«Они только берут наше золото»

«Пока до Астаны доедешь, крякнешь»

Из Степногорска в Бестобе нет ни автобуса, ни маршрутки, ни электрички. Добраться можно только на машине. В Telegram жители создали чат «Бестобе-Степногорск», в котором ищут попутку. «Еду в город в 7 утра. Есть два места. 2000 тенге».

«Вам повезло, что вы поедете в Бестобе сейчас, когда отремонтировали дорогу. Прежде там часто бились», — несколько раз сообщали нам в Степногорске. Дорога до Бестобе теперь и правда ровная. А вот поселок выглядит так, словно пережил ковровые бомбардировки.

«Вот тут у нас был детский садик, а здесь — школа, а там — жилые дома, даже работал свой молокозавод», — рассказывает коренной житель Бестобе, а теперь и активист Николай Катчиев, показывая на развалины и пустыри. Его семью депортировали сюда в 40-е годы из Северного Кавказа.

В Бестобе заасфальтировано две улицы, одна длинная, другая — короткая, поэтому жители невесело шутят, что их всего полторы. Замакима Бестобе Асель Искакова говорит, что есть план развития поселка, по которому ежегодно будут асфальтировать по одной улице. Спрашиваю: «А сколько у вас их всего?» «Тридцать шесть». Освещение есть на пяти улицах. Цены на дома более чем скромные — 2-3 млн тенге, а работа только на «Казахалтыне» и его дочернем предприятии «Казахалтын Technology». На «Казахалтыне» трудятся около 1500 жителей поселка Бестобе, а на ««Казахалтын Technology» — 18 человек.

Александра Назаренко рассказывает, что в Бестобе принимают три врача: хирург, терапевт и педиатр: «Вот у нас машина скорой помощи сломалась, и второй день нельзя её вызвать. Было две кареты, обе старые и все время ломаются. В степногорскую больницу приходится ездить на такси. Но там нас тоже особенно не принимают, говорят, езжайте в Кокшетау».

У отделения полиции стоит памятник. В 1993 году здесь, прямо на работе, застрелили начальника полиции. Последняя стрельба, попавшая в новости, случилась в 2016-м: на шахте «Казахалтына» подрались шахтеры и сотрудники охранного агентства. Пострадали 24 человека, в том числе и участковый. Начальник ДВД Акмолинской области Ержан Саденов рассказал, что «охрана проводила досмотр на наличие незаконных старателей, где-то перегнули палку. Потом словесная перепалка, драка, с нижних горизонтов поднялись 45 шахтеров».

Самую большую спортивную площадку построил не акимат и не поселкообразующее предприятие, а местный житель Булат Майканов. Он умер пару лет назад, и могила его стоит напротив его же подарка родному поселку.

В парке Победы когда-то горел вечный огонь и работал фонтан. Сохранилась только статуя: к неизвестному солдату прижалась девочка, они смотрят на покорёженный асфальт, который был положен в эпоху уже исчезнувшей страны. Только их фигуры наталкивают на мысль о том, что, возможно, это и есть парк Победы. На дереве висит шина, к «парку» примыкает двухэтажный дом, часть окон в котором заложена кирпичом.

Недалеко на мусорке корова ищет остатки пищи. Кажется, что «депрессивный поселок» — синоним Бестобе.

Советскую власть здесь вспоминают часто и с ностальгией: при ней был лечебный профилакторий, училище, больница, пионерлагерь. Потом ничего не стало. Четыре года назад в Бестобе, наконец, провели водопровод.

«Коммунисты тут все делали, при них градообразующие предприятие — тогда «Каззолото» о нас заботилось. А сейчас ничего не делают, только берут наше золото», — возмущается Балтабай Мухтахидинов.

В Бестобе сейчас строят новую одноэтажную клинику: на пять койко-мест. Рядом стоит старое трехэтажное здание. Александра Назаренко вспоминает, что сначала хотели сделать на три койко-места, но местные возмутились, хотя, пять — тоже несерьезно. Аким Степногорска поясняет, что пять мест соответствуют нормам Минздрава.

В Бестобе люди живут в буквальном смысле на золоте, без него поселка не было бы, но оно, золото, принесло экологические проблемы.

Деньги или экология

Сейчас в городе две фабрики: одна старая — Бестобинская обогатительная фабрика — «Казахалтына», вторая новая, построенная три года назад — «Казахалтын технолоджи». Местные жители настаивают на том, что ее поставили здесь без их согласия. Более того, никто не предупредил их о том, что при добыче будет использоваться цианид.

Александра Назаренко вспоминает: «Когда они стали ее строить, мы пошли в акимат, спросили, что за фабрика. Нам ответили, что бестобинская обогатительная фабрика уже состарилась и будут строить такую же. Мы успокоились. А когда фабрику построили, кто-то из рабочих сказал, что она цианидная. Мы пошли опять в акимат, аким говорит: «А я не знаю». Они утверждают, что у них есть подписи жителей. Но люди их ставили под другими документами: за озеленение, за экологию, а не под строительство фабрики».

В «Казахалтын технолоджи» настаивают на том, что слушания прошли 6 апреля 2017 года и что вопрос использования цианида обсуждался, — судя по протоколу, предоставленному компанией, его задавала замакима Асель Искакова, а жителям обещали, что будет создано 181 рабочее место, а тех, у кого не окажется достаточной квалификации, будут обучать. Сейчас, спустя три года, здесь работают всего 18 бестобинцев.

Житель поселка Балтабай Мухтахидинов рассказывает, что после запуска фабрики периодически дохнет скотина, да и у людей начались проблемы со здоровьем: «Нам говорят, что мы будем цвести и пахнуть, но мы почему-то умираем. У нас мало кто до старости доживает. Я посчитал, что за лето человек 15 умерло от онкологии. Ладно, когда человек в возрасте, но когда молодежь… У нас тут зубов уже нет!»

Жители жалуются, что новую фабрику поставили на розе ветров и постоянно происходит пыление. В поселке поднимается темная пыль и не видно даже соседнего дома. Оно выглядит так:

«Я во дворе высадила цветы, красные и белые, по итогу они все серые сейчас. Огурцы, картошка почти перестали расти. Если в позапрошлом году было так себе, в прошлом — более-менее, то в этом году — всё, уже походу земля непригодная будет», — говорит Александра Назаренко.

Активисты решили собственноручно проверить расстояние от жилых домов до новой фабрики и хвостохранилища, и их замеры не сошлись с тем, что дает предприятие.

«Нам доказывают, что от хвостохранилища до ближайшего дома — 1030 метров. Когда мы сами замерили, получилось 228 метров. Я снял всё на видео. Расстояние от фабрики до ближайшего дома — 285 метров, это тоже мы засняли. «Казахалтын технолоджи» настаивает на том, что там 530 метров. А по правилам, должно быть не менее 500 метров. От фабрики к хвостохранилищу идет трасса пульпопровода, внутри которого цианидные хвосты. Насосная станция, которая обеспечивает поселок водой, находится в 250-300 метрах от цианидных хвостохранилищ. Рядом с трубами с питьевой водой проходит пульпопровод, который периодически прорывает, и цианид уходит в воду. Никого здесь не волнует соблюдение санитарных норм», — заключает Николай, который эти санитарные нормы уже выучил наизусть.

«Казахалтын» в своем ответе на запрос Vласти настаивает на том, что соблюдено расстояние в 1000 и 500 метров.

Весной местные жители узнали, что «Казахалтын» собирается строить в Бестобе карьер для добычи золота открытым способом, что менее экологично, чем подземным, но проще и дешевле. По закону, компания обязана была провести общественные слушания. Они прошли 2 июня в Доме культуры. Сам план рабочего проекта на разведку карьера находится здесь. В нем написано, что «в период разведки карьера в атмосферный воздух от стационарных и передвижных источников будет происходить выделение 9 загрязняющих веществ: азота (IV) диоксид; азота (II) оксид; углерод; сера диоксид; сероводород; углерод оксид; бенз/а/пирен; углеводороды предельные С12-С19; пыль неорганическая: 70-20% двуокиси кремния и две группы, обладающих эффектом вредного суммарного воздействия при совместном присутствии в атмосферном воздух. Валовый выброс вредных веществ в атмосферу за период разведки составит 8,61441 тонны (без учета передвижных источников). В этом документе также указано, что поселок Бестобе расположен на расстоянии 500 метров от карьера опытно-промышленных работ.

Представители компании пытались представить проект строительства. Говорили о том, что без карьера не сможет работать фабрика и это повлияет на жизнь самого поселка. Но в итоге обсуждение превратилось в сплошной протест жителей.

После этого сельчане собрали подписи против строительства карьера, всего подписалось около 4 тысяч человек.

Впервые жители Бестобе смогли объединиться: они писали и звонили в СМИ, история противостояния начала появляться в новостях. Бестобинцев «увидели».

Второе, против чего выступили жители, — строительство хвостохранилища компании «Казахалтын технолоджи». Как объяснял потом генеральный директор предприятия Семен Хан, действующее хвостохранилище уже переполняется, поэтому компания спешно начала подготовку нового. Общественные слушания не проводились, но в «Казахалтын технолоджи» решили в мае организовать письменный опрос населения.

Активисты полагают, что подписи жителей были подделаны: местных аксакалов позвали на обсуждение решения социальных проблем, а не обсуждать строительство нового хвостохранилища. Они обратились к прокурору города Степногорска с просьбой расследовать подделку подписей, которая, как они считают, произошла в акимате поселка, он ответил, что прокуратура не вправе вмешиваться в деятельность субъектов предпринимательства и назначать проверки их деятельности и посоветовал обратиться в суд.

«Сама эта история по выбору места строительства хвостохранилища и согласованию с местным населением длится уже с июня прошлого года. Дело в том, что это уже вторая локация, которая была выбрана. Изначально хвостохранилище мы хотели построить в другом месте. Но там местные жители были против. Аргументация была такая, что это пастбищные земли», — утверждал в августе генеральный директор ТОО «Казахалтын Technology» Семен Хан.

Активисты настаивают на том, что хвостохранилище должно быть на приличном расстоянии от поселка, — хотя бы в 30 км. Они собрали 5740 подписей жителей под призывом не строить хвостохранилище.

«На деле всё это время «Казахалтын технолоджи» предлагает нам один и тот же вариант: дать землю, а по-хорошему, второй вариант должен был быть не давать землю. Это всего лишь обман, разделённый на две части, — рассуждает Николай. — Дело в том, что после посещения жителями этой территории, куда они вывезли и показали нам, где им, «Казахалтын технолоджи», неплохо было бы взять землю, аким тут же сразу подписывает это разрешение. Без подписей жителей. И таким образом они начинают строить. Жители не давали разрешение».

В августе в Бестобе приехала делегация из Минэкологии во главе с руководителем комитета экологического регулирования и контроля Зулфухаром Жолдасовым. Минэкологии сообщило, что хвостохранилище строится без согласования, без экологической экспертизы и разрешения. В итоге предприятие оштрафовали, строительство приостановили. В министерстве заметили и проблему с пылением, возникшем из-за новой фабрики.

«Проект строительства хвостохранилища не будет реализован, пока не будут проведены полноценные общественные слушания. Это требование закона, — сказал Зулфухар Жолдасов. — Также будет проведена проверка по пылению на фабрике, и по её результатам приняты меры. Кроме того, предприятие представит министерству и местной общественности ряд социальных мероприятий, в том числе меры по обеспыливанию на фабрике».

В рабочей группе утверждают, что 13 августа они сами смогли остановить строительство, а Жолдасов приехал сразу же после этого.

Николай Катчиев рассказывает, что просил Жолдасова сделать проверку работы фабрики, но «ничего не делается — фабрика как работала, так и работает. Мы писали в Минэкологии, в область, получаем только отписки. Ни на один день производство не остановлено для его полной проверки. Они обещали проводить проверки с приглашением нашей рабочей группы, и пока этого нет. Мы и без Жолдасова смогли остановить строительство в нашем поселке. Единственное, что изменилось после его приезда: теперь слив цианидных хвостов стал происходить еще ближе к жилым домам».

Вид на Бестобе сверху примерно дает представление о том, что кроется под словами «промышленный поселок». Когда ты находишься в нем осенью, то кажется, что он окрашен только в коричневый: цвета грязи и облупленных домов.

В этом году активисты заметили несколько прорывов: перепад температур в Акмолинской области сильный, поэтому пульпопровод бывает и не выдерживает. Происходит тот самый срыв цианидных хвостов, который заметен по запаху миндаля. Замакима поселка Асель Искакова рассказала, что у акимата нет статистики по прорывам, но за последние полгода рабочая группа обращалась по этому поводу раза три, и факт утечки был. В таких случаях акимат обращался к предприятию с просьбой об устранении этих утечек, на большее у местных властей компетенции нет. В «Казахалтын технолоджи» утверждают, что в этом году прорыв цианида был один раз, другие два прорыва касаются трубопровода технической воды.

Недовольны жители и реакцией областного Департамента экологии области: «Они тоже сделали отписку, что якобы оштрафовали компанию за пыль, что устранили всё это и что если снова будет пылить, то мы можем останавливать. А кто из нас должен и как? Там не написано. Когда мы обращаемся в органы местной власти, нам отвечают, что они ничего не могут. И вот пойми, кто что может, а что не может», — разводит руками Александра Назаренко.

Николай Катчиев считает, что все сейчас делается с прицелом «очистить территорию от жителей»: «Всё так расположено специально, чтобы не было совместимо с условиями нормальной жизни. Чтобы население потихонечку стало разъезжаться и соглашалось на любые условия, которые будут предложены. Потому что выбор: остаться дальше и травиться или же получить хоть что-то и переехать. Скорее всего, с таким же расчетом делается и хвостохранилище. Наши старые геологи говорят, что здесь золота — на 80-100 лет при подземном способе добычи, при карьерном тут моментально будет всё выбираться. Открытый способ опасен, но выгоден. А если добыча начнется открытым способом, то тут надо будет лишь 200-300 человек. А куда они остальных 7 тысяч денут? Сейчас новые рабочие места они предлагают для сговорчивости, часть безработного населения будет согласно и на карьер, только дайте нам работать. Нас просто сталкивают с теми, кто там работают. А забота акима нашего поселка больше направлена на заботу о данных предприятиях. Я ему говорил: просто отойдите в сторону, не мешайте нам, и даже это будет в помощь поселку».

Рабочая группа бестобинцев, разочарованная общением с властями, обратилась в Коммунистическую народную партию Казахстана. В итоге к ним в поселок приехали коммунисты из обкома и сняли видео о противостоянии жителей и предприятия. После этого участники рабочей группы вступили в КНПК.

«Всё, что касается экологии, нам в бюджет не поступает»

В 2019 году на Бестобинской обогатительной фабрике (БОФ) было извлечено 1074,673 кг, выпущено золота в готовой продукции 1580,355 кг. За 10 месяцев этого года извлечено 1043,998 кг золота и выпущено 1443,995 кг в готовой продукции. Компания отмечает, что на руднике Бестобе очень высокая себестоимость золота, и при шахтной отработке многократно увеличиваются затраты на обслуживание самого объекта: «Необходимо учитывать, что мы добываем золото с глубины 790 метров, а чем дальше от поверхности залегает золотоносная жила, тем его труднее извлечь и, соответственно, дороже. Следует особо подчеркнуть, что черные старатели оказывают огромный негативный эффект на себестоимость золота и способствуют формированию недополучения планируемого количества золота на каждом горизонте. В 2019 году было задержано 4212 незаконных старателя и изъято нелегально добытого золота 62,6 кг, а за 10 месяцев 2020 года — 1496 незаконных старателя и изъято 26,1 кг золота, добытого криминальным путем.

Касательно «Казахалтын Technology» хотелось бы добавить, что перерабатываемый материал (техногенные минеральные образования, далее — ТМО) является крайне золото низкосодержащим. На сегодняшний день среднее содержание золота — 0,6 грамм на тонну. Соответственно, извлечение конечного продукта сейчас составляет 60-65%, при том, что затраты на добычу и переработку компания несет на обычном уровне, что отражается на повышенных удельных затратах на единицу товарной продукции. За 2019 год было выпущено 1403 килограмма золота в виде сплава Доре, за 10 месяцев 2020 года было выпущено 1115 килограммов золота», — сообщили в компаниях Vласти.

В «Казахалтын Technology» отмечают, что если новое хвостохранилище в Бестобе не построят, то местный бюджет недополучит порядка 400 млн тенге. За период 10 месяцев 2020 года компания выплатила 957 149 тенге, а в прошлом году сумма налоговых отчислений составила 368 204 306 тенге.

Однако сельчане этих денег не видят.

«Если бы это градообразующее предприятие что-то нам, бестобинцам, давало, — говорит Балтабай Мухтахидинов. — Компенсации или строительство детского садика — никто ничего. Мы не можем добиться, куда идут отчисления от них».

В «Казахалтыне» говорят, что, несмотря на то, что развитие населенных пунктов — это прерогатива местных властей, компания оказывает социальную помощь поселку. Например, в 2019 году закупила продуктовые корзины для малообеспеченных семей на сумму 106 632 тенге, 1 708 149 тенге потратила на ремонт школы, купила новогодние подарки детям на 46 472 тенге. В итоге общая сумма «социальных» затрат в 2019 году составила 5 755 653 тенге.

В этом году «Казахалтын технолоджи» построила детскую площадку общей стоимостью 6 582 500 тенге, два миллиона потратила на ремонт поселковых дорог, раздавала одноразовые маски и антисептики; на конец ноября на «социалку» ушло 37 418 968 тенге.

Николай Катчиев рассказывает, что, действительно, жители Бестобе просили «Казахалтын технолоджи» поставить детскую площадку, — большую, как в Степногорске. В итоге поставили маленькую возле Дома культуры. На турниках много ярких наклеек — дети должны знать, кому сказать «спасибо».

Александра Назаренко считает, что таким образом предприятие просто насмехается над бестобинцами: «В Степногорске они строят Аллею любви, а почему вы тут нас травите, а строите ТАМ? Когда мы стали эту тему поднимать, стали кричать, добиваться, они нам быстренько аж две улицы осветили. Нам надо получить документы, которые в акимате лежат. Они же взяли землю на 49 лет, значит, должны быть обязательства, правильно? И как-то так получается — то аким на больничном, то не могут принять, короче, не можем мы получить документы. Ну вот, мы ездим, а нам бастыки говорят: вы понимаете, это предприятие дает очень много денег в казну? А мы отвечаем: а как быть с Конституцией? По Конституции у нас есть право на чистый воздух».

Как сообщило предприятие в своем ответе V, в 2019 году «Казахалтын» совместно с акиматами разработал планы мероприятий по развитию поселков. Бюджет на 2020 год составил 137 млн. тенге. Разработан новый бюджет на 2021 год, в котором заложено до 160 млн. тенге финансирования.

Конечно, тут возникает вопрос к государству: почему «золотой» поселок выглядит непригодным для нормальной жизни. Аким города Степногорска Еркебулан Баяхметов рассказал о том, сколько округ зарабатывает и сколько тратит: «Общие налоговые отчисления, которые наши промышленные городские дают, — около 24 млрд тенге. Из них порядка 16 млрд уходит в республиканский бюджет, 7 млрд — это местный бюджет. Причем часть идет в область — это около 4 млрд, и вот 3,5 млрд — собственный доход города. А расходная часть — 11 млрд. Львиная часть — 63 процента — тратится на сферу образования. Поэтому средств без поддержки республиканского бюджета, конечно, нам на развитие недостаточно. Мы планируем, что ежегодно из бюджета города на поселки будем выделять до 40 миллионов тенге на каждый. Мы смотрим на возможности нашего бюджета. Я не скажу, что будем выделять именно 40 миллионов, наш собственный бюджет небольшой, нам и город надо перекрывать, и поселки. Но этот план есть, и то, что вам замакима сказала, что хотя бы по улице в год закрывать, — на самом деле это большая подвижка».

Когда мы были в Бестобе, нам сказали, что аким поселка лежит в больнице в Степногорске. Поэтому о ситуации рассказала замакима Асель Искакова.

— Какая позиция акимата в ситуации?

— Мы всегда на стороне населения. Они к нам обращаются, мы потом направляем запросы: любые, хоть письменные, хоть устные, мы всегда сразу же реагируем, отправляем в «Казахалтын». Потом были нами направлены в департамент экологии с просьбой провести оценку, но они отреагировали уже после обращения жителей.

— Когда компания платит штрафы, они здесь остаются?

— Всё, что экологии касается, нам в бюджет не поступает. Сейчас, по моим сведениям, в новом Экологическом кодексе будут такие изменения. Это было бы правильно, конечно. Претензия акимата, населения к «Казахалтын технолоджи» — в том, чтобы это хвостохранилище, если оно вредно для экологии, лучше его расположить на дальнем расстоянии от поселка. 3-5 км, думаю, так было бы лучше. Норматив там 1 км, но я думаю, что этого мало. Это я как говорю как житель. Это мое личное мнение.

— Стало ли для акимата сюрпризом то, что люди объединились и стали отстаивать свои права?

— Это не сюрприз. Люди всегда были сплоченными, все друг друга поддерживают, в принципе, это нормальная ситуация. Когда были слушания по карьеру, то люди свое мнение высказали и карьер приостановил свою деятельность. В первую очередь, важны интересы жителей, это превыше всего. Поэтому, когда люди обращаются, в рамках полномочий мы оказываем содействие. Выше своих полномочий мы не можем. Если у нас что-то не получается, мы обращаемся к акиму города Степногорска. Не всё в наших силах. Когда я написала письмо в компанию с просьбой обеспечить доступ хотя бы одному человеку из акимата и паре-тройке человек из рабочей группы, они мне ответили, что не могут, т.к. у них опасное производство.

«Мы спускаем пар»

В поселке находится заброшенный карьер «Казахалтына»: его работу остановили лет восемь назад, когда при взрывных работах стали трескаться дома, расположенные рядом. Марат Асылбеков 17 лет проработал шахтером, его дед и отец тоже трудились здесь в шахте. Оба умерли от силикоза, профессионального заболевания, при котором пыль скапливается в легких и происходит цементация. Однажды человек просто задыхается — и всё.

Дом Марата, построенный в 60-х годах, стоит недалеко от заброшенного карьера и весь испещрён трещинами, которые появились после взрывов: «Это последствия работы карьера. Компания приехала, сфотографировала, сказала: «поможем» — и всё, молчок. Мне нужна помощь, один не смогу отремонтировать трещины. Они и снаружи дома, и внутри. Наша семья живет в Бестобе с 1934 года. Я здесь родился, проработал на шахте 17 лет, сейчас там не работаю, потому что здоровья нет. Живу тут один, как Робинзон Крузо. Как здесь жить? Везде хвосты, большегрузы пылят днем и ночью. Пусть нас выселяют, здесь вообще нет желания жить. И веры им нет. Как им верить? Они всё делают для того, чтобы нас выжить. Люди им не нужны, им нужно только золото. Когда этот карьер закрывали, я всех поднял: приехало телевидение, чиновники из Минэкологии. Они замеряли расстояние, вон тот дом — в 30 метрах от карьера. Как так?»

Сейчас Бестобе живёт в ожидании новых слушаний. В октябре прошла информация, что предварительная дата — 10 ноября, но пока их не было. Жители боятся, что слушания проведут онлайн. Если санитарные правила не позволяют собираться в доме культуры, они готовы выйти на обсуждение хоть в степь.

В ответе на запрос Vласти в компании ответили, что общественные слушания планируется провести в первой половине 2021 года, но дата будет зависеть от карантинной ситуации. Действующее же хвостохранилище будет заполнено к 1 июня 2021 года.

В компании объясняют, что горно-обогатительные комбинаты не могут работать без хвостохранилища, поэтому ТОО «Казахалтын Technology» будет вынуждено сократить 763 человека, 18 из которых живут в Бестобе.

«Все будет зависеть от жителей, как они проявят себя на слушаниях. Наша рабочая группа согласна на то, чтобы производство было вынесено на безопасное расстояние от жителей поселка, это около 30 км. Тут в 70 км находится Семисбай, где уран добывают. Может, в одной стороне сделать полигон всяких ядовитых веществ, а не в любой удобной точке для бизнеса? Жители поселка имеют право жить в нем, независимо от чьих-то бизнес-интересов, к нам обязаны прислушиваться. Иначе это будет уничтожение, — уверен Николай Катчиев. — Всё время говорится о средствах, вложенных в бизнес, только об этом, а жители вообще во внимание не берутся. Я думаю, что жители поселка понимают, что будущего в дальнейшем у них здесь может не быть. Когда мы смогли остановить строительство карьера, люди стали говорить: «Молодцы, продолжайте дальше!» А не «Давайте будем вместе продолжать». Сейчас «Казахалтын технолоджи» избегают встреч с нашей рабочей группой и жителями. Они пытаются любыми способами провести анкетирование, опросники, лишь бы не встречаться напрямую с людьми. Ничего из того, что они обещали, не выполнено: ни рекультивации не было, ни деревца не посадили, рабочую группу никуда не пускают».

На вопрос V о том, рассматривается ли вопрос переноса хвостохранилища на приличное от поселка расстояние, в «Казахалтыне» ответили, что это невозможно: «Дело в том, что ввиду особенностей рельефа по всей протяженности трубопровода будут наблюдаться значительные перепады высот, что неизбежно будет приводить к созданию гидравлических карманов, и, как следствие, к «запечатыванию» пульпопровода. Более того, учитывая резкоконтинентальный климат региона, в зимний период в местах образования гидравлических карманов пульпопровод будет перемерзать, что выльется в нарушение работы фабрики более чем на 10 дней. Зимой это особенно чревато последствиями, так как абсолютно всё работает «по цепочке», в непосредственной связи. Как только на длительный срок перемерзает пульпопровод, приходится останавливать насосы, которые, в свою очередь, тоже замерзают, так как их обогрев обеспечивает сама их работа, далее замерзает сгуститель, и далее остальное оборудование — по технологической цепочке. В таком случае замерзание пульпопровода на 10 дней в конечном итоге приведет к остановке фабрики более чем на месяц».

Не рассматривается и перенос новой фабрики в другое место.

Нас останавливает группа мужчин, которые начинают наперебой говорить о проблемах поселка.

Абай Султанов привозит уголь в поселок, он поддерживает рабочую группу и считает, что поселку нужен депутат, который жил бы нуждами поселка: «У нас ничего не работает. Улицы развалены, всё как после бомбежки, словно 1945 год. Нас за людей здесь никто не считает, а акимат ничего не делает. У нас старый асфальт с Советского Союза, с тех пор никто ничего не делал. Пыль столбом стоит, хоть бы поливали дороги».

«В Бестобе даже голубей нет. Раньше они летали, а сейчас нет. Экологии нет. Мы все выйдем, если что», — предупреждает другой водитель.

Рабочая группа завела на ютубе канал «Бестобе Борьба за жизнь». Николай Катчиев снимает всё общение с чиновниками и представителями компании на видео и выкладывает их в интернете. Он объясняет, что деятельность рабочей группы помогает снять напряжение среди жителей Бестобе и пока не приводит к открытым столкновениям. Он пытается объяснить это чиновникам, но что будет дальше — непонятно.

«Закон работает против местных жителей»

Политолог Досым Сатпаев рассказал, чем чреваты такие ситуации — в первую очередь, для властей — и какие системные изменения нужны для того, чтобы предотвратить потенциально конфликтные ситуации:

«В дотационных регионах большое количество таких, скажем, депрессивных мест, где живут граждане Казахстана, не имеющие никаких возможностей как-то повлиять на изменение ситуации через легальные политические институты. Потому что, если, опять же, акимат на стороне компании, то понятно, что и маслихат будет на стороне акимата.

В 2015 году я был в Австралии, она по многим направлениям сильно похожа на Казахстан: большая территория, мало населения, которое неравномерно распределено, при этом большое количество добывающих компаний. Моя поездка была связана с тем, как местные сообщества на местах ставят в жесткие рамки любую бизнес-структуру, которая к ним приходит. Там не играет роли, что это за компания: транснациональная ли, либо местная австралийская, не важно. Любой компании, которая приходит в тот или иной регион Австралии и собирается там что-то добывать, нужно от 5 до 7 лет для того, чтобы, в первую очередь, отрегулировать все вопросы с местным населением. То есть компания не приходит сразу туда что-то бурить, только лишь потому, что где-то там в центре получила разрешение какого-нибудь министерства или акима. Нет, прежде чем компания начнет работать в Австралии, с точки зрения именно добычи, она сперва начинает устанавливать связи с местным сообществом. Центральные и местные власти не вмешиваются в этот процесс, компания должна сама местное сообщество убедить в том, что то, что она собирается там делать, будет идти во благо этим людям. Там есть штат Виктория, в начале 2000-х годов в нём было принято специальное руководство по государственно-частному партнёрству. Вот у нас на всех углах кричат ГЧП, на самом деле всё это фейк, это не то ГЧП. Потому что в Австралии, когда говорят ГЧП, оно базируется на нескольких принципах: первый — целесообразность проекта с точки зрения общественной пользы. Не для компании польза, не для центральных властей, не для местных властей, а для жителей какая польза будет?

Второй — оценка рисков, то есть компания честно должна выложить все возможные риски, связанные с её деятельностью. Условно говоря: мы будем здесь что-то добывать, здесь может быть некое ухудшение экологии. Следующий важный элемент: прозрачный тендер. Когда центральные и местные власти представляют компанию местным жителям, они должны показать, прошла ли она прозрачный тендер, то есть, была ли конкуренция. Местные жители в курсе всех тендерных вопросов: что это за компания, откуда она, кто акционеры, какой бонус она внесла, чтобы участвовать в тендере, то есть жители изначально знают всю подноготную её участия в этом тендере. Очень важный момент: компания и центральные местные власти должны дать оценку мер по исключению любых злоупотреблений и коррупции. То есть, они должны доказать и убедить местное население в том, что эта компания пришла работать не потому, что она кому-то дала взятку. Вот эти все пункты прописаны, эти компании работают по жестко установленному регламенту. Прежде чем прийти в регион, компания даёт местным жителям пакет документов. Потом проводит общественные слушания, и после этого уже, если жители говорят, что их это устраивает, они считают, что работа проекта приносит пользу и не несёт большой угрозы рисков для них и их детей, компания начинает работать. Никакими другими способами она работать не сможет. Австралийский пример является самым наглядным образцом того, как должна работать модель взаимодействия между бизнесом и местным сообществом. Но чем отличие Австралии от Казахстана? В Австралии выборная власть. И центральная власть выборная, и местные органы власти выборные. Поэтому они заинтересованы в том, чтобы электорат был доволен. Если электорат недоволен, если они видят, что кто-то лоббирует какую-то компанию, которая приходит и начинает, например, экологические риски увеличивать или ещё что-то, это скажется и на выборном процессе, и на скандале внутри Австралии — это ударит по репутации политиков. Поэтому всё, в любом случае, сводится именно к политической системе. Вот если бы Австралия была как Казахстан, я не думаю, что этот механизм там бы работал.

Не стоит упускать и то, что всё упирается в четко регламентируемые процедуры. У нас общественные слушания проводят кто как, у нас самодеятельность. Аким захотел в актовом зале провести слушания — согнал всех своих людей, провёл. Другой аким собрал онлайн депутатов маслихата, и это тоже общественные слушания. В Казахстане нет чётко прописанной инструкции, чётко прописанного регламента, который все должны соблюдать. Что такое общественные слушания, как они должны проводиться, с какой регулярностью, какой состав участников, какое время для ответов, какое время для вопросов, какие вопросы там должны обсуждаться — это процедура.

О местном самоуправлении

У нас нет закона о местном самоуправлении. У нас есть закон о местном государственном управлении. Почему? Потому что под местным государственным управлением именуются маслихаты. Когда в стране существует конкретный закон о местном самоуправлении, в законе четко прописана бюджетная децентрализация. Например, условно, местное сообщество имеет право получать какие-то налоги. В том числе, определенные экологические выплаты остаются местному сообществу, они не уходят в бюджет, откуда потом хотят выделить — не хотят, все ждут. Опять же, всё упирается в законодательную базу, в процедуры и регламенты, а этого в Казахстане нет. Почему? Потому что у нас изначально была централизованная система управления. У нас нет никакой децентрализации. Всё контролируется центром, все деньги затянуты в бюджет. У нас, конечно, сейчас делают заявления о том, что необходимо провести выборность сельских акимов, но если посмотреть закон, который они пытаются протолкнуть, кандидата на должность акима должен вначале одобрить вышестоящий аким. Это глупость. Более того, этот сельский аким должен быть партийным, а какие у нас партии сейчас? В основном, партии, связанные с властью. Поэтому проблема в том, что у местного населения нет конкретных механизмов, чтобы как-то воздействовать на принятие решений. Опять же, они не могли заблокировать работу предприятия, потому что у них нет правового инструмента для этого. Закон на стороне акима, на стороне компании, центральной власти, но закон работает против местных жителей.

Каковы последствия?

Это чревато ростом протестных настроений. Если исходить из того, что в Казахстане таких ситуаций тысячи, и везде люди сталкиваются с тем, что никто не учитывает их интересы, то понятно, что протестность в Казахстане имеет такую, пускай пока разбросанную, но очень обширную форму. Следующее последствие: внутренняя миграция. У нас сейчас чиновники любят говорить об урбанизации. Вот в Казахстане растёт количество городских жителей, это мировой тренд, но в других странах урбанизация идет не в ущерб регионам. У нас же получается, что люди бегут от безнадежности в города. И убегают они часто в неизвестность, бывает, что становятся маргинальными слоями, которые в городе не могут адаптироваться. Я это называю деструктивной урбанизацией, то есть получается, что у нас она не планируемая, не просчитанная, а стихийная. Рано или поздно города не смогут активно переваривать эту мощную людскую массу, и будет возникать новое напряжение внутри городов: и социальное, и политическое, и т.д.

Следующий момент связан с тем, что такая ситуация очень негативно бьёт по центральной власти.

Это локальная проблема, которую могли бы решить на уровне акима, если бы он был выборный, но она приобретает для жителей общегосударственный масштаб, и они считают, что в этом виноваты не только местные власти, но и центральная власть. И представьте себе, что таких горячих точек тысячи. И там все жители считают, что центральная власть во всём этом виновата. Получается, что центральная власть в лице президента, правительства и так далее сама себя загнала в эту ловушку, не запустив процесс децентрализации и не дав возможность местным сообществам решать локальные проблемы.

Есть ещё такой момент: разрозненность. Если бы по Казахстану создалась ассоциация проблемных регионов именно такого конкретного направления, например, «Конфликт местных жителей с компаниями», это уже была бы новая, более высокая форма участия. Во-первых, это уже была бы более мощная сила с точки зрения информационного влияния, с точки зрения обмена опытом, консолидированной позиции. Условно, если бы люди из разных регионов Казахстана, из таких проблемных поселков объединились бы, составили определенную программу действий и всё это вынесли, например, на уровень петиции, и это озвучили через разные каналы, то тогда это была бы более серьёзная сила. Сейчас, как правило, на такие разрознённые действия, если власть и обращает внимание, то не слишком долго, часто решая проблемы наполовину.

Система изначально должна работать так, чтобы этих возмущений не было. Пока ты не начнешь возмущаться в течение долгого времени, власть на тебя не обращает внимание. Так не должно работать в Казахстане. Это порочная система, власть обращает внимание, только когда уже боится, что конфликт выйдет на общереспубликанский уровень через СМИ и соцсети. Это порочная практика, когда власть считает, что нужно что-то изменить, потому что она боится, что это может выйти из-под контроля. Получается, что сейчас мотивация для власти — страх, а не желание улучшить положение жителей».