​Могут ли у государства закончиться деньги?

Государственный бюджет — это не семейный бюджет

Стефани Келтон является сторонницей и проповедницей сравнительно новой макроэкономической теории под названием Modern Monetary Theory (Современная монетарная теория, или Современная теория денег) — сокращенно MMT. Несмотря на то, что один из основоположников этой теории Уоррен Мозлер сформулировал её постулаты в 1990-е годы, её идеи восходят к кейнсианской экономике и в особенности трудам Аббы Лернера. Согласно положениям MMT, у любого государства с собственной фиатной (неконвертируемой в золото или другой реальный ресурс) валютой не может быть никаких монетарных ограничений, у него никогда не закончатся деньги, поскольку оно является монопольным производителем собственной валюты. Другими словами, Центробанк в любой момент может создать необходимое количество дополнительных денег с помощью нескольких нажатий на клавиши компьютера. К сожалению, на этом положении критики ММТ часто прерывают свое знакомство с ней и возражают, что если «напечатать» слишком много денег, то возникнет инфляция. Келтон с этим возражением не спорит, более того, она говорит о том, что контроль инфляции должен быть главным приоритетом фискальной политики, в то время как сегодня чиновники (да и обычные люди) гораздо больше обеспокоены балансированием бюджета.

Дефицит бюджета воспринимается как плохая вещь, поскольку, по аналогии с семейным бюджетом, если ты тратишь больше, чем зарабатываешь, рано или поздно придется за это расплачиваться. Поэтому лучше бы, чтобы дебет и кредит сходились. Это самый пагубный миф в современном экономическом мышлении, утверждает Келтон. После того как в 1971 году Ричард Никсон объявил о прекращении Бреттон-Вудского соглашения, которое гарантировало конвертируемость американского доллара в золото и привязывало к нему валюты всех остальных стран, деньги, грубо говоря, перестали иметь цену и превратились в меру долговых отношений между их пользователями. Соответственно, государства с монетарным суверенитетом (выпускающие собственную валюту и не зависящие в значительной степени от иностранных долгов) получили возможность неограниченно «печатать» деньги. Этот поворот дел до сих пор остается плохо отрефлексированным среди экономистов, не говоря уже о политиках. Обсуждение социальных программ до сих пор сопровождается вопросами: «Как мы будем за это платить? Откуда мы возьмем деньги?» и т.п. Келтон пишет о том, что подобные вопросы бессмысленны. У государства с суверенной валютой всегда найдутся деньги. Вопрос должен быть другим: хватит ли у экономики ресурсов, чтобы эти деньги нашли себе применение и не вызвали инфляцию.

Нужно опасаться инфляции, а не дефицита

Существует мнение о том, что дефицит бюджета — это признак излишних государственных расходов. Это ошибка. Дефицит бюджета означает лишь, что правительством было вложено денег в экономику больше, чем изъято из нее в виде налогов. То есть экономика осталась в плюсе. Настоящий признак чрезмерных трат — инфляция. Если её нет, всё в порядке.

Налоги же в этой схеме не являются источником пополнения бюджета. Бюджету вообще не нужны такие источники, он обеспечивается способностью Центробанка эмитировать деньги. Главная функция налогов заключается в том, чтобы предотвращать инфляцию, перераспределять ресурсы и доходы, а также поощрять определенное поведение экономических агентов (налоги на курение, эмиссию углекислого газа, финансовые транзакции и т.д.).

Строгой взаимосвязи между бюджетным дефицитом и инфляцией нет. Более того, в периоды рецессий (как, например, сейчас в связи с коронавирусом) госрасходы могут увеличиваться без риска инфляции, поскольку экономика функционирует намного ниже своего реального потенциала. Риск инфляции возникает снова, когда экономика восстанавливается и уровень безработицы снижается — именно в этом случае большой дефицит может стать проблемой. Таким образом, планируя распределение бюджета, парламент в первую очередь должен руководствоваться инфляционными рисками (которые зависят от реальных ресурсов экономики), а не тем, насколько велик дефицит. Как утверждает Келтон, безработица — это всегда показатель недостаточных государственных вложений. Сторонники ММТ считают, что осуществление государственной программы полной занятости вполне реально, и эта программа способна стать своеобразным амортизатором для экономики. В периоды экономических спадов, когда многие люди теряют работу на рынке, государство может предоставить им рабочие места, создаваемые и определяемые на местном уровне, с гарантированной минимальной заработной платой. Позднее, на этапе восстановления, эти же люди смогут перетекать обратно в частный сектор, улучшая свой уровень жизни и автоматически сокращая бюджетные затраты на поддержку государственных рабочих мест. Попытки подобных проектов уже предпринимались в Аргентине и Индии. К тому же нечто похожее осуществил американский президент Франклин Делано Рузвельт в рамках Нового курса. Программа полной занятости, как считает Келтон, потенциально может устранить бедность и помочь людям преодолеть неуверенность в завтрашнем дне в периоды кризиса. Для этого нужна лишь политическая воля.

Политические последствия ММТ

Логика ММТ подразумевает довольно неприятную для политиков вещь: любое государство может приоритезировать благосостояние граждан, не беспокоясь о том, как за это платить. Разумная фискальная политика способна снизить или вовсе уничтожить безработицу, увеличить средний уровень жизни и создать эффективный инструмент предохранения от непредвиденных экономических кризисов в виде программы полной занятости. И самое удивительное, что для этого необходимо лишь избавиться от предубеждений о том, что бюджетный дефицит — это зло. К сожалению, сделать это очень непросто. Келтон пишет о том, что во время работы в бюджетной комиссии Сената США она смогла воочию убедиться, что никто из американских сенаторов не понимает, как работает федеральный бюджет. Все они исходили из логики семейного кошелька, а основные расхождения между республиканцами и демократами были в том, откуда брать деньги и куда их тратить: демократы предлагали увеличить налоги для богатых и расширить социальные программы, республиканцы — обратное. Но все они боялись оставить государство банкротом.

Представим же ситуацию, в которой большое количество граждан освободилось от мифов о том, как функционирует бюджет. В этом случае отговорки политиков о том, что плохое состояние здравоохранения, образования, инфраструктуры и других областей связано с «нехваткой бюджетных средств», будут восприняты как ложь и нежелание что-либо делать. Именно в этом Келтон видит важный демократизирующий потенциал ММТ: по ее мнению, распространение этих идей и противостояние мейнстримной экономике, которая застряла в Бреттон-Вудском прошлом, способно увеличить влияние обычных людей на принятие решений о социальной политике, экологии и других сферах общественной жизни.

Экономист Хазби Будунов, один из немногих последователей ММТ в России, считает, что укрепление ММТ в академическом поле, среди коллег-экономистов, не менее важно: «Безусловно, любое знание, ставшее коллективным достоянием, делает общество демократичнее. Однако в случае с общественным знанием всегда есть риск упрощения и неверного истолкования, что в итоге приведет к негативным последствиям. Поэтому очень важно, чтобы ММТ и в целом посткейнсианская экономическая школа нашли сторонников в университетах и других общественных институтах».

В последние годы ММТ стала едва ли не самой горячей темой в экономической науке. Ученые ломают копья, защищая и опровергая её положения в многочисленных академических статьях и более неформальных текстах, часто весьма эмоционально. Нам же следует с большим вниманием наблюдать за этой борьбой не только потому, что она чрезвычайно зрелищна и увлекательна (а это так), но и поскольку её результаты могут напрямую повлиять на политическую культуру будущего.