтерством, создавать или подписывать петиции, работать в качестве журналиста, делать в СМИ или соцсетях публикации по социально-экономической и общественно политической тематикам. Позднее ему также запретили «обсуждение общественно важных вопросов и выражение мнения по ним на улицах, площадях, в парках и скверах, в увеселительных заведениях и других общественных местах».

Владимир Козлов

«Я понял, что здесь я всегда буду стоять одной ногой в тюрьме»

Владимир Козлов – оппозиционный политик, с 2004 года был членом бюро политсовета партии «Демократический выбор Казахстана», потом руководил партией Алга, которая была ликвидирована судом. В 2012 году был арестован по обвинению в том, что в группе лиц «совершил умышленные действия, направленные на возбуждение социальной розни, путем распространения литературы и иных носителей информации, пропагандирующих социальную рознь, повлекшие тяжкие последствия». Следствие посчитало, что в сентябре 2011 года Козлов направил в Жанаозен «для распространения среди участников незаконной акции и другого населения региона листовки обращения Аблязова М. К. под названиями «Борцы священного Мангистау!», «Воспрянь, казах, стань свободным!». Козлов был осужден на 7 лет и 6 месяцев лишения свободы с конфискацией имущества. В 2016 году он освободился условно-досрочно, и после выхода из тюрьмы ходатайствовал о замене оставшейся части наказания на штраф, однако суд отказал в этом ходатайстве. В 2019 году, после окончания срока наказания, вместе с семьей Козлов уехал в Украину.

– После пяти лет совершенно другой жизни одной из моих трудностей было то, что я приходил в магазин и никак не мог переключить свой мозг, что мне надо что-то покупать, расплачиваться. У меня какой-то ступор был, я стоял с кошельком и не понимал, как это все связать вместе. А если говорить о более глобальных вещах, то трудностей было очень много. Я вышел уже будучи в реестре организаций и физических лиц, которые были осуждены по статьям, связанным с экстремизмом, и это на практике означало, что вообще в принципе ничего нельзя. Если читать закон сам по себе, там написано, что это ограничение якобы было связано с мониторингом ваших затрат, ваших финансовых действий, но на практике речь шла не о мониторинге. Исполнители, которые должны мониторить, поступили проще. Они просто запретили все по факту. То есть, ты приходишь к нотариусу, к примеру. Мне нужно было сделать разрешение для моей супруги, чтобы она выехала с детьми на лето за пределы Казахстана. Обыкновенный такой документ. Но, как только нотариус вводила мой ИИН в базу, выскакивала такая табличка, что данное лицо подозревается в связях с терроризмом и экстремизмом, и все. Технически по закону нотариус в этот момент должна была сделать запрос в Минфин, что такое лицо обращается за такой-то услугой, и оттуда ей должно было прийти разрешение или какой-то мотивированный запрет, но практически было так, выскакивала таблица, которая технически не давала нотариусу больше никаких действий. Вот эта вот проблема, она основная.

Это снимается не по твоему сроку, а по снятию судимости. В моем случае еще шесть лет после окончания наказания. Ты находишься в базе автоматом до погашения твоей судимости, но когда твоя судимость погашена, тебя автоматом из этой базы не вытаскивают, ты еще должен обратиться в суд, и суд будет решать. Сейчас освободился Макс Бокаев, он будет в этом списке, пока не погасится его судимость, а там есть отдельная статья в уголовном кодексе, где сроки погашения судимости в зависимости от тяжести статьи, и потом он еще должен будет обратиться в суд. Мухтар Тайжан брался за этот вопрос, будучи в НСОДе, он много чего сделал, но то, чего он добился – это косметические вещи. Вот это автоматом налагаемое второе твое наказание после отбытия полного наказания, оно так и остается. Причем тот факт, что термин "экстремизм" до сих пор не ограничен никакими рамками и у него нет юридического смысла, однажды, так сказать, обозначенного, это загоняет в это стойло огромное количество людей, практически всех, кто по 405, по 174 (статьям был осужден – V). И это огромная проблема.

Вторая проблема была в том, что я был на условно-досрочном освобождении, хотя у меня не было такого перечня запретов прямых, как сейчас Максу написали, когда давали ему административный надзор. Я вышел без надзора, в то время еще такой практики повальной не было, но по факту ты же понимаешь, что можешь вернуться туда обратно в лагерь на весь неотбытый срок в любой момент, даже в последний день твоего условно-досрочного освобождения всего-навсего по двум административным взысканиям, которые иногда прилетают совершенно ниоткуда.

Например, у меня же все конфисковали, жилье мое конфисковали - у меня такая статья была, с полной конфискацией. И я не мог себе позволить иметь постоянное жилье, где я мог бы иметь постоянную регистрацию. А без постоянной регистрации ты не можешь получить временную там, где проживаешь, и соответственно, ты попадаешь в такую ситуацию, когда тебя могут один раз наказать за то, что ты не имеешь временной регистрации, а потом еще раз тебя наказать за это, потому что ты так же ее и не имеешь. То есть, административное взыскание - это такая штука, которая прилетает совершенно неожиданно, независимо от того, как ты заботишься о том, чтобы этого не было. И поэтому такое подвешенное состояние. Я вышел из мест заключения с тем же своим внутренним миром, с теми же заключениями, с теми же мыслями, с которыми и зашел. И когда я это отражал в соцсетях, постах, где-то в комментариях, то буквально на следующий день меня теребил мой куратор полицейский. Он мне не под запись совершенно свободно говорил: если мне прикажут, я найду на тебя хоть тридцать три адмвзыскания, не вопрос. Мне до пенсии осталось два года. Поэтому если будет такое указание, то, соответственно, вы вернетесь обратно.

Поэтому вот эти две основные трудности – это то, с чем жить нельзя. Во-первых, нельзя физически выживать, тем более, семью содержать, с жильем как-то решить, ни трудоустроиться, ни своего дела, ни получить грант – ничего вообще. Я даже не могу водить машину, потому что для этого нужно специальное страхование гражданской ответственности водителю, а страховые компании меня тоже не берут, это тоже один из запретов.

Буквально месяца пребывания на свободе мне хватило для того, чтобы я понял, что здесь я всегда буду стоять одной ногой в тюрьме, и это меня нисколько не устраивало, поскольку у меня двое малолетних детей, перед которыми есть ответственность, есть семья, и такой образ жизни был абсолютно неприемлем. Поэтому я подавал (ходатайство о замене оставшегося срока на штраф – V), чтобы сократить вот этот срок рискованного ожидания и выехать. Было понимание, что выезжать мне нужно обязательно, потому что нереально [оставаться так жить]. Я либо должен был заткнуться и попытаться выжить где-то в тишине и нищете, либо вернуться опять в лагерь, что тоже неприемлемо. Такую школу проходить два раза не имеет смысла.

Когда уже выехал, в отношении меня не было напрямую давления, но, например, мой проект, который я сейчас веду, сайт Kuresker.org, он был заблокирован в течение первых же месяцев работы, и причем заблокирован только в Казахстане – программа показывает, что в остальных странах доступ свободный. И я обращался во все инстанции, которые могут быть причастны, у которых есть юридические и технические возможности произвести эту блокировку, от суда до специального технического управления при КНБ, и все ответили, что они не причастны. Сайт заблокирован - я даже нашел, каким образом, как это технически сделано, но это никого не заинтересовало - ни прокуратуру, ни КНБ, что какой-то там сайт был заблокирован на территории Казахстана незаконно.

Сейчас я веду правозащитный проект, я получил грант на этот проект в прошлом году, и сейчас грант продлен. Этот проект называется Kuresker, у него есть два объекта, в отношении которых он реализуется: это поддержка гражданских политических активистов в Казахстане и поддержка людей, находящихся в местах лишения свободы. Поддержка – это защита их прав.

Я ожидаю решения миграционных служб насчёт того, чтобы признать меня политическим беженцем. Этот статус в первый раз дается на три года, потом в течение этих трех лет ты можешь взять вид на жительство, и потом там открывается возможность получения гражданства. Уезжать отсюда я не планирую, как и не планирую пока менять гражданство. Естественно, я хотел бы, чтобы в Казахстане все повернулось таким образом, чтобы можно было вернуться, но пока что не вижу [такой перспективы], та динамика, которую я вижу, она нисколько не радует.

(Я бы вернулся – V) при условии отмены обстоятельств, из-за которых я уехал – это мое преследование как экстремиста и при условии, что в Уголовном кодексе больше не будет статей преследования за инакомыслие, но, как видите, сегодня всерьез эти условия обсуждать не стоит.