В 2021 году на Венецианском кинофестивале Эльдар Шибанов первый из казахстанских режиссеров получил деньги на съемки своего фильма. В начале сентября этого года в Венеции он презентовал уже готовую картину «Горный лук» в программе Biennale College Cinema. Лента рассказывает о семье, которая из города переезжает в аул, чтобы построить там дом, но мать семейства подает на развод, а дети пытаются помирить родителей. В рамках комедии Эльдар поднимает вопрос гендерных ролей и стереотипов в современном обществе, его главные герои — дети, пытаются понять, что значит быть мужчиной и женщиной. После того, как Эльдар Шибанов вернулся из Венеции, Власть записала с ним интервью о том, как ему удалось получить итальянское финансирование на съемки казахстанского фильма, быстро снять ленту, чем архитектура помогает в работе над кино (Эльдар — архитектор в третьем поколении) и как работать с семьей — его мама Юлия Левицкая — продюсер, а брат Диас Шибанов — оператор.
Светлана: Давай начнем с 2018 года. Тогда ты впервые попал в Венецию с короткометражкой «Секс, страх и гамбургеры». Как это произошло?
Эльдар: При Международном кинофестивале в Пусане есть Азиатская киноакадемия, в нее отбирают подающих надежды молодых режиссеров и продюсеров в возрасте до 35 лет. Это такая мастерская в рамках фестиваля, в которой вы снимаете короткометражный фильм. Я попал туда в 2016 году, деканом программы был известный тайваньский режиссер Цай Минлян. И там как раз давали два гранта на обучение в Нью-Йорской киноакадемии — и я поехал в 2017 году в Нью-Йорк на месячное обучение. Это была интенсивная программа, мы снимали много работ, но из-за того, что я не учился на режиссёра, они были скорее учебные. Родилась идея сделать «Секс, страх и гамбургеры», — в том году я проживал разные интересные опыты в отношениях, написал сценарий и мы решили всё снять в одном месте, потому что когда ты независимый режиссер, у тебя нет денег на различные локации. Мы сделали короткометражный фильм и я просто зашел на сайт Венецианского кинофестиваля — в короткометражную программу. Мы подали заявку, заполнили, послали фильм и всё, забыли. И тут мне в друзья добавляется какой-то итальянец Паоло и пишет, что он один из отборщиков Венецианского кинофестиваля, его заинтересовала наша работа и могу ли я улучшить субтитры на английском языке. Я тогда подумал, что это так круто, что даже если я не пройду в шорт-лист, я распечатаю сообщение от него и повешу у нас в офисе. Но в итоге нас отобрали в конкурс. Это был крутой опыт, мы посмотрели на реакцию зрителей, познакомились с директором фестиваля и с разными отборщиками.
Светлана: А как удалось получить финансирование на «Горный лук»?
Эльдар: Я попал в Центральноазиатскую лабораторию сценарного мастерства от ЮНЕСКО, в рамках нее мы написали первые пять страниц сценария и в апреле подали на программу Biennale College Cinema, потому что знали, что была грантовая программа для режиссеров, у которых это первый или второй фильм. В августе нас обрадовали, сказали, что мы прошли, должен был быть первый воркшоп в Венеции, но из-за ковидных ограничений интенсив сделали онлайн. И все равно было круто, было четыре итальянских команды и остальные со всего мира: из Африки, Азии, Австралии. Мы разрабатывали свою историю, нам помогали менторы, сценаристы, режиссеры, продюсеры — задавая вопросы, указывая на какие-то вещи, которые им не были понятны. Потому что когда ты делаешь местный продукт, ты варишься своем соку, и тебе важно понять, как аудитория со всего мира будет воспринимать твой фильм, потому что локальные вещи никто не считывает. Важно, чтобы история была и уникальная, именно из нашего региона, и чтобы в ней были универсальные вещи, понятные всем зрителям. В конце этого воркшопа был питчинг, тоже онлайн, но перед разными специалистами со всего мира, и, самое главное, там находился художественный руководитель Венецианского кинофестиваля. И все соискатели четырех грантов выступали онлайн. Из-за того, что это все происходило в ZOOM, было тяжело удержать внимание людей, а наша очередь была уже ближе к концу, и все уже были скучающие, сонные. Но мы разработали целую стратегию. Мы защищались стоя, когда ты пичишься стоя, это уже другая энергия, другая история. В кадре были я и Юлия — моя мама. Там нельзя показывать даже презентацию, потому что времени мало — 3 минуты. Поэтому мы распечатали изображения, несколько иллюстраций и Юля презентовала сначала, потом я начал рассказывать, и Юля из-под стола вжух, достаёт иллюстрации, и все проснулись, это был аттракцион. Все смеялись во время нашего питчинга, для нас это было важно, потому что это комедия. Это был словно первый тестовый просмотр нашего фильма и зрители реагировали на историю. Потом мы написали сценарий, послали первый драфт и всё вкупе — наша презентация, наш продакш план, наш бюджет и сценарий — всё это оценили и в конце ноября 2021 года нам написали, что мы прошли в финал и получаем финансирование на съемки фильма. Но мы не думали, что нам нужно будет снять фильм всего за 6 месяцев. В декабре 2021 года мы съездили на второй ворк-шоп, потом у нас сразу начался кастинг, который длился два месяца, с февраля до апреля была подготовка, в апреле-мае мы сняли фильм, в июне-июле мы его смонтировали. Съемочный процесс занял 13 дней. Бюджет был 150 тысяч евро, с них мы оплатили еще налоги. На фильм осталось меньше, но мы эти деньги старались максимально использовать.
Интересно, что три проекта из четырех были про развод. Может быть, это было связано с тем, что во время пандемии все сидели дома и выясняли взаимоотношения. Но что классно, были разные жанры. У итальянцев — семейная драма, у финнов — сай-фай, что-то вроде Бенджамина Баттона — взрослые люди, которые знакомятся в доме престарелых, молодеют. К сожалению, я не успел посмотреть картину. Еще из Азербайджана девушка-режиссер, живущая сейчас в Лос-Анджелесе и продюсер из Ирана, снимали историю на фоне Карабахского конфликта и там как раз затрагивалась тема развода.
С: У тебя у единственного была комедия?
Э. Да.
С: Как ты считаешь, на что обращают внимание при выборе проекта для финансирования?
Э: Для них Казахстан, и, в принципе, Центральная Азия — новый регион. Я был первым, кто прошел в финал, за год до этого был проект девушки из Казахстана — Асель Аушакимовой, она вошла в список из 12 лучших, но не попала в финал. Интересен наш регион, это новый мир для них, важна уникальная история, которая рассказывает об общечеловеческих отношениях. В случае с нашим проектом мы хотели сделать яркое кино, показать другой Казахстан. У нас постоянно показывают выжженную степь, деревню, в которой мрачные краски, тяжелое детство. Оно отчасти и в моем фильме не веселое — родители разводятся, но хотелось найти что-то позитивное. Особенно отборщики удивились, когда я послал «Секс, страх и гамбургер», они мне ответили, что обычно не такое кино получают из нашего региона. Во-первых, в названии есть слово секс, а в-вторых, это городская история, где живут городские жители и легче найти соприкосновение с аудиторией.
С. Да, любопытно, что наше фестивальное кино такое грустное, но при этом наше коммерческое кино, попадающее в прокат и имеющее там успех, очень яркое. Мне кажется, это интересное для социологов исследование: почему в нашем прокате выстреливают комедии.
Э: Наверное, не хватает ярких красок. После нашего фильма все подходили и говорили: «Вау, это где снято? Это Казахстан? Такие зеленые луга!» Мы снимали в апреле, но выглядело все так, словно это лето.
С: Досъемок не было?
Э: Нет. Просто звук дописывали потом.
С: Как ты думаешь, почему у тебя получилось сделать это все так быстро? Подготовительный период был проделан хорошо, твой предыдущий опыт помогал?
Э: Из-за того, что мы уже снимали полный метр «Kiss in», а он совсем безбюджетный, мы знали какие-то подводные камни, на что не надо тратить время, энергию и бюджет, на что не надо обращать внимания. Во-вторых, я понял, что я не должен делать все сам, нужно делать это с соавторами. Поэтому у нас Юлия выступала как генеральный продюсер, был прекрасный линейный продюсер Евгения Морева, были партнеры, мой брат Диас как раз открыл свою компанию, он был отчасти продюсером. Помогло то, что мы собрали коллектив единомышленников, которым было интересно. Первым толчком было то, что мы выиграли финансирование и что фильм будет показан в Венеции, это позволило заинтересовать других авторов, чтобы они продемонстрировали свое мастерство, показали что-то новое. Помогло хорошее планирование, нам помогали крутые менторы, которые говорили: «Как вы поедете в Китай снимать? У вас пандемия, локдаун». Посчитали деньги и поняли, что надо снимать здесь, перенесли все на границу. И менторы, и Юлин опыт, и опыт других — это помогло. И изначально мы понимали, что у нас есть только такой бюджет, что больше нам денег не дадут.
С: Ты мог когда-нибудь представить себе, что твой фильм будет показан в Венеции?
Э: Я мечтал об этом.
С: Что это произойдет так быстро?
Э: Я не думаю, что это быстро (смеется). Для меня это был долгий процесс. Я начал снимать короткометражные фильмы в 2010 году. Когда вышел «Секс, страх и гамбургеры», я был очень доволен. Когда ты посылаешь фильм через платформу, никого не зная там, и тебя берут в конкурс, это очень круто. А в случае с «Горным луком» для меня в принципе был очень крутой опыт, этот год был полностью посвящен этому фильму, и поэтому это для меня было долго, но с другой стороны, да, это произошло быстро.
Я не подозревал, что у нас будет премьера, настоящая красная дорожка, что будет полный зал, что все будут хлопать долгое время. Такого я не представлял. Это то, чего мне не хватило во время премьеры «Секса, страха и гамбургера», поскольку это была короткая программа и нас показывали блоком, красная дорожка была общая. А когда у тебя отдельная красная дорожка, то это тоже благодарность твоей команде за её труд, помимо тех гонораров, которые ты платишь. Стоишь, смотришь на бегающего Тимоти Шаламе в красивом наряде. Он молодец, он пробежался несколько раз, со всеми сфотографировался, поцеловался. Мне кажется, нам не хватает этого — создавать этот праздник просмотра кино. Мы тоже любим красиво одеваться, идти на премьеру. Этого духа праздника кино из-за пандемии не хватало в Казахстане.
С: Было ли в Венеции какое-то требование по прокату? Выйдет ли «Горный лук» в Казахстане?
Э: У них требование, что премьера должна обязательно быть в Венеции. Это немного ограничивает нас, потому что другие фестивали класса А требуют премьерности, но мы можем подать фильм на региональные премьеры. Сейчас как раз работаем в этом направлении. По прокату в Казахстане: права принадлежат нам, и мы, конечно, будем прокатывать. Помимо того, что это авторское кино на тему гендерных ролей, стереотипов, это еще и комедия, довольно жанровый, зрительский фильм. И хочется показать его зрителю, поговорить на эти темы. Мы видели как восприняла фильм зарубежная публика, мы поняли, что комедия работает, что весь зал смеется. Международные зрители понимают все шутки, которые заложены в фильме.
С: Я знаю, что ты думал прокатывать фильм весной или летом. Потому что картина летняя?
Э: Да, не хотелось бы зимой прокатывать. Это было бы странно. Сейчас все равно фестивали, так что я думаю, что это будет в следующем году. Хотелось бы быстрее, но у продюсеров свои планы.
С: Чего тебе, как режиссеру, не хватает в нашей киноиндустрии?
Э: Очень жалко, что у нас не так много поддержки независимого кино, что нет фонда, который бы поддерживал независимое, авторское кино. Есть Государственный фонд поддержки национального кино, но там понятие национального кино очень размытое, поэтому на сложные темы очень тяжело получить финансирование. Мы, кстати, думаем о том, что нужно организовать фонд поддержки независимого кино. Это дало бы толчок. Мы сейчас готовим следующий проект — драму с элементами комедии «Красный цветок», и он как раз требует большего бюджета, чем было у «Горного лука». Требует больше поддержки, потому что там больше ролей. Нужно потратить время на исследовательский период, на репетиции, съемки, чтобы все было не второпях.
С: Ты пытался когда-нибудь получить государственное финансирование?
Э: Я подавался на первый, кажется, питчинг Госфонда. Там сначала хотели взять наш проект «Красный цветок», но потом из-за того, что история трансформировалась, — она отчасти любовная, отчасти о поиске идентичности, и там есть акценты на каких-то провокационных моментах, хотя история не об этом, история о людях. Во всех фильмах я стараюсь рассказать историю о внутренних переживаниях, о росте, о поиске себя, и там мы акцентировались на сложных моментах, поэтому нас не допустили до питчинга. Сейчас проект перерабатывается, может быть, мы подадим в следующем году.
С: Ты не боишься работать с государством?
Э: Отчасти меня смущает то, что да, есть какие-то сложности во взаимодействии, негласная цензура, эти все вещи меня отталкивают. Получается, что мы в Венеции получили деньги от итальянского правительства, чтобы снять полностью казахстанский фильм. Это такой очень сложный процесс. Помимо денежной поддержки, нужны площадки, фестивали. Сколько лет у нас уже не проводится ни один фестиваль? Тот же независимый фонд помимо финансирования должен помогать развиваться, возить людей на фестивали, чтобы они понимали, как работает индустрия, как и какое кино делают в мире. Можно подумать о квотах, чтобы как во Франции была квота на кино, произведенное в Казахстане, чтобы зритель привыкал смотреть наше кино. Те же сериалы казахстанские очень хорошо смотрят на платформах, и комедии хорошо идут.
Меня спрашивали, что чувствуется, что идет интерес, подъем, открываются двери для казахстанского кино, но я считаю, что это давно так, с 2012 года, с успехов Эмира Байгазина. В этом году казахстанское кино есть почти на каждом фестивале класса А. Побеждают, получают награды, поэтому мне кажется, давно нужно на это обратить внимание, найти единомышленников и заняться фондом. Кто если не мы? Мы так же стали снимать свое кино, потому что поняли, что хочется контролировать процесс, создавать свои фильмы. Сначала искали себе продюсеров — еще с 2010 года, потом Юля стала продюсером, и Диас тоже. Если ты не находишь того, кто может тебе помочь, ты должен сам это делать. Наверное, так же и с фондом. Поэтому я открыт для предложений или поддержки тем, кому это интересно.
С: Помимо денег, чего еще не хватает в нашей индустрии?
Э: Платформ, где происходит этот обмен. Мы два или три года в баре «Кино» делали рынок-концепт, который уже изжил себя, потому что мы всех научили питчить. В Казахстане много продакшена, который ищет идеи для фильмов, проекты, сценаристов, и мы поняли, что нам нужна площадка для общения и поиска. Мы звали в бар продюсеров, авторы там презентовали свои идеи, питчили. И в итоге многие нашли себе авторов, которые работают над сценариями, проектами. Кинофестивали, кинорынки, воркшоп — именно этого хочется. Когда ты ездишь на фестивали, тебя это так напитывает, ты возвращаешься, у тебя появляется много энергии, которую ты хочешь превратить в кино и вдохновлять своих коллег.
С: Для тебя будет важен коммерческий успех «Горного лука»?
Э: Для меня важно пройти путь в принципе. Мы ни разу не доходили до момента, чтобы наш фильм был в прокате. Хотя у нас был классный опыт с короткометражкой. Мы полгода выждали пока «Секс, страх и гамбургеры» покатался по фестивалям, потом договорились с кинотеатром «Арман», сначала один большой зал продали полностью, потом открыли еще второй, был аншлаг, продали все билеты. Сейчас нам интересно выпустить полный метр, чтобы понять как это работает, куда ты идешь. Ты же не просто снимаешь, ты снимаешь для зрителей и важно показать фильм им и важна их реакция.
С: Ты уже думал о том, как можно продать зрителю это кино?
Э: У нас в Biennale College Cinema помимо менторинга и помощи в создании фильма еще была испанская, кажется, студия, которая занимается маркетингом, они сделали классный трейлер, постер, пресс-релиз. Это то, чего не хватает здесь сейчас — института именно киномаркетинга. Классно, что они нам помогли и разработали стратегию маркетинга. Конечно, это делали больше для европейского зрителя, но и для казахстанского мы адаптируем материалы.
С: У вас семья архитекторов и вы все ушли в кино. Архитектурное образование помогает?
Э: Это очень похоже. Архитектура — проектная работа, так же как и кино. У тебя есть ремесло, мастерство, твое видение и проект. Есть техническая и творческая часть. В архитектуре ты тоже главный, как и режиссер, ты управляешь большой группой людей, создающих здание, и в итоге вы должны его построить. Но там еще жестче: от этого зависят жизни и ты можешь сесть, если что-то произойдет. А тут просто снял плохой фильм, не был обласкан критиками. В принципе это хорошее базовое образование, потому что в 18 лет ты не всегда знаешь кем ты хочешь стать.
С: Ты не знал, кем ты хочешь стать, ты ориентировался на родителей?
Э: Мама тогда только начала работать в кино как художник по костюмам. Я архитектор в третьем поколении, бабушка с дедушкой и мама с папой были архитекторами. И я начал учиться, но случился строительный кризис, я понял, что не проработаю архитектором вообще ни дня. И я начал работать в кино художником, это, в принципе, как архитектура: ты придумываешь проект, строишь и тут же ты как бы увидел свой проект в кино. А потом стал снимать как режиссер. Это такой интересный опыт трансформации. И, кстати, я знаю много режиссеров, которые тоже получали похожие профессии и это хорошее базовое образование, если вы думаете, куда отдать своего ребенка.
Владислав Сон: Мы ходили на фильм Акана Сатаева и он после рассказывал, что в идеале в Казахстане должен появиться рынок без участия государства и каких-либо министерств. По вашему мнению, в ближайшей перспективе возможно, что у нас появится рынок, в котором будут участвовать только частные игроки, без государства?
Э: Мне кажется, что он уже даже был.
Фильмы, снятые на деньги государства, не имели коммерческого успеха. К сожалению, пандемия сильно поменяла количество людей, которые ходят в кино. Но я надеюсь, что все опять вернется. Раньше, если ты снимал кино за 50 тысяч, то ты мог как минимум 100 тысяч заработать, хотя бы окупить. Сейчас с этим тяжелее. Мне кажется, будет лучше, если государство будет оказывать функцию поддержки, но не будет регулятором. В плане регулирования важный вопрос о квотах для казахстанского кино в прокате. Хотя, в 2019 году в принципе, не нужно было квоты, потому что зрители ходили на наши фильмы.
С: Мне кажется, что у нас минус в том, что государство пытается сильно регулировать даже выход фильма в прокат. Я помню, как в 2011 году внедрялись прокатные удостоверения для фильмов. То есть до этого периода их не было и индустрия работала. И мы тогда, кажется, в КИСИ обсуждали этот вопрос и говорили о том, что это однажды приведет к тому, что государство будет использовать прокатные удостоверения как инструмент давления на прокатчиков и кинотеатры. Хотя тогда они говорили, что это не запретительная мера, а касается только возрастных рейтингов. Но до этого мы ориентировались по рейтингам, принятым в США.
Э: Как я понял, не на этом был основан запрет (речь о мультфильме «Базз Лайтер» - прим. В). Понятно, что было давление на прокатчика. Это сложный вопрос, чтобы регулятор не выступал как цензор.
С: Или чтобы человек с большой аудиторией не выступал как цензор. Он завтра может сказать, что у тебя в фильме дети произносят слово «секс».
Э. Это странная вещь, это проблема новых лидеров мнений, понятно, что они могут высказывать свое мнение, но в случае с государством для этого есть специальные механизмы, так же как и принятие каких-то вещей по поводу изменений в стране. Делаешь референдум и опрашиваешь людей лично, а не сам принимаешь решение от лица людей.
С: Раз мы начали говорить про детей в «Горном луке». Как тебе работалось с детьми?
Э: Классно.
С: Говорят же, что сложнее всего работать с детьми и животными.
Э: С животными — да, но у нас их не было. С детьми, и вообще с актерами, мне кажется, не сложно, если ты подбираешь нужных людей, которые верят в созданный мир. Чем хороши актеры, которые продолжают играть и которые как мы в детстве верят в то, что, скажем, вон там лава и мы скачем с камня на камень. Так же и дети, которые верят в это все, которые не затуманены стереотипами взрослых. Что, например, секс — это плохое слово. Я сразу отсеял детей, которые не могли его сказать. У нас была реплика «Мама занималась сексом с дядей Витей». На пробах актер произносил «кекс», я ему говорю: «Тут написано секс». Он: «Гы-гы». То есть ребенку уже навязан стереотип, что это плохо, что это опасное слово. В целом очень круто, что у нас, видимо, открылось много актерских студий, и дети там учатся. Помимо того, что они сами по себе интересные люди, они еще и ремесло приобрели. Они готовые артисты, они профессионалы, все молодцы, они старались, учили текст, придумывали что-то, верили в сюжет.
С: Ты им не давал сразу весь сценарий?
Э: Да, я старался давать порциями. Потому что иначе они учили текст дома с родителями или с преподавателем в школе, он был заученным, с интонациями, а мне нужна была естественность. Еще что важно, у меня не было слишком много времени для репетиций, и Максат Сахиұлы с ними работал, спасибо нему за то, что он репетировал с детьми. Главное их правильно выбрать, но так со всеми. Я боялся, что тема сложная, но когда я давал детям текст, они все понимали. Поэтому мы выбирали почти тинэйджеров…
Подходит Юлия Левицкая и присоединяется к разговору.
Юлия Левицкая: …которые не превратились в маленьких взрослых и сохранили детскую непосредственность и искренне верили в то, что они играют. Самое главное — выбрать главного актера так, чтобы он жил рядом с местом, где мы определили локацию (смеется).
Э: Да, Есiл Амантай ездил из Узунагача на пробы, — его привозила наш кастинг директор, а в итоге мы выбрали локацию для съемок прямо рядом с его домом. Он пешком последним приходил на площадку. Он пришел на кастинг и я после первой пробы почувствовал, что это он, но продюсеры сомневались. Мы пробовали на главного героя человек 20-30.
Светлана. Ты продолжишь дальше исследовать гендерную тему?
Эльдар: В «Красном цветке» мы исследуем стереотипы гендерные, ролевые, в обществе, устаревшие вещи.
Юлия: С одной стороны, все говорят, что традиции отжили свое, на самом деле все равно есть негласное влияние.
Эльдар. Даже прогрессивные люди все равно их соблюдают. Это часть нашей жизни. Фильм скорее про поиск баланса между глобальными штуками и твоей национальной уникальностью.
Юлия: И о том, что принимать собственные решения все-таки надо осознанно. Быть хорошим, послушным ребенком, это, наверное, хорошо, но есть какие-то вещи, которые могут противоречить твоей жизни. И здесь приходится делать выбор о том, что важнее. Это с одной стороны, история любви, герои похожи на Ромео и Джульетту, с другой стороны, там больше про отношения родителей и детей. Эту историю мы сейчас дорабатываем, потому что есть какие-то локальные вещи, которые непонятны людям запада.
Эльдар: Да, например, зачем в принципе жениться? Это для современного человека странная вещь — мечта пожениться. Поэтому романтические комедии про свадьбу никому неинтересны. А так да, это то, что сейчас всех волнует: твоя роль в обществе, твои отношения в обществе.
Юлия: Все равно социальные связи никуда не девались, они трансформируются, поэтому это интересно рассматривать с точки зрения старшего поколения, молодого поколения, со всех сторон.
Эльдар: Раньше только из-за патриархальных традиций осуждали твое поведение, а сейчас еще вступает и новая этика. Сложно найти этот баланс как выживать в мире. Нужно находить баланс внутри, а не снаружи, потому что всем не угодишь.
Светлана: Насколько сложно работать с семьей?
Эльдар: И сложно и легко.
Юлия: Там есть много плюсов, но иногда бывают жесткие ситуации…
Эльдар: ...когда почти драки (смеется). Особенно раньше, когда мы только начинали снимать. Иногда нам говорят, что такое ощущение, что вы сейчас подеретесь и не будет никакого кино. А тут через пять минут мы сидим и веселимся, что-то объясняем друг другу.
Светлана: Ты снимал веб-сериал. Ты будешь продолжать?
Эльдар: Формат оказался немного не мой. Он классный тем, что ты быстро снимаешь и у тебя сразу релиз и фидбек от зрителя. Я сейчас учусь на шоураннера, на режиссера-продюсера и сценариста сериалов в школе кино и телевидения «Индустрия» и у меня мастер Жора Крыжовников.
Потому что если я буду делать кино для российских платформ, для Кореи, для Европы, и пытаться им подражать, я все равно не чувствую их идентичности до конца. Учась с ребятами из России, я понял, что у них немного другая идентичность, отчасти я ее чувствую, а отчасти у меня есть своя уникальность, это интересный момент.
Светлана: Твоя мечта все же какая? Выйти за пределы Казахстана?
Эльдар: Мне кажется, что мы уже выходим, мне хочется не то, что выйти, а чтобы широкий зритель смотрел кино. Я вырос в Казахстане, это часть моей идентичности и я всегда буду казахом, казахстанцем, который снимает кино о тех вещах, которые волнуют меня здесь в обществе. Я в принципе как автор впитываю все со всего мира, но, с другой стороны, я делаю это уникально, как человек и режиссер из Казахстана. Поэтому я хочу найти баланс: делать кино в копродукции с кем-нибудь, но чтобы там все равно была частичка моей страны. Или снимать здесь, но хочется видеть картины на кинофестивалях, на стриминговых платформах. Мечтаю сделать кино, которое будут смотреть во всем мире.
Поддержите журналистику, которой доверяют.
