22516
10 июня 2022

Пережить январь

Задержанные во время январских событий заявляют о пытках и требуют справедливого расследования

Пережить январь

Юна Коростелева, Назерке Курмангазинова, Ольга Логинова, Алмас Кайсар, Власть. Фотографии Алмаса Кайсара

Сотни задержанных после январских событий заявляли о том, что к ним применяли пытки на разных этапах — в полиции сразу после задержания, на допросах и в СИЗО. Еще в феврале Генеральная прокуратура подтвердила смерть от пыток шести задержанных во время январских событий. Однако спустя пять месяцев по обвинению в пытках по-прежнему арестовано только восемь сотрудников Комитета национальной безопасности и один полицейский.

Родственники пострадавших от пыток и сами жертвы заявляют о затягивании расследования, давлении на них и сокрытии доказательств. Власть поговорила с пострадавшими от пыток, адвокатами и правозащитниками о расследовании и о том, остается ли у них надежда на справедливость.

Без шанса на справедливость

37-летний житель Алматы Ермек Абдрешов 5 января получил ранение на площади Республики и лишился зрения. 8 января, несмотря на состояние здоровья, его забрали из больницы в следственный изолятор Ла-155/18. По словам его отца, Ербола Абдрешова, там сын подвергся жестоким пыткам.

«Он говорил людям, которые его забрали, что у него глаз не видит, но в ответ они били его и обвиняли в том, что он притворяется. На нем были памперсы, он же три дня находился в реанимации. В итоге его забрали из больницы, по дороге избивали и отвезли в СИ-18. Когда его заводили туда, обливали водой, пытали и били дубинками. Пуля ранила ему один глаз, но другой еще видел. После пыток оба его глаза не видят. Раньше он хоть слегка видел что-то, теперь полностью ослеп», – говорит его отец.

Семья Ермека Абдрешова только 19 января узнала, что их сын находится в следственном изоляторе. После того, как они подняли шум, им удалось вызволить сына из СИЗО. Сейчас Абдрешов проходит по уголовному делу о пытках в качестве потерпевшего, но, как говорит его отец, до сих пор не была проведена ни судебная, ни медицинская экспертиза. Отец пострадавшего также добивается справедливости и просит закрыть уголовное дело, которое было заведено в отношении Ермека Абдрешова по части 2 статьи 272 «Участие в массовых беспорядках».

***

Дархан Дуйсебаев 5 января получил огнестрельные ранение в живот и бедро. По его словам, он не выходил на митинг, а просто шел по улице в районе озера Сайран. Его так же, как и Абдрешова, отвезли в 7 городскую больницу, где провели операцию. 8 января Дуйсебаев услышал шум в коридоре, после чего в палату зашли вооруженные люди в черной одежде и, вырвав капельницу из его вены, потащили по коридору.

«После нас затащили в автозак и повезли в неизвестном направлении. В итоге мы оказались в СИЗО. У самого входа нас материли, говорили “добро пожаловать” и ругали самыми разными словами. Начали избивать уже по пути на третий этаж, пытали, а после поместили в камеры. Потом нас начали допрашивать неизвестные нам люди. Они обвиняли нас в том, что мы насиловали девушек, в терроризме и убийствах. Требовали, чтобы мы подписали протокол и взяли на себя вину», – вспоминает Дуйсебаев.

Мужчина не стал подписывать протоколы и 14 января суд арестовал его на два месяца. Освободиться из СИЗО ему удалось только с помощью адвоката 25 января. С тех пор он вместе с другими пострадавшими от пыток добивается справедливого расследования.

Дархан Дуйсебаев

***

Акылжан Кисымбаев переехал в Алматы из Павлодара в декабре 2021 года, чтобы выйти на работу сварщиком. 5 января на перекрестке улиц Сейфуллина и Гоголя его подстрелили - здесь он оставался на дежурстве строительного объекта. Мужчину отвезли в больницу и провели операцию из-за огнестрельного ранения в ногу. 8 января Кисымбаева из больничной палаты забрали сотрудники СОБР и отвезли в следственный изолятор Ла-155/18.

«Я провел там 19 дней. Были очень страшные пытки. Подвязывали и избивали каждый день. Я ходил голый по изолятору, потому что одежду забрали. Было очень холодно. В жизни я не видел, чтобы так издевались над людьми. Но я был среди первых 7 человек, которых выпустили 25 января. Как только меня освободили, я написал заявление о пытках в агентство по противодействию коррупции», – рассказывает Кисымбаев.

Спустя почти пять месяцев, по словам пострадавшего, никаких изменений в деле не произошло: «Мы указываем на людей (которые пытали задержанных – В.), а они проходят просто как свидетели. Я лично опознал 8 человек, но никаких действий после этого не произошло. На нас оказывают давление, говоря, что мы людей зовем на митинги, хотя мы просто пытаемся помочь остальным пострадавшим. Многие не знают, что делать, поэтому мы им все объясняем. Это не митинги, мы зовем народ для защиты своих прав в прокуратуру. Круглые сутки нас сторожат сотрудники (правоохранительных органов – В.). Мы под постоянным надзором, как будто мы действительно убийцы и террористы. Но мы ничего такого не делали!».

Из-за уголовного дела об участии в массовых беспорядках, Кисымбаев долгое время не мог покинуть Алматы и увидеть свою семью, в которой четверо дочерей. С женой он после событий развелся.

Акылжан Кисымбаев

«Қантар – это наша общая трагедия»

15 мая родственники пострадавших от пыток и сами жертвы пыток после январских событий собираются у адвокатской конторы, чтобы обсудить то, как добиться справедливого расследования их дел. Их борьба продолжается уже 5 месяцев.

Перед бизнес-центром, где находится адвокатская контора, собравшиеся приветствуют друг друга. Помогая тем, кто ослеп и людям, передвигающимся на костылях, они поднимаются в офис. Около 40 рассаживаются в кабинете и замирают в тишине, ожидая выступлений адвокатов.

«Идет уже пятый месяц, а вы все еще проходите по различным делам как подозреваемые. Вы никуда не можете выехать, даже за лечением в соседнюю область, так как у вас подписка о невыезде. По пыткам было начато дело Антикором (агентство по противодействию коррупции – В.), но ведомство душит это дело, – говорит Толеген Бердыкожа, заведующий адвокатской конторой «Адилет-Ар».

Бердыкожа рассказывает о том, как затягивается расследование. По его словам, медицинский персонал, видевший то, как раненых людей похищают из больниц, отказывается свидетельствовать. Более того, на запросы аудио и видеозаписей из медучреждений приходят ответы о том, что их изъяли другие ведомства.

«Когда идет опознание сотрудников, которые вас пытали, приносят фотографии десятилетней давности. Во-первых, они должны предлагать опознание вживую. Вы его по росту можете узнать, по голосу. Такие нарушения происходят в деле», – добавляет Бердыкожа.

Толеген Бердыкожа

Периодически адвокаты уступают импровизированную сцену активистам, которые первыми заявили о пытках. Одним из них был Саят Адилбекулы, переживший пытки в СИ-18 в Алматы.

«Мы никого не убивали, не били, чего мы боимся, надо говорить правду! Нам помогают активисты, адвокаты. У адвокатов завтра могут отобрать лицензии, но они все равно защищают нас. На нас всех большая ответственность, надо идти до конца. Надо будет, мы готовы выйти на Европу, чтобы сделать персональные санкции. Будем также требовать компенсации!», – говорит Адилбекулы.

Саят Адилбекулы

После него сцену занимает Акылжан Кисымбаев.

«По одиночке мы ничего не добьемся. Мы все вместе были, должны быть опорой друг другу. Вот, Ермек (Абдрешев – В.), я его носил (в СИЗО – В.) четыре дня. Я видел как его мучили, могу быть свидетелем. Мы должны быть как один кулак. Я вот сам хромаю, с костылем, но ничего не пропускаю. Надо взять спрос за умерших, за слезы их матерей. У меня у самого четыре дочери, но я не боюсь, подставлю свою голову. Пусть убьют, но зато я умер за правду», — говорит он.

В кабинете идет бурное обсуждение. Люди выслушивают друг друга, решая как действовать, и не только среди пострадавших от пыток в Алматы, но и в других регионах.

«Мы должны все делать сообща. Если кто-то кого-то узнает, мы должны подать заявление, чтобы тоже его опознать. Когда мы опознаем одного человека коллективно, то они это дело не смогут закрыть. Девять человек уже посадили. А нас пытали не девять человек, а сотни. Это был конвейер. И это только в Алматы. Помимо этого, мы должны вытащить людей (из следственных изоляторов – В.) из других городов», — говорит Адилбекулы.

Акмарал Байсеитов держит дрожащими руками фотографию двух парней, она мама одного из них - Онтая Бакыта. Женщина смогла увидеть своего сына лишь на 41-й день после задержания, но тогда он побоялся заявить о пытках.

«Но сейчас он говорит, что знает всех (людей, применивших пытки – В.), некоторых даже поименно готов назвать. Он мой единственный сын, против него нет никаких доказательств. За что они его так? Возле него сидел парень, кличка была “Золотой”, он рассказал мне, что после пыток он не мог ходить, были подбиты бедра, почки, может, сломалось колено. А у Ожета все зубы расшатанные, отбиты почки. Он от меня скрывает (состояние здоровья - В.), чтобы не делать мне больно», – в слезах говорит Байсеитова. Это же подтверждает отец Ожета Женисхана, Акрам Кенесхан.

Онтай Бахыта и Ожета Женисхана одними из первых обвинили по 291 статье Уголовного кодекса (Хищение либо вымогательство оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств – В.). Оба они приговорены судом к пяти годам лишения свободы и уже этапированы в колонию.

«Родные и адвокаты подавали апелляцию, но проиграли. Допрос проходил глубокой ночью и без защитников. Родственникам ничего не сообщалось. Подписи в протоколах не соответствуют подписям этих ребят. Они сейчас находятся в другом исправительном учреждении. Парни также подтверждают, что они ничего не подписывали. Отец Онтай Бакыта, узнав о ситуации, умер от внутримозгового кровоизлияния. Он не мог связаться с ним ни на суде, ни во время допроса. Парень даже не смог узнать о смерти отца. Сейчас мать осталась без обоих кормильцев – отец умер, а сына незаконно посадили», – говорит Жалгас Сапарханова, одна из адвокаток, которая помогает пострадавшим от пыток.

Жалгас Сапарханова

Айнара Айдарханова, защитница одного из пострадавших также жалуется на затягивание расследования: «Как за столько времени нет подозреваемого лица? Сотрудники приходят на очную ставку и говорят: я его в первый раз вижу. Мы выходим с опроса и с очных ставок и они ждут нас там, помашут из машины и уезжают. Страшно ли? Конечно. Мы заявляли о мерах безопасности в отношении подзащитного и его мамы. Нам сказали, что нет никакого давления и угроз. Мы требуем, чтобы было хоть одно подозреваемое лицо. Надеюсь, что все, что мы делаем, даст свои плоды».

«Қантар – это наша общая трагедия. Мы должны объединяться. Разницы нет, по какой статье мы проходим. Люди (которые могут быть осуждены – В.) завтра никуда не смогут устроиться на работу. Будут как рабы, скитаться. Надо говорить о своей боли. Что с нами натворили? (...) Всех там ломали, сколько людей убили. Нас тоже избивали и хотели убить. Если мы будем бояться, то ничего не изменится», – выступает Косай Маханбаев, неформальный лидер пострадавших от пыток, которые борются за справедливое расследование.

«Все, о чем мы просим – справедливость»

С конца января родственники арестованных и погибших во время январских событий, а также жертвы пыток, выходят на акции протеста. Они требуют проведения открытого расследования с привлечением международных специалистов и открытых судов. Помимо этого, пострадавшие от пыток ходатайствуют о закрытии заведенных на них уголовных дел, так как считают их сфабрикованными.

Одна из таких акций, прошедшая 1 июня у городской прокуратуры, закончилась задержанием Косая Маханбаева вместе с Акылжаном Кисымбаевым, Дарханом Дуйсебаевым и Нуртасом Каранеевым. Они пришли к городской прокуратуре за 2 часа до начала акции и их силой увезли в департамент агентства по противодействию коррупции.

Вечером их выпустили, после чего они вернулись в городскую прокуратуру и объявили голодовку до тех пор, пока их не примут в прокуратуре. Через некоторое время их вновь задержали и увезли в департамент полиции. К утру выпустили всех задержанных, кроме Маханбаева. На следующий день суд арестовал его на 15 суток за организацию незаконного митинга.

«Ни к каким митингам мы не призывали. Хотели, чтобы прокурор вышел и все объяснил людям. Просто незаконно был произведен привод в Антикор. 30 человек силой забрали. Сотрудник Антикора 31 числа мне позвонил и попросил прийти на следующий день. В итоге, к примеру, Акылжана забрали и он просто находился там. Только Косая свозили в 12 больницу. Он объяснял, как там лечился, как туда попал и как его оттуда забрали сотрудники СОБР», – рассказывает Каранеев после судебного процесса над Маханбаевым.

Сам Каранеев также пострадал от пыток. 5 января он узнал о протестах в Алматы и присоединился к ним на площади Республики, чтобы поддержать протестующих в Жанаозене. В сквере напротив резиденции президента в него выстрелили. С огнестрельным ранением он попал в 5 городскую поликлинику, где ему оказали первую медицинскую помощь, а после отвезли в 12 городскую поликлинику. Там Каранееву провели срочную операцию. 8 января его, как и Кисымбаева и Маханбаева, сотрудники СОБР забрали из больницы и отвезли в следственный изолятор Ла-155/18.

«Меня незаконно держали до 11 числа. Только 14 января провели суд и предъявили обвинение в участии в массовых беспорядках, 272 статья 2 часть Уголовного кодекса. Постановления суда были заранее подготовлены, меня решением суда арестовали на два месяца, но 3 февраля отпустили. После освобождения под подписку о невыезде, я лично пришел в Антикор, писал жалобу и в прокуратуру о пытках, несколько десятков заявлений писал по каждому правонарушению в отношении меня. У нас были налажены отношения с прокуратурой, был конструктивный диалог», – говорит мужчина.

Нуртас Каранеев

«Тогда я подумал, что эти самые террористы ворвались к нам в палату»

Косай Маханбаев вечером 4 января вышел из дома, чтобы обналичить деньги у ближайшего банкомата в районе Восточной объездной автомобильной дороги. Спустя некоторое время он увидел шествие по улице, а, подойдя ближе, узнал, что люди вышли в поддержку протестующих в Мангистау. Маханбаев присоединился к протесту. Вместе с другими демонстрантами он дошел до площади Республики. По его словам, во время движения колонны не было провокаций, а полиция помогала перекрывать дороги для свободного перемещения по улицам города.

Он уверен, что уже на площади Республики в тот вечер к протестующим присоединились провокаторы, которые подталкивали людей к столкновениям с полицией. В ответ полицейские применили против протестующих светошумовые гранаты, и люди группами начали разбегаться по городу. Маханбаев тоже ушел домой.

Утром 5 января он поехал на встречу, уже на месте узнал, что она отменена и попытался уехать домой, но улицы уже были перекрыты. Вместе с другими Маханбаев в итоге оказался вновь на площади Республики.

«Там была такая аура единства. Сплоченность. Альтруизм. Люди вышли друг за друга и я не видел на тот момент хаоса. Были и женщины, и мужчины, взрослые, пожилые, даже дети были. Пели гимн, кричали лозунги в поддержку в Казахстана, — вспоминает Маханбаев. — Я обошел вокруг площадь и снова услышал выстрелы. И тогда я понял, что это автоматная очередь. Прямо передо мной в этот момент подстрелили парня. Он упал, я подбежал к нему, чтобы помочь, а потом всё. Меня подстрелили и я начал терять сознание. Не знаю, выжил ли тот молодой человек».

Косай Маханбаев

Очнулся мужчина в грузовике, который был заполнен убитыми и ранеными. С площади его госпитализировали в 5 городскую больницу, оттуда – в 12-ую: «Я постоянно спрашивал медсестер о том, как у них дела. Они уже 5 января говорили, что молодых парней привозят уже мертвыми. Они рассказывали, что один раз чистили морг. А потом медсестра сказала мне: “Перестаньте спрашивать. Мы устали плакать”. Им тогда было сложнее, чем в пандемию — они сами в этом признавались».

8 января в палату, где лежал Маханбаев, ворвались вооруженные люди в черной форме и масках. Они потребовали от лежащих в палате встать и следовать их указаниям. Мужчина не мог встать самостоятельно, так как на площади он получил два огнестрельных ранения в бедро и пятку, из-за чего не мог шевелить ступней.

«Они начали ломать кровать, вырвали капельницу из вены. У нас в палате был телевизор, и мы слышали все заявления о террористах. Тогда я подумал, что это те самые террористы ворвались к нам в палату и хотят нас добить. В голове не укладывалось, как полицейские или СОБР могут ломать государственное имущество. Меня скинули с кровати и сразу начали бить и кричать. Они кричали, что мы террористы и насильники. Я верующий человек, и у меня в руках тогда были четки. Когда сотрудник СОБР это увидел, он дал мне возможность одеться. Но это был максимум доброты», – говорит он.

Маханбаев утверждает, что еще в больнице один из сотрудников СОБРа забрал у него телефон, а из кошелька пропали 12 тысяч тенге. В автозак, в котором обычно помещается не больше шести человек, попали 16 человек с разными травмами и ранениями.

«Один взрослый мужчина в автозаке начал кричать, что ненавидит Назарбаева, и сотрудник СОБРа сломал ему ногу. При нас. Какая должна быть сила, сколько раз нужно было ударить, чтобы сломать кость, — недоумевает Маханбаев. — Они нам сразу сказали, что нас повезут убивать».

Из больницы всех задержанных доставили в следственный изолятор Ла-155/18, где Маханбаев провел следующие 37 дней: «В СИ-18 нас раздели и положили на холодный бетон. Они на нас буквально прыгали и скакали. Мы ползли по коридору, сотрудники СИ-18, ИВС и СОБР выстроились с двух сторон и били нас. Там было так много людей, а теперь никто не может доказать, что нас пытали! Некоторые из сотрудников были без масок, я всех их отлично помню по лицам».

«Я честно сказал, что с 4 на 5 января был на митинге. Но 5 числа я оказался там случайно. Мой принцип по жизни — говорить правду. Я знаю Жасулана (Анафияева – В), когда его родственники нашли его тело в морге, то увидели, что он был в наручниках. В наручниках нашли и убитого археолога Ерлана Жагипарова. Это же прямое свидетельство того, что человека убили под пытками. Мы могли оказаться на месте этих людей, но из-за моей честности меня пытали не так сильно. А других били очень долго и очень жестоко. Акылжана (Кисымбаева – В) вывели в коридор, и в камерах было слышно как над ним издевались», — со слезами вспоминает мужчина.

В следственный изолятор несколько раз приходили с проверками – депутаты правящей партии Amanat и столичные спецпрокуроры. Маханбаев во время встреч с представителями комиссий заявлял, что его и сокамерников длительное время пытали. В начале февраля один из спецпрокуроров вызвал мужчину на допрос и спросил, будет ли он подавать заявление о пытках. После того, как Маханбаев ответил согласием, его перевели в санитарную часть, а 10 февраля освободили из СИЗО. Его мама каждый день со дня задержания общалась с прокурорами и писала огромное количество заявлений. Его соратников, считает мужчина, освободили благодаря общественному давлению, потому что власть боялась второй волны митингов.

Заявление о пытках Маханбаев написал еще в СИЗО и передал его адвокату, после чего адвокат направил его в прокуратуру Алматы, а из прокуратуры — в агентство по противодействию коррупции. С этого момента прошло почти шесть месяцев, подозреваемых так и не нашли.

«Сейчас мне говорят, что даже если я опознаю сотрудников, то они скажут, что они ничего не делали. Их слово против моего. Записей с камер нет. Все мои сокамерники дали показания, но это неважно, — говорит Маханбаев. — Они скрывают все факты, все госорганы. Буквально каждый государственный орган совершил ошибки. СИЗО, ДВД, судебная система, прокуратура, врачи — везде ошибки. Мы сейчас просим врачей дать нам адекватную выписку, мы хотим пройти нормальное обследование и получить соответствующий диагноз. Люди остались без органов, есть несколько людей, которым ампутировали яичко, а в выписке написано, что нанесен легкий вред здоровью. У меня вытекла синовиальная жидкость, у меня нет той подвижности, которая была раньше. Еще и три пулевых ранения, а все равно ставят легкую степень».

Еще в СИЗО мужчина призывал сокамерников публично заявить о пытках после освобождения. В середине февраля только шесть человек, включая Маханбаева, написали заявления и постоянно ходили в прокуратуру с требованием завести уголовные дела. Сейчас, по его словам, из 129 задержанных 103 человек выпустили из СИ-18, а более 60 из них обратились в полицию с заявлениями и пытках.

«Радует, что мы вдохновляем других людей говорить правду. Всевышний говорит: я с правдивыми. Может, поэтому я и остался жив. Мы сможем победить это зло, только если будем говорить правду. Когда нас выпускали, то запугивали: мол, когда вы вернетесь сюда, а вы точно вернетесь, мы такое с вами сделаем! Нас без суда и следствия осудили и приговорили к тому, что мы террористы. И к нам так и относились, это самое страшное», — подытоживает Маханбаев.

Роза Акылбекова, координатор коалиции НПО Казахстана против пыток, после январских событий посещала арестованных несовершеннолетних, многие из которых также подверглись пыткам и жестокому обращению. Правозащитница рассказывает историю 17-летнего парня из Алматы:

«Он нашел оружие, хотел сдать его, звонил в полицию весь вечер, они не брали трубку. Потом утром опять звонит – не отвечают. Он поехал в управление полиции Наурызбайского района, сдал им, под протокол все оформили. Он спрашивает: “Ну все, я могу идти?”. Они говорят: “Сейчас, подожди».

После этого парня повезли в другое управление полиции и допросили снова.

«Он говорит: “Я же вам сказал: я сдал оружие, я нигде не был, можете спросить у всех. У меня жена молодая, мы ждем ребенка, пожалуйста, отпустите меня”. Они говорят: “Да, отпустим, снова объяснительную напиши», – рассказывает правозащитница.

Роза Акылбекова

Объяснительную у молодого человека приняли, но не отпустили, пообещав отвезти его домой. Но вместо этого парня отвезли в следственный изолятор Ла-155/18.

«Я спросила его: а есть свидетели того, что тебя били?, — вспоминает правозащитница. — Он говорит: “Конечно, там было не меньше 50 человек, и всех били одинаково, я был напуган и ждал, чтобы это прекратилось, а когда это прекратилось, я хотел покончить жизнь самоубийством, я боялся, что это повторится”. Потом его, как самого юного, видимо, заставили мыть кровь. Они (сотрудники учреждения – В.) издевались, мешали ему и запугивали его, и нет гарантии, что они бы не совершили этого. Он (сотрудник СИЗО – В.) сказал: давай, давай, пристрой ему дубиночку сзади, пока он моет шваброй».

По словам Акылбековой, молодому человеку сначала был предоставлен государственный адвокат-ювеналист: «Он пришел. Ему там сокамерник показал: вон твой адвокат. Он стал ему кричать: “Эй, аға, вот он я, подойдите, я боюсь, меня тут били”. Адвокат сказал: “Я все знаю”, и ушел», – говорит правозащитница, добавляя, что сейчас с помощью Коалиции парню нашли другого адвоката, который добился освобождения юноши из СИЗО.

Еще один 17-летний парень, Жалгас (имя изменено – В.), 6 января был задержан полицией, когда шел на работу. Его отправили в опорный пункт, где он провел около 8 часов, здесь же его впервые пытали. После того, как он потерял сознание, его отвезли в департамент полиции города Алматы.

«Были страшные пытки. Как будто я пережил смерть. 12 января, около полуночи, нас отвезли в СИ-18. Там нас сразу жестко приняли. Меня били Калашниковым по спине, били по голове и я сразу терял сознание. Еще над нами издевались, всех мучили электрошокером, и когда настала наша очередь, батарея электрошокера села и следователь, прикалываясь, сказал: “А вы счастливчики”. Но нас продолжили бить прикладом. Они избивали нас без причины. Их целью была месть, они сами говорили, что якобы из-за нас они потеряли братьев», — рассказывает Жалгас.

В конце января он вышел из следственного изолятора и сделал медицинскую экспертизу. После месяца пыток на его теле были синяки, раны на ногах, обе почки были повреждены. Врач выписал Жалгасу лекарства и он лечился дома, но сейчас парень не может работать – любая нагрузка вызывает боли в спине. После освобождения из СИЗО Жалгас старался помочь семьям других пострадавших.

«Уговорили меня дать интервью, сказали, что таким образом принесешь пользу народу. Я работал в комиссии по январским событиям, это было непросто: каждый день плачущие родители рассказывают о горе своего ребенка. Очень трудно смотреть на них, и я вскоре покинул комиссию», — говорит он.

Сейчас он, как и другие пострадавшие, отчаянно пытается добиться справедливого расследования, но пока результатов нет.

В Талдыкоргане правозащитники также посетили восьмерых несовершеннолетних, шестеро из которых жаловались на пытки. Один из мальчиков, по словам Розы Акылбековой, сокрушался, что его прижигали утюгом, но у него остался маленький рубец, и врачи не задокументировали ожог.

Правозащитница также подчеркивает, что при работе с несовершеннолетними на стадии следствия должны были привлекаться профильные специалисты.

«Нельзя привлекать ребенка за страшную статью от 8 до 15 лет только потому, что он никогда не видел настоящий автомат, – говорит Акылбекова. – Я человек с большим стажем, я занимаюсь правами ребенка более 20 лет. Конечно же, я вижу, когда ребенок не обманывает. Он говорит: “Тәте, я просто никогда не видел настоящего оружия”. Он просто попросил сфотографироваться. И вот у него изъяли сотовый, как и у большинства. Люди не думали о завтрашнем дне, особенно дети. Никто не думал. Кто-то патроны настоящие увидел. Я думаю, у многих срабатывало: а вдруг удастся перепродать и на эти деньги что-то купить. Тут психология ребенка, здесь должны были подключаться ювеналисты, психологи, ювенальные инспекторы, чего не было сделано, к сожалению».

Пытки везде

Всего в Коалицию НПО против пыток поступило 164 заявления о пытках после январских событий: 44 из Талдыкоргана, 41 из Алматы, 18 из Восточно-Казахстанской области, 13 из Тараза, 11 из Кызылорды, 9 из Атырау, 7 из Шымкента, 6 из Уральска, 6 из Павлодарской области, 4 из Актобе, 3 из Костаная, 1 из Караганды и 1 из Северо-Казахстанской области. Среди пострадавших 13 подростков и 11 женщин.

По словам Акылбековой, еще 60 заявлений о пытках, вынесенных из учреждений Кызылорды, участник Коалиции передал лично уполномоченной по правам человека Эльмире Азимовой, которая заявила, что передала их в Генеральную прокуратуру.

Еще одно заявление было передано через знакомых: «Прибежал сосед, сказал: “Он меня попросил передать, потому что вы приехали из Алматы. Следователь его запугал, сказал: “Пойдешь жаловаться или пойдешь с ними встречаться, мы тебе изменим меру пресечения – домашний арест на следственный изолятор, и нет гарантии, что тебя там снова не будут бить».

В Талдыкоргане, отмечает Акылбекова, правозащитник Коалиции выявил несколько человек, подвергшихся жестоким пыткам, и ему приходилось требовать от специальных прокуроров фиксации их последствий.

«Есть еще около десяти человек, помимо Батырбаева, которые как и он, действительно испытали страшные пытки, плюс еще были дополнительные издевательства и угрозы», – говорит Акылбекова.

Азамат Батырбаев, фото из личного архива

Пытки в отношении 38-летнего жителя Алматинской области Азамата Батырбаева сразу привлекли внимание общественности, и его дело стало одним из самых резонансных по нарушениям прав задержанных. Социальные сети облетело фото, где на его теле были следы от пыток утюгом. Пытки в отношении мужчины прокомментировал президент Касым-Жомарт Токаев и заявил, что нельзя допускать подобного.

Батырбаев был задержан в январе по подозрению в участии в массовых беспорядках в Талдыкоргане. Позже по факту пыток было возбуждено уголовное дело. Его адвокат Бауыржан Азанов в марте сообщил о задержании подозреваемого в пытках над Батырбаевым. Но, по его словам, в расследовании по делу Батырбаева есть множество нарушений.

«Со мной никогда не согласовывают ни время, ни дату следственных действий. Просто ставят перед фактом, прекрасно зная, что я не живу в Талдыкоргане, что я приезжаю туда издалека. Практически под вечер мне позвонили и сообщили, что утром в 10 часов будут следственные действия. Согласно закону РК «Об адвокатской и юридической помощи», следователь, ведущий уголовный процесс, должен со мной согласовывать время. А когда нарушают права адвоката, они дезорганизуют мою работу своими действиями», — рассказал Азанов.

Родственники пострадавших из других регионов также сообщают о нарушениях прав во время следствия.

Сания Клейменова, мать пострадавшего от пыток гражданского активиста Тимура Иржанулы из Семея, также заявляет о пытках сына. Он известен своей акцией, проведенной в 2019 году, когда он демонстрировал детский подгузник и призывал «менять президентов чаще, как памперсы», за это был привлечен к уголовной ответственности по статье 405 Уголовного Кодекса за участие в деятельности экстремистской организации.

4 января жители Семея хотели собраться на площади и поддержать жителей Жанаозена, вышедших на протест против повышения цен на газ. Но в тот же день полиция задержала Иржанулы сразу возле его дома – такой метод государство часто применяет по отношению к гражданским активистам перед протестными акциями. До вечера его держали в районном управлении полиции, а затем отпустили домой. 5 января он был на площади и призывал собравшихся к спокойствию.

По словам Клейменовой, 7 января ее сын пошел в Ауэзовское районное управление полиции Семея и потребовал, чтобы и его вызвали на допрос, так как он тоже был на митинге, как и все задержанные там. Но его никто не принял. Несколько раз он звонил в 102 и в трубке слышал крики людей, которых избивали. Спустя день за ним пришли трое человек из правоохранительных органов и увезли его на допрос, угрожая пистолетом. Через 3 часа Клейменова позвонила сыну, но телефон был выключен. Она искала его и в изоляторе временного содержания, и в управлении внутренних дел, но везде ей отвечали, что ее сына нет. 13-го января она все-таки нашла сына, но встретиться с ним ей удалось только 26 января из-за того, что его постоянно перевозили.

Задержанных в Семее из-за отсутствия в городе исправительных учреждений увозили в СИЗО Усть-Каменогорска, а на допросы везли обратно в Семей.

На Тимура Иржанулы завели два уголовных дела – по статье 269 Уголовного Кодекса «Нападение на здания, сооружения, средства сообщения и связи или их захват» и 2 части 272 статьи «Массовые беспорядки». Клейменова несколько раз писала заявления об изменении меры пресечения, но ей отказали в связи с тем, что Иржанулы в 2019 году был условно осужден на год. Женщина отмечает, что следственные действия не проводятся уже больше четырех месяцев, а сын все еще находится в изоляторе временного содержания.

«17 мая его перевели из следственного изолятора в ИВС. Но ни следователь, ни прокурор не сообщил об этом ни мне, ни адвокату. Было проведено всего два следствия. 16 марта проверили его телефон в Усть-Каменогорске, а 12 апреля видео с площади, как он звонил в 102. Они не говорят, что делают. Адвоката к делу не допускают», – поясняет она.

«Человек может забрать заявление о пытках, но государство не может закрыть уголовное дело о пытках»

Впервые госорганы обнародовали официальные данные о пытках 15 января, на следующий день после того, как житель Атырау Сергей Шутов рассказал о пережитом в спортзале «Динамо» во внутреннем дворе городского управления полиции. Тогда Генпрокуратура сообщила о 32 жалобах по стране.

16 февраля ведомство сообщило, что получило уже 363 жалобы на «недозволенные методы следствия» и пытки задержанных в связи с январскими событиями.

14 марта Генпрокуратура признала, что по республике заведено 243 уголовных дела по фактам пыток и превышения власти, а шесть задержанных погибли в изоляторах временного содержания. Больше официальных данных о количестве уголовных дел по пыткам ведомство не давало.

Прокуратура Алматы в ответ на многочисленные запросы Власти предоставила общеизвестные данные, которые периодически озвучиваются Генпрокуратуров и МВД – общее число уголовных дел, а также данные о заявлениях о пытках, которые поданы задержанными. Другую информацию в ведомстве разглашать не стали, сославшись на тайну следствия.

Роза Акылбекова с опасением отмечает, что многим пожаловавшимся на пытки предлагают процессуальное соглашение.

«У нас, допустим, 164 (заявления – В.), из них 69 зарегистрированы в ЕРДР именно по 146 статье, по пыткам. Три дела у нас – превышение полномочий. Но сейчас власти работают над тем, чтобы уменьшить количество дел по пыткам. Уже давно началась работа по процессуальным соглашениям, – говорит правозащитница. – В Алматы был случай, когда парень забрал заявление. Он извинялся, говорил: я не хочу сидеть, я не хочу сидеть так долго. Там следователи настаивали на том, чтобы он забрал заявление о пытках».

Акылбекова также опасается, чтобы зарегистрированные в ЕРДР дела по пыткам не переквалифицировали на статью о превышении полномочий. По ее словам, 46 из 69 зарегистрированных заявлений, с которыми работает Коалиция, правозащитники передали специальному докладчику ООН против пыток.

«Мы сразу предупреждали людей, простых граждан, которые представляли своих детей, родителей, мужей, жен: мы исходим из принципа «не навреди». Мы не будем от вас требовать, чтобы вы шли до конца. Это не наша задача, – говорит Акылбекова. – Наша задача: требовать от государства. Человек может забрать заявление о пытках, но государство не может закрыть это уголовное дело о пытках».

«И государство должно доказать, что пыток не было, или пытки были. А я говорю, что пытки были в отношении большинства людей».

«Просто многие, которых отпускали первое время, говорили: я хочу забыть, я хочу перелистнуть страницу. Это их право. Но государство не может перелистнуть», – поясняет Акылбекова.

Она также не считает помехой для расследования то, что людям трудно опознать тех, кто их пытал: «Когда заявляют, что люди не могут опознать тех, кто их пытал, ответственность должна быть на государстве. Кто командировал (сотрудников – В.) в больницу вытаскивать оттуда раненых? Они знают, кого куда они распределяли. Они обязаны расследовать пытки. Мы будем стоять на своем. Свобода от пыток – это абсолютная свобода».