Реинкарнация в архитектуре

Адиль Нурмаков: Мы пригласили вас в Казахстан рассказать о швейцарской архитектуре. Эта школа входит в число самых передовых в мире. Тем более интересно, что в своей лекции о современных трендах вы больше говорите о трансформации - переосмыслении, реновации старых зданий, как о главной тенденции, об альтернативе тому, чтобы сносить и строить на их месте заново. Почему это так?

Андреас Руби: 95% архитектурных проектов, реализуемых в Швейцарии, имеют дело с трансформацией устаревших зданий, а не со строительством «с нуля». Только малая доля проектов материализует в пространстве новые здания. Это говорит о зрелости строительной, девелоперской отрасли в Швейцарии, Германии и ряде других западноевропейских стран. Этот подход предполагает большую гибкость в управлении недвижимостью, а также адаптацию или трансформацию зданий. Дело в том, что в наших городах уже очень много чего построено. И эти здания имеют намного более долгий жизненный цикл, чем мы привыкли им отводить.

Да, эту тенденцию, может быть, трудно понять. Отчасти оттого, что профессиональные коммуникации в сфере архитектуры — все эти специализированные журналы, форумы, премии — обычно представляют современную архитектуру только в виде новых, только что построенных зданий. В таком виде их фотографируют и оценивают. О них судят по тому, как они выглядят в момент сдачи в эксплуатацию.

После этого момента, как правило, мы больше никогда и ничего не слышим о здании. Люди теряют к нему интерес, хотя именно с этого момента начинается самая длинная часть его биографии. Это довольно странная ситуация, не правда ли? Это все равно, что если бы мы фотографировали только новорожденных детей и совершенно бы не интересовались тем, как человек взрослеет. Из-за этого информационного перекоса многие считают, что архитектура — исключительно про новые здания.

Большинство зданий, которые нас окружают и формируют наши города, построены 20, 30, 100 лет назад. Есть несколько причин того, почему значительная часть инвестиций сегодня направляется на существующие здания. Во-первых, необходимость привести имеющийся фонд к современным нормам по энергоэффективности. Это очень важный аспект, который регулируется нормативно-правовыми актами — и совершенно понятно, что для этого никому не придет в голову сносить здания и строить на их месте новые дома, чтобы снизить энергопотери.

Для этого есть термин — энергетическая реновация (energy renovation), и чаще всего она относится к жилью, которое строили с середины ХХ века. Данное направление занимает большую часть строительной активности, потому что это рассматривается не только как техническая, коммунальная проблема, но и с точки зрения архитектуры и эстетики, ведь реновация может уничтожить изначальные характеристики здания. В своей лекции я приводил пример жилой многоэтажки, неповторимый облик которой был обезображен в результате энергореновации, которая была сделана формально, грубо и «без души». Иными словами, простым техническим улучшением характеристик здания мы рискуем полностью изменить то, как выглядят наши города. Поэтому очень важно помимо инженерной, иметь архитектурную стратегию для этой работы.

А.Н.: Энергоэффективность выступает аргументом, главным образом, для жилого фонда. Однако подход «трансформация вместо сноса» применим и к коммерческим зданиям, и к промышленным сооружениям, которые переосмысливаются, и порой меняют свое назначение.

А.Р.: «Назначение» не должно быть токсичным наследием, определяющим всю судьбу здания. Идея в том, что оно должно быть трансформировано или перекроено для изменения своего назначения в функцию, в современной архитектуре сменяется новой концепцией — для использования в долгосрочной перспективе здание изначально надо проектировать со множеством функций, с пространствами, адаптивными под разные нужды. Очень сложно спрогнозировать, что будет необходимо городу и обществу через десятки лет, какие потребности людей будут определять использование ими зданий.

Здание должно быть способно отвечать на очень разные требования в течение своего жизненного цикла.

Это, быть может, трудно себе представить, но не так сложно реализовать в плане, проектируя пространство с открытым набором функций.

А.Н.: Расскажите о другом факторе, который влияет на тенденцию трансформации как альтернативе сносу и новому строительству - о понятии «серой энергии».

А.Р.: Если офисное здание, построенное в 1960-х, теряло привлекательность в 1980-х, то его разрушали, чтобы построить что-то «более актуальное». Мы не можем больше себе позволить такое отношение к окружающей среде и к существующей архитектуре, тем более, что большинство этих зданий действительно хорошо спроектированы.

Снос генерирует огромные объемы строительного мусора, а это очень вредный материал. Тот же асбест, например, был запрещен в строительстве относительно недавно. Снос требует множество энергозатрат, которые тратятся не на созидание, а на разрушение. Это и есть «серая энергия». Наконец, снос уничтожает не только объект, но и часть идентичности места, которое было связано со зданием.

Более ответственным и востребованным решением для здания будет открыть его для себя заново, рекультивировать, обогатить новыми функциями и новым смыслом. Это новая проблематика для архитектора, но и новая парадигма, реальность, в которой мы теперь работаем. Кроме всего прочего, это и намного дешевле сноса и строительства с нуля.

А.Н.: В нынешние времена население сокращается, и нет необходимости в массовом строительстве. Может быть, и это влияет на то, что трансформация имеющихся зданий становится более востребована?

А.Р.: Пожалуй, да. В послевоенное время в Европе из-за роста народонаселения и его благосостояния было очень много строительной активности. Именно по этой причине у нас сейчас есть множество зданий, которые не используются совсем или используются неэффективно - и потому готовы к экспериментам.

А.Н.: Вернемся к вашим словам о том, что архитектуру принято позиционировать лишь в контексте новых зданий. Нет ли в идее трансформации угрозы для самой профессии архитектора? Новаторские проектные решения в несущих конструкциях уже не будут востребованы отраслью, которая будет полагаться на конструктивные решения старых зданий, а архитектору останутся только вопросы их энергоэффективности и фасадов...

А.Р.: Это не конец архитектуры, а ее продолжение. Эпоха модернизма произвела образ архитектора-творца, поставив на пьедестал акт проектирования нового здания, сродни творению живописца или скульптора. На мой взгляд, это подходит к концу. Обратимся к прошлому. В истории архитектуры много примеров знаковых зданий, которые имеют не единоличное авторство, а целый ряд создателей, сменявших друг друга при работе над одним и тем же объектом. Например, не так много известных соборов в мире было построено при жизни архитектора, разработавшего первоначальный проект. Обычно это занимало сотню лет и больше, и следующий автор обычно не только претворял в жизнь оригинальный план, но и адаптировал его к своему времени - через 30, 50 лет после начала строительства. Облик многих соборов часто составлен из разных стилей, которые отражают в архитектуре смену и наслоение эпох, потому что за его созданием стоят усилия нескольких поколений.

Так и город можно считать коллективным проектом, у которого не может быть одного и единственного автора. Уже стало аксиомой, что современный архитектор уже не может себе позволить проектировать что-либо в отрыве от контекста, без предварительного исследования, без анализа сложившейся среды и учета множества других факторов. Студентам архитектурных факультетов в большинстве университетов уже не задают проектирование абстрактных новых объектов - их готовят к тому, что здания должны служить ответом на существующее положение вещей, что архитектор, взаимодействуя с городом, ведет диалог с ним, а не просто чертит что-то на чистом листе бумаги.

Да, в 1990-2000-х годах мы пережили период «звездной архитектуры» (starchitecture), и сегодня мы видим его закат. И, если присмотреться, то слишком много раз архитекторы только притворялись, что они придумывают что-то совершенно новое, чего никогда до них не было. Очень многое было придумано задолго до них. Но самое главное здесь то, что изобретением также можно считать и работу над трансформацией имеющегося здания, и обращение к опыту прошлого. Например, как древние цивилизации строили свои дома в условиях чрезвычайно жаркого климата? Многие из этих технологий были забыты после изобретения кондиционеров. В истории архитектуры хранятся огромные запасы знаний, которые могут быть возвращены к жизни. Думаю, что многие молодые архитекторы сегодня чувствуют усталость от сочетания профессионального пафоса и амнезии, и их больше интересует то, какой ответ они могут предложить на имеющиеся вопросы, а не то, что они могут построить с нуля.

А.Н.: Поговорим о сохранении исторического наследия и реставрации. Конечно, многое из того, что вы говорите, рассказывая о трансформации, не относится к этой категории. И все же, они тоже устаревают, требуют замены коммуникаций и прочего. Реставрация предполагает инженерную модернизацию при том, что фасады и интерьеры остаются в первозданном виде. Трансформация предполагает более глубокие изменения. И тут вопрос - насколько чувствительны здания к трансформации? Как не ошибиться, решая: что должно быть сохранено в неизменном виде, а что можно трансформировать?

А.Р.: На мой взгляд, нет зданий, которые необходимо сохранять в неизменном виде. Здания развиваются, как и сами общества. На смену одной экономической модели приходит другая, и меняется характер использования зданий. Вполне нормально, что и сооружения тоже должны меняться. Они могут потерять свои изначальные функции, или же само предназначение зданий уже перестало существовать - например, после упадка плановой экономики. И все же, можно увидеть в них новый потенциал.

Традиционные практики сохранения статичны, они ограничивают пространство для развития здания. На смену им приходит концепция «перформативного», деятельного сохранения. Она гласит, что зданиям нужно позволить меняться, продлевая процесс активного проектирования в отношении выбранного объекта.

Самое главное: трансформация должна проявлять уважение к оригиналу и его автору, однако без слепого повиновения первоначальному облику здания. Необходимо понять исходный замысел проекта, изучить то, как объект служил всё это время. Принять его нынешнее состояние не как конец, а как этап развития, за которым должен следовать новый цикл, в который мы и будем инвестировать наши усилия как архитекторы.

К примеру, в испанской Кордове стоит храм «Меcкита», также известный под названием «мечеть-собор». Это мечеть, построенная во время оккупации Испании маврами. После изгнания завоевателей, ее не разрушили, чтобы построить на ее месте церковь. Вместо этого, собор построили внутри здания мечети. Вы не увидите собора снаружи - только внутри. В самом центре просторного полутемного помещения стоит готический собор! Вот пример того, как здание может прожить несколько жизней.

Другой пример — сицилийская церковь в стиле барокко, которая первоначально была языческим храмом, но в какой-то момент превратилась в руины. Нынешний подход к сохранению наследия потребовал бы охранять развалины, что дисфункционально и бессмысленно, либо попытаться реконструировать здание. Основываясь на том, что осталось от него, восстановить прежний облик. В обоих случаях объект никак бы не использовался, что, на мой взгляд, демонстрирует минимум уважения к создателю здания. Вместо этого, еще в XVII веке там был применен подход «перформативного сохранения», т.е. руинированный остов использовали для строительства церкви. От храма остались массивные дорические колонны. Разрушить их было бы не только очень тяжело, но и глупо — ведь это уже готовые несущие конструкции. Пространство между ними заполнили стенами и завершили барочным перекрытием. Получилось функциональное здание, которое не просто повторно использует, но отдает должное исходному проекту. На фасаде выделяются громадные античные колонны, которые интегрированы в общий вид церкви, и вы чувствуете историю здания и места.

Наверное, есть смысл в том, чтобы культивировать идею реинкарнации в архитектуре, чтобы сказать: у каждого хорошего здания есть так много потенциала и энергетики, что их хватит на несколько жизней. Оно может материализовать интеллект, заложенный в него автором, не единожды, а много раз и в разных образах. Идея «перформативного сохранения» заключается в том, чтобы признать: архитектура динамична и никогда не может считаться оконченной. Она разбита на фазы, которые обусловлены контекстом.

А.Н.: А как быть с признанием авторства и уважением к автору оригинального здания?

А.Р.: Я противник культа автора. У здания нет единоличного автора — это коллаборация архитектора, заказчика и пользователей. Зачастую сооружения обретают совершенно иную жизнь в процессе эксплуатации, отличную от той, которую для него задумывали создатели. Трансформация необязательно «насилует» первоначальный проект здания. Напротив, она может продолжать его архитектурную историю, тем самым обогащая ее.

Если здание перестает отвечать потребностям людей, оно должно измениться, а не люди должны адаптироваться к неудобствам. Продлевая жизнь здания, мы можем выказать больше уважения автору, чем отказываясь от использования его творения. Мне кажется трагичными ситуации, при которых здания консервируются и перестают эксплуатироваться во имя идеи сохранения. Расскажу еще об одном примере: в центре Базеля есть церковь, в которую я частенько заглядываю. Она растеряла весь свой приход — в этом районе преобладают офисы и не так много жителей. Здание, тем не менее, функционирует в полную силу как общественное пространство для разных аудиторий. Там проводятся концерты, малоимущие раз в неделю могут там постричься бесплатно, проходят социальные ярмарки, другие благотворительные мероприятия, курс тайчи, собрания и встречи. Я думаю, это отличный пример того, как здание может получить новую жизнь, новое предназначение.

Для архитектуры важно остаться верной себе, продолжая движение вперед. Нужно проявлять ответственность и деликатность при работе со зданием, но продолжать верить в реинкарнацию. Те же дорические колонны на Сицилии наверняка чувствуют сегодня собственное достоинство, потому что приносят пользу, а не стоят без дела мертвыми останками.