Может ли руководство Казахстана не быть патриархальным?

Анти-женская риторика

Женский вопрос традиционно занимает маргинальное положение в политическом дискурсе Казахстана. Чаще всего первые лица государства затрагивают его во время поздравлений с 8 марта и Днём матери, а также при обсуждении проблем рождаемости и демографии.

Как правило, женщины в официальной риторике представляются пассивным и слабым звеном. Яркий пример этому — поздравление Токаева с международным женским днем, когда президент назвал их «источником красоты, нежности и заботы», «матерями, хранительницами домашнего очага» и «душой нации, сохраняющей национальные традиции и родной язык».

Защита прав женщин, в понимании президента, должна обеспечиваться государством, а не самими женщинами через расширение их политического участия и большее присутствие в системе государственной власти.

«Государство будет всегда уделять особое внимание защите прав женщин и созданию условий для полноценной самореализации всех граждан. Уверен, что неравнодушие, ответственность и созидательная энергия женщин станут мощной движущей силой проводимых в стране масштабных реформ», — заявлял в марте этого года Токаев.

Нынешний президент во многом унаследовал пренебрежительную риторику от своего предшественника. Нурсултан Назарбаев постоянно применял стереотипные образы к женщинам и даже прибегал к неуместным шуткам подобного рода: «Школьник читает книги "Мифы Древней Греции", спрашивает отца: "Папа, почему древние греки победу всегда изображали женщиной?" Отец отвечает: "Когда женишься — узнаешь”».

Предрассудки Назарбаева о женщинах стали частью политической культуры: звуча из уст бывшего президента, они воспринимались обществом как нечто нормальное. Как следствие, у него не было причин оправдываться и пересматривать основу своих высказываний.

В период президентства Токаева настроения у части общества заметно изменились. Свидетельством этого стала реакция на патриархальные высказывания президента во время сентябрьского послания народу. В результате его администрация была вынуждена разъяснять замечание главы государства о «скандальных женщинах», но добавила ему еще более патриархальный оттенок.

«Глава государства отметил, что “к сожалению, среди [тех кто нарушает общественный порядок], есть и женщины. Некоторые восприняли это как упрек, но смысл совсем иной. Ведь если и женщины, издревле олицетворяющие красоту, хрупкость и гармонию, начали вовлекаться в скандалы, значит, кризис культуры поведения приобрел действительно серьезный характер», — пояснили в Акорде.

Фраза о «женщинах, устраивающих скандалы», прозвучала в казахскоязычной части выступления президента. Позднее, в официальной стенограмме, перевод был отредактирован.

Социологиня Камила Ковязина замечает, что пренебрежительная риторика в адрес женщин в Казахстане нормализована до такой степени, что не воспринимается как обидная и некорректная.

«Поэтому никто никому не говорит, что такую тональность использовать нельзя, тем более президенту. Более того, если вам не поступает какая-либо санкция за сказанное, то вы даже не думаете, что ваши слова могут кого-то задеть», — подчеркивает исследовательница.

Политологиня и правозащитница Қасиет Темірзахқызы объясняет склонность глав государств к патриархальной риторике популярностью идеи «сильной руки», когда «мужественный лидер» принимает волевое решение за всех представителей общества.

«Риторика Токаева о “законе и порядке” также строится вокруг идеи сильного лидера, в рамках которой женщины и другие уязвимые группы остаются за пределами процесса принятия решений. Даже немногие женщины, представленные во власти, не бросают вызов патриархальной системе, а интегрируются в нее, воспроизводя те же подходы», — утверждает экспертка.

Реакционные законы

Разъясняя высказывание Токаева, администрация президента также напомнила о его законодательных инициативах, утверждая таким образом, что он «не на словах, а на деле с искренней заботой и вниманием относится к женщинам».

Среди них: женская квота в партийных списках и при распределении депутатских мандатов; отмена трудовой дискриминации женщин; увеличение срока выплаты пособия по уходу за ребенком до полутора лет; закон о бытовом насилии; введение уголовной ответственности за сталкинг и принуждение к браку; а также создание института женщин-следователей и открытие центров поддержки семьи во всех регионах.

Опрошенные «Властью» экспертки считают, что государство всегда запаздывает с разработкой законов и принимает их в основном после инцидентов, вызвавших широкий резонанс. И хотя они представляются властями как окончательное решение проблемы, на деле их эффект остается ограниченным.

Лучше всего это иллюстрирует закон о бытовом насилии, принятый после убийства Салтанат Нукеновой экс-министром национальной экономики Куандыком Бишимбаевым. Важным фактором для его появления стало международное внимание к суду над бывшим чиновником.

Другой пример — уголовная ответственность за принуждение к браку, которая начала действовать в сентябре этого года. Эта мера начала обсуждаться еще в августе 2023 года, но ее реализация затянулась несмотря на недовольство депутатов многочисленными фактами похищения невест и пропагандированием этой практики по телевидению.

Қасиет Темірзахқызы указывает на двойственность законов, направленных на защиту женщин. С одной стороны, они улучшают международный имидж Казахстана и удовлетворяют запрос общества, которое долго боролось за их введение; но с другой – в суть этих документов все равно вшиты «традиционные ценности».

«Даже прогрессивные инициативы продолжают фокусироваться на институте традиционной семьи, показывая, что государство одновременно пытается угодить обществу и сохранить собственные патриархальные нарративы», — констатирует Темірзахқызы.

По словам правозащитницы Айгерим Кусайынкызы, политический режим может расширять отдельные права женщин, чтобы выглядеть современным внутри страны и за её пределами. Но такие шаги не меняют основы власти.

«Это классический автократический genderwashing: система предлагает женщинам ограниченные бонусы взамен на лояльность, что позволяет ей остаться прежней», — поясняет она.

Правозащитница подчеркивает, что законодательные инициативы часто воспринимаются обществом как полноценное решение проблемы. Но гораздо чаще они ретушируют патриархальную юридическую рамку.

«Когда в ленте появляется “закон в защиту женщин”, особенно если его продвигают женщины-политики, общество часто вздыхает с облегчением. Но право — не магия. Это инфраструктура. И она работает только тогда, когда норма превращается в процедуру, процедура — в бюджет, а бюджет — в подотчетность. Всё остальное — витрина, иногда ещё и розовая», — отмечает Кусайынкызы.

Что касается представленности женщин в политике, то обязательные квоты для женщин в избирательных списках политических партий, введенные в мае 2020 года, должны были улучшить ситуацию. Однако 30%-ную квоту им пришлось делить сначала с молодежью, а с 2023 года — и с людьми с инвалидностью. В результате доля депутатов-женщин в мажилисе с 27% в 2021 году сократилась к 2024 году почти на 10 процентных пунктов.

Схожая тенденция наблюдается и в администрации президента. В конце сентября этого года Токаев прекратил полномочия своей помощницы и нескольких советниц: Тамары Дуйсеновой (помощницы), Кунсулу Закарья (советницы по вопросам науки и инноваций), Зульфии Сулейменовой (советницы, спецпредставительницы по международному экологическому сотрудничеству). Среди руководителей ведомства теперь работает только одна женщина — советница Асел Жанасова.

Всего на государственной службе 47 158 женщин (55,8%), но число руководителей-женщин в разных структурах составляет 9 363 (39,1%). В маслихатах на долю женщин приходится 22,7% (774 из 3415), а в составе правительства 15,4% женщин-министров (4 из 25).

Таким образом, несмотря на принятие квот, к реальному прогрессу это не привело, делает вывод Темірзахқызы. По ее словам, чаще всего Казахстан вводит эти квоты ради позитивных оценок в международных отчетах, но реальное представительство женщин в политике и вовсе сокращается.

«У нас до сих пор нет акимок областей и крупных городов (в истории Казахстана только одна женщина занимала пост акима области - В.). Недавно убрали советниц администрации президента — три женщины подряд. Да, добавили одну министрку, но по сравнению с общим количеством министров это ничтожно мало», — поясняет политологиня.

Может ли политика в Казахстане не быть патриархальной?

Кусайынкызы отмечает, что патриархальные характер власти и риторика в адрес женщин напрямую связаны с преобладанием мужчин в руководстве страны. Это ведет к тому, что решения и политическая речь в Казахстане формируются через «мужскую оптику», менее чувствительную к потребностям общества.

Патриархальной логике, по мнению правозащитницы, способствует и то, что казахстанское общество одновременно признает важность равенства и крепко держится за стереотип о «женщинах - хранительницах очага».

«Поэтому политикам проще опираться на консервативные коды, чем рисковать рейтингом, что и рождает риторику в духе “наши женщины должны” или “они не следят за языком”», — добавляет Кусайынкызы.

Патриархальная риторика также объясняется тем, что государство ищет «козлов отпущения» при сложной социально-экономической ситуации среди уязвимых групп, к которым помимо женщин относятся ЛГБТ и мигранты, замечает в свою очередь Ковязина.

«Власти могут гендерно окрашивать некоторые общественные движения и потом использовать портрет слабой истеричной женщины для того, чтобы дискредитировать его. Но я думаю, что в случае Казахстана это вторичный момент. Скорее, патриархальная риторика — это невнимательность и устаревшее восприятие социального контекста», — полагает социологиня.

Эту тенденцию, по словам Кусайынкызы, хорошо схватывают исследования Human Rights Watch, IWPR и UN Women. В периоды политической или экономической турбулентности власти используют женские тела и проблему роли женщин в обществе как инструмент мобилизации: проще требовать от них «рожать больше» или «сохранять традиции», чем обсуждать рост цен или коррупцию.

Однако долгосрочно эта мобилизация работает против самой власти, убеждена правозащитница. Социальный запрос на равенство растёт, а отвлекающие маневры новым поколениям уже не кажутся убедительными. «Социальный порог терпимости снизился: сексизм воспринимается уже не как “шутка” или “традиционная мудрость”, а как нарушение прав и унижение достоинства», – заключает Кусайынкызы.

На обратный эффект переноса общественного недовольства на женщин указывает и Темірзахқызы: «[После убийства Салтанат Нукеновой] многие женщины стали говорить о том, что проблема насилия – не частное дело, а системная проблема, которая должна решаться на государственном уровне».

Ковязина считает патриархальность структурной проблемой любого общества. Участие женщин в политике до сих пор остается ограниченным по всему миру, включая развитые страны. Прежде всего это происходит потому, что правящие режимы видят в женщинах репродуктивный ресурс.

«Наш политический режим не откажется от патриархата сам по себе. [Нам, как гражданскому обществу нужно] постоянно напоминать государству о его недоработках. Культурно это будет очень долго меняться. В западном мире женщины получили финансовые и избирательные права только в 1960-е годы. И им до сих приходится решать много проблем», — говорит социологиня.

В то же время она предостерегает от того, чтобы воспринимать государство как монолитную структуру. Внутри него есть множество неравнодушных людей, усилия которых могут сочетаться с давлением гражданского общества и давать положительные результаты.

Кусайынкызы убеждена, что сама суть авторитарной власти противоречит идее равноправия, поскольку она опирается на моральную дисциплину, а также контроль над телами и институтом семьи. Тогда как гендерное равноправие требует автономии и подотчетности власти.

Отказаться от патриархальности, по ее словам, могут и авторитарные режимы, как это происходило в Мексике и Руанде. Там женщины широко представлены во власти, но это не дает им больше полномочий и возможности формировать собственную повестку.

«У «государственного феминизма» есть пределы. <...> А индикатор реальных реформ – это наличие сильных и независимых женских организаций. Если пространство для них закрыто, равенство остаётся только в заявлениях», — резюмирует правозащитница.

По мнению Темірзахқызы, политический режим Казахстана перестанет быть патриархальным только в условиях демократизации институтов и реальных реформ. Феминистское сообщество в Казахстане уже требует перемен – от свободы мирных собраний до увеличения числа женщин во власти.

«При сохранении авторитарных принципов, запрещающих даже мирные марши 8 марта, система не сможет стать менее патриархальной», — заключает политологиня.