С прошлого года в информационном пространстве страны не утихают голоса обеспокоенных родителей: дети, весь год проучившиеся в дистанционном формате, катастрофически потеряли в уровне знаний. Министерство образования и науки реагирует как может — обещает провести тщательную диагностику пробелов и адаптировать программы текущего учебного года с целью восстановить упущенное. Внезапно практически все казахстанские школьники превратились в уязвимых учащихся, нуждающихся чуть ли не в индивидуальных консультациях.
И пока система общего образования пытается потушить этот пожар, ситуация в учреждениях специального образования — там, где обучают детей с особыми образовательными потребностями (ООП) — продолжает медленно тлеть. Пандемия коронавируса до критического уровня снизила возможности этой системы поддерживать свою функциональность.
Тренировки в Zoom и «игры» с родителями
В марте 2020 года — на исходе третьей четверти — Назгуль Абуова вместе со своими четвероклассниками уже готовилась к выпускному. Планы у учителя кокшетауской специальной коррекционной школы №1 были большими, но из-за пандемии прощание с начальной школой пришлось перенести в Zoom. Спустя два месяца обучения по WhatsApp такой выход из положения одобрили и родители, и выпускники: «Дети, когда видели себя по видеозвонку, видели друг друга, видели меня, были очень счастливые. Я по ним действительно скучала, и они скучали. Конечно, все это было очень сложно», — вспоминает Назгуль первые недели режима ЧП.
Весной прошлого года никто в Казахстане — в том числе, сотрудники специальных организаций образования — не был готов к массовому переходу на онлайн-обучение. Назгуль признается: до этого использовала инструменты дистанционных технологий «от случая к случаю» как дополнение, без которого в повседневной работе можно было легко обойтись. Другие преподаватели прибегали к формату вынужденно: «У нас же в северных регионах очень часто морозы такие, что невозможно ходить на занятия. И уже 10-15 лет назад часть педагогов дистанционно передавала домашние задания, получала назад решения», — говорит Марат Ибраев, консультант Акмолинского регионального центра новых технологий в образовании, глава областного координационного совета по развитию инклюзивного образования.
Однако специалист тоже признает, что педагоги (особенно те, что в возрасте) испытывали закономерные сложности из-за необходимости оперативно освоить инструменты онлайн-обучения. При этом Марат Умербаевич с гордостью рассказывает о своей бывшей коллеге по кокшетаускому отделу образования — 55-летняя учительница химии именно в прошлом году за 3-4 месяца все-таки освоила «все эти технологии» и стала успешным репетитором: «Сейчас вот на новый год опять набрала группу, реклама пошла!».
Возникали у педагогов и трудности другого порядка: «Учителя — люди непубличные. Специальные педагоги вообще в большей степени работают в подгруппах, минигруппах и индивидуально. Для них немножко было поначалу дискомфортно работать на камеру, ведь они привыкли видеть глаза детей, реакцию. А здесь учитель перед собой видит экран монитора и свою презентацию. Мы придумали что? Мы тренировались. Они выходили в Zoom и друг перед другом выступали», — управленец со стажем делится своей методологической находкой.
Боязнь камеры оказалась, надо полагать, одним из самых легких препятствий, которые возникли на пути специальных педагогов, логопедов и дефектологов с началом пандемии. Педагогическое и коррекционное мастерство столкнулось с суровой реальностью — неустойчивым интернет-соединением в сельской местности и банальной нехваткой гаджетов для удаленных занятий. «По своему классу могу сказать: из восьми учащихся только у одной девочки был персональный компьютер в семье, а у остальных детей были только смартфоны. Также не у всех педагогов были такие необходимые устройства для выхода в интернет как веб-камеры, наушники», — поясняет учитель начальных классов Назгуль Абуова.
О подобных сложностях у коллег говорит и Лариса Рифферт, заведующая кабинетом психолого-педагогической коррекции (КППК) района Байтерек Западно-Казахстанской области: «У них свои дети, которые учились на тот момент в школе, и каждому ребенку нужен был тоже компьютер, планшет. Они со своих денег покупали для своих детей, а тут еще по работе нужен был компьютер…». Компьютеры с работы в итоге пришлось отдать детям в семьи, где не было возможности обеспечить условия для дистанционного обучения. «Заниматься же нужно было. У нас месяц все были на онлайн-обучении. Педагоги даже домой ходили [к детям], передавали наглядные пособия, если в семье нет, например, принтера, чтобы вытащить их», — рассказывает руководитель КППК.
Пандемия COVID-19 выявила недостатки, слабые стороны, риски и неравенство в образовании учащихся с ограниченными возможностями здоровья на внутригосударственном и общемировом уровне. ЮНЕСКО, проанализировав меры реагирования на кризис в нескольких странах Африки, Азии и Южной Америки, сформулировала рекомендации для правительств, гражданского общества и образовательного сообщества.
Госорганам, в частности, советуют облегчить детям с ООП доступ к вспомогательным и инклюзивным технологиям (в том числе, посредством госзакупок). При этом технологии должны: соответствовать потребностям учащихся с ООП; быть недорогими, особенно когда являются единственным доступным решением; предоставлять материалы на местных языках и в понятных форматах.
Слабое учебно-методическое обеспечение в специальных организациях образования — еще одна проблема, которая с новой силой обнажилась в условиях всеобщего карантина. Мощная материально-техническая база кабинетов коррекции вмиг стала недоступной. На передний план вышли «скудные» учебные пособия, которые едва ли можно считать хорошим подспорьем для самостоятельных занятий с детьми.
Алмагуль Сейсенова, юрист и старший научный сотрудник Национального научно-практического центра развития специального и инклюзивного образования, решила помочь коллегам с литературой: «Мы прям прописали обеспечение учебно-методическими комплексами именно детей, которые обучаются на дому. Мы смогли к 1 июня 2021 года обеспечить всей этой литературой все кабинеты, которые участвовали в нашем проекте». Теперь Лариса Рифферт с удовлетворением смотрит на книжную полку в своем кабинете и торопливо перечисляет: «И сказки вот стоят здесь на двух языках, и прописи, и развивающая программа, и раскраски даже были, и карандаши, и пластилин...»
Проект, который инициировала Алмагуль Даулетказиевна, был также нацелен на консультативную поддержку и специалистов, и родителей детей с ООП. Онлайн-вебинары, организованные небольшой командой благотворительного фонда, уменьшили информационный вакуум, возникший в чрезвычайных условиях. «Я сама в свое время этот информационный голод чувствовала, поэтому хотела, чтобы даже во время пандемии родители не чувствовали себя одинокими и были в сообществе и специалистов, и таких же родителей», — говорит Алмагуль Даулетказиевна, мама 25-летнего Азамата, имеющего с детства сочетанные нарушения вместе с ДЦП. Она рада, что ее инициатива позволила точечно решить многие проблемы на местах.
Одной из самых распространенных было отсутствие налаженного контакта между специальным педагогом и семьей. «Многие родители даже не знали, куда они ходят, куда водят своих детей. Потому что их просто обязывали и все. Был какой-то сухой автоматический вариант общения», — рассказывает Сейсенова. «Родитель всегда думает: вот я взял направление, принес вам ребенка, давайте теперь вы делайте…», — описывает типичную ситуацию Светлана Лобурь, заведующая КППК № 10 города Кокшетау.
Такой вариант взаимодействия, естественно, не способствовал высокому вовлечению родителей в образовательный процесс, чего требовали карантинные будни. «Многие родители просто оказались не готовы проводить столько времени с собственными детьми. Вот это было для нас очень большой проблемой», — говорит Назгуль Абуова. Пандемия, возложившая основную ответственность за обучение детей с ООП на их семьи, способствовала смене устоявшейся парадигмы, и у специалистов появилась новая задача — в короткий срок обучить родителей элементарным педагогическим навыкам.
«Период был тяжелый, и чтобы родители не опустили руки, пришлось, конечно, им помогать, психологически настраивать: “Поскольку это такая эпидемия, и невозможно выйти, давайте будем пробовать [учиться] на самых простейших играх”. Пришлось вернуться к таким играм, чтобы родитель мог понять их смысл», — объясняет Светлана Леонидовна. Она признается, что и для нее локдаун обернулся страхом неизвестности, но о принятых решениях руководитель кокшетауского кабинета коррекции не жалеет: «Выбирая между здоровьем и педагогикой, мы в тот момент правильно выбрали здоровьесберегающую программу».
Марат Ибраев организовал коллег, чтобы они помогли родителям освоить другие приёмы и методики по реабилитации и развитию детей с ООП в домашних условиях. За 2020-2021 годы в рамках проекта удалось в формате онлайн-вебинаров поработать с 270 семьями во всех городах и районах Акмолинской области. Марат Умербаевич объясняет, почему главной целевой группой для специалистов в период пандемии все-таки стали родители, а не дети: «Дети с ООП, как правило, отличаются такими особенностями как рассеянность внимания, неумение сосредоточиться, аккумулировать свои интеллектуальные, эмоциональные усилия. Именно поэтому не достаточно эффективно оказывается для таких детей обучение в виртуальном формате. Для них очень важен телесный контакт».
«Хотя учителя с ними занимались, все равно онлайн с такими детьми заниматься никак не получается. Здесь нужно чувствовать ребенка. Иногда приходится рука в руке работать, потому что у ребенка слабые мышцы, атрофия, ДЦП», — подтверждает Лариса Рифферт. Онлайн-формат хоть и позволяет в той или иной степени сохранить индивидуальный подход к ребенку, все же осложняет работу педагогов. «В условиях ЧП объем работы увеличился, потому что педагоги значительно больше времени стали тратить на подготовку уроков, на организацию работы и обратной связи с учащимися», — подчеркивает Назгуль Абуова. Никакой дополнительной оплаты эти усилия, к сожалению, не подразумевали.
В Казахстане специальные педагоги, как и рядовые учителя, не входят в число самых высокооплачиваемых профессий. Низкий уровень заработных плат обусловливает нехватку специалистов. Электронная биржа труда только на запрос «социальный педагог» выдает больше 1000 объявлений из всех областей республики, местами предлагая специалистам всего «от 42 500 тенге» в качестве месячного заработка. А что говорить о качестве кадров, если еще не так давно в одном из крупнейших вузов страны такие специальности как «социальная работа» и «социология» были совмещены?
«Мы же все как оголенные провода»
«Мы уроки делали так: мы сидим, у меня младший ребенок сидит на столе, дочь сидит за столом, я сижу рядом с ней, и вот мы все вместе, так сказать, учимся. Я разрывалась. Один ребенок сам не может выполнять задания, а второй еще слишком мал, чтобы себя увлечь на длительное время», — рассказывает о своих буднях Светлана Киричкова, директор общественного фонда помощи и поддержки детей с эпилепсией «Кең Жүрек». Ее дочь Валерия с диагнозом «эпилепсия» весь третий класс провела на дистанционном обучении. Несмотря на то, что девочка учится в классе для детей с задержкой развития, где всего восемь учащихся, дежурную группу в нем открывать не стали.
«И мы остались сидеть на карантине со своими особенностями развития. Да, наш классный руководитель выходила в Zoom каждый день, но там невозможно, например, сидеть два-три урока. Невозможно просто потому, что ты же ничего не можешь больше делать. Ты просто прикован к процессу», — объясняет героиня. Светлана уверена, что неплохо справилась с нагрузкой, ведь по образованию она социальный педагог. У родителей с непедагогическим образованием помочь детям не вышло: «Для них это был провальный год. Бессмысленный, потерянный совершенно», — считает мама Валерии. Она однозначно характеризует учебный год в дистанционном формате как «уместный, но плохой опыт».
К неспособности родителей заниматься с собственными детьми добавлялись объективные факторы среды. «Тем, у кого в квартире нет ни одного гамака, ни одной качели и ничего дисбалансирующего (а у ребенка есть потребность в мозжечковой стимуляции, вестибюлярку развивать) конечно, было тяжело очень. И откатов было очень много. Когда все, что наработали месяцами, кровью и потом, на что удалось реакцию у ребенка вызвать, все вернулось назад», — говорит Лейла Байрамова, основатель и директор ОФ «Фонд помощи детям с аутизмом и другими особенностями в развитии «Луч света», мама особенного ребенка. Она добавляет, что само нахождение в четырех стенах без возможности общаться с другими детьми «ужесточило» состояние ребят с ООП.
«Мы ничего не усвоили за этот год в плане поведения, взаимодействия. Ничего! Мы наоборот сейчас выходим, и я вижу, что у меня дочка опять как дикая ко всем бежит и со всеми обнимается. Мы потеряли в этом отношении», — соглашается Светлана. Проблема стояла столь остро, что в некоторых регионах Казахстана под давлением родителей власти шли на уступки и разрешали детям, например, с аутизмом гулять на улице, рассказывает Камилла Ситасманова, учредитель общественного фонда «Другая жизнь» в Талдыкоргане. Однако редкие прогулки на детской площадке, разумеется, не обладали нужным развивающим эффектом. Она видит «большой минус» в том, что онлайн-обучение лишило детей с ООП возможности находиться в среде с нормативными сверстниками и подражать им, и предполагает, что это могло ухудшить их результаты по итогам учебного года.
С началом карантина возможности «разгрузить» свои чувства лишились не только дети с ООП, но и их родители. «У некоторых это доходило до того, что они начинали ненавидеть своего ребенка, когда ситуация ухудшалась. Родитель, который не был готов к этому и не знал, как дома организовать весь этот [образовательный и коррекционный] процесс, конечно, оказался в большом тупике», — делится Алия Архарова, президент общественного фонда «Ashyq Alem» и адвокат инклюзивного образования. Так у нее возникла идея организации онлайн-школы для родителей, воспитывающих детей с ООП. Проект Центра Балама оказался столь удачным, что в регионах к его организации в части привлечения родителей присоединилось министерство труда и социальной защиты.
ЮНЕСКО особо подчеркивает, что именно родители, которые посвящали себя образованию детей во время пандемии, могут теперь стать для педагогов хорошим ресурсом и предоставить им значимую достоверную информацию. Ее можно использовать в стратегиях по восстановлению работы школ и возвращению в классы как можно большего количества учащихся, включая тех, кто не посещал школу до кризиса.
«Уже государство стало понимать, что без непосредственной поддержки родителей будет тяжело. Кроме этого, чем раньше родитель начинает понимать, как работать с ребенком, тем меньше процент инвалидизации в будущем», — подчеркивает Архарова. До пандемии родители едва ли были в фокусе государственной политики в сфере специального образования. Основная задача заключалась в том, чтобы «хотя бы научиться работать с детьми», поясняет адвокат инклюзивного образования. В попытке нащупать и освоить нужные методики связь с родителями была окончательно утеряна, взаимное доверие не сформировалось.
Лейла Байрамова с горечью рассказывает о своих впечатлениях после столкновения с системой: «Все мамы, мои подруги, кто проходит инвалидность, все со слезами. Папы плачут! [C нами] разговаривают так, как будто вообще о психологии понятия не имеют, как будто никогда не учились в университетах, как будто не знают, что такое эмпатия и человеческое общение. Мы же все как оголенные провода, нервная система расшатана. Конечно, нужна поддержка, питание, ресурс, чтобы ты понимал, что все делаешь правильно». Во время пандемии «Луч света» тоже разработал инклюзивную онлайн-программу по адаптации детей с ментальными нарушениями. Серия эфиров со специалистами была призвана, в первую очередь, помочь родителям детей с ООП с ответами на самые сложные вопросы. Как правило, недостаточно найти в интернете упражнение по нейропсихологической коррекции — нужно понять, почему оно вызывает сопротивление у ребенка, и как его преодолеть, объясняет Байрамова.
Чтобы преодолеть сопротивление чиновников на местах, нужны знания другого характера — правовые. Пандемия, предложившая родителям детей с ООП разные варианты онлайн-обучения, смогла восполнить и этот пробел. «Мы объясняли, как вообще работает государственная машина. Объяснили, что если вы хотите получить [место в школе] к 1 сентября следующего года, начинайте работу сейчас. Да, ПМПК (психолого-медико-педагогическая комиссия) — несовершенная в данных реалиях, но мы её не обойдем. Это нормативы, мы должны научиться с этим работать. Мы должны научиться сотрудничать, чтобы помочь измениться», — рассказывает Архарова о философии, которую много лет продвигает в родительской среде. 12 лет назад она сама прошла по этому пути: за год до поступления в первый класс нашла частную школу для своего сына с аутизмом и СДВГ и на протяжении всех 12 месяцев носила учителю материалы о том, как той следует подготовиться к приему особенного мальчика.
Результаты этого сотрудничества пока, к сожалению, не всегда оказываются достаточными. Камилла Ситасманова, выстроив продуктивную работу с ПМПК, наткнулась на преграду со стороны местных законодателей: летом стало известно, что депутаты маслихата Алматинской области (вопреки заключению комиссии) в преддверии нового учебного года не нашли средств ни на одну ставку тьютора. Огласка ситуации фондом «Другая жизнь» и ассоциацией «Аутизм Казахстан» все же вынудила областные власти выделить бюджет на специалистов для школ. В результате — после месяца, проведенного дома — первоклассники с ООП пошли в школы 1 октября. Сыну Камиллы, шестилетнему Аметхану, которому поставили диагноз «аутизм», тоже повезло: осенью он начал обучение в нулевом классе с тьютором. Во время интервью у героини периодически пропадает голос и она извиняюще объясняет, что с чиновниками от образования все еще приходится ругаться до хрипоты.
«Ситуация в том, что никто не заинтересован. Управление образования настолько формально относится ко всем делам: для них что дети, что какие-то очередные дела — это все лишняя галочка на бумаге. Они не пропускают это все через себя», — говорит Камилла. Плоды такого формализованного подхода родители детей с ООП пожинают практически везде: Байрамова считает многие учреждения специального образования «камерами хранения», которые не обеспечивают никакого развития; Архарова возмущена столь распространенной везде раздачей футболок и кепочек детям, на которых теперь повесили новый ярлык — «инклюзивщики».
Еще неприятнее, когда ярлыки на собственного ребенка вешают родители. «“Он у меня аутист” — “Да вы что? Он у вас не аутист, у него очень хорошая коммуникация. Смотрите, как он смотрит в глазки! Смотрите, как он хочет общаться с вами” — “Но он же не говорит” — “Это нарушение речи, но это не нарушение коммуникации. Не всегда нарушение речи равно аутизм”. Очень важно получить консультацию команды специалистов», — приводит пример Архарова. Одну из задач своего проекта она также видела в том, чтобы во время карантина научить родителей видеть реальную картину. Для этого под руководством специалистов общественного фонда разрабатывается даже специальное мобильное приложение. Вероятно, оно ощутимо облегчит жизнь семей, где воспитываются дети с особенностями, но в случае еще одного локдауна все равно не заменит очную работу со специалистом и благотворное влияние среды.
«Знаете, какое сравнение [для удаленного обучения] мне в голову пришло? Это как неходячему дистанционно объяснять, как ходить. Или слепому показывать картинки. Если это ребенок с нарушениями поведенческих, коммуникативных навыков, то, что он порисовал или что-то сделал, никак не решило его основную проблему», — обращает внимание Лейла Байрамова. «Я считаю, что онлайн-обучение классно развязывает руки тем детям, у которых есть двигательные нарушения и полностью сохранный интеллект. Если же у ребенка с нарушениями в развитии нет сопровождения тьютора, он не посещает спецзанятий, у него нет мамы или папы, которые сидят рядом и помогают ему, фактически это бесполезное занятие», — заключает Светлана Киричкова.
Упомянутые в тексте проекты по поддержке специалистов и родителей детей с ООП Алмагуль Сейсеновой, Марата Ибраева, Алии Архаровой, Лейлы Байрамовой реализованы при содействии Фонда Сорос-Казахстан.
Поддержите журналистику, которой доверяют.