«Сейчас я иду по городу в зимних кроссовках, иду домой пешком»

Ключевая роль за $300

В области здравоохранения и социальных услуг в Казахстане трудится почти полмиллиона человек, 72% из которых — женщины. Пандемия COVID-19 практически в одно мгновение превратила рутинные обязанности врачей, медсестер и санитарок в одни из самых опасных. По официальным данным на конец апреля, новый тип коронавируса в республике лабораторно подтвержден у 820 медработников, большая часть — средний и младший медперсонал. Инфекция временно лишила медиков не только здоровья, но и рабочих мест. Обслуживание медучреждений, которое также в значительной степени на плечах женщин, несет не меньшие риски: так, от инфекции умерла лифтерша центральной городской клинической больницы Алматы.

Акмарал (имя изменено по просьбе героини — прим. ред.) работает в одной из городских поликлиник Нур-Султана с 2011 года. Она — врач-маммолог и продолжала принимать пациентов на протяжении всего карантина. Трижды в неделю по записи к ней приходили в общей сложности около 60 пациентов. После работы с ними она снимала маску, перчатки, свой белый халат, переобувалась и спокойно доезжала домой за рулем. «Пациентов с температурой у меня на приеме не было и, думаю, не должно было быть вообще, потому что каждого человека, который приходил в поликлинику, опрашивали, мерили ему температуру, и тех, у кого были подозрительные симптомы, сразу отправляли в фильтр», — объясняет причину своей невозмутимости Акмарал.

Ее дважды тестировали на COVID-19 — результат был отрицательный. «Какое-то время, кажется, в течение недели, был небольшой дефицит масок, и каждому медработнику давали определенное количество масок под роспись», — вспоминает врач, но отмечает, что ситуация быстро нормализовалась, а маленькие флаконы антисептиков потом можно было свободно забирать с собой. Несмотря на обеспеченность санитайзерами и на то, что часть медперсонала все же полностью переодевалась в защитные костюмы, трех сотрудников поликлиники после тестирования отправили домой на двухнедельный карантин.

В условиях, когда работа сопряжена с таким риском, особое значение должно уделяться достаточности средств индивидуальной защиты. Эксперты ООН обращают внимание: маски и костюмы по умолчанию производятся по мужскому лекалу, и, значит, не могут обеспечить женщинам — очевидно, находящимся в другой размерной сетке — должной защиты на рабочем месте. Кроме этого, в Казахстане мужчины, занятые в здравоохранении и социальных услугах, при всей своей относительной малочисленности зарабатывают больше, чем их коллеги-женщины (разрыв в 6,7% на 2018 год). Разница в номинальных доходах, вероятнее всего, обусловлена меньшей представленностью женщин на руководящих позициях в медицинских учреждениях.

«Заработная плата является основным фактором найма, удержания и мотивации работников в сфере здравоохранения и социальной работы, — уверены в МОТ. — В случае с работниками здравоохранения вознаграждение отражает уровень признания и ценность их работы». Именно достойный уровень заработной платы способен позволить медработникам действовать независимо и эффективно, также подчеркивают в международной организации. В 2018 году занятые в здравоохранении и социальной работе казахстанки ежемесячно получали в среднем 110 тыс тенге (около $320). Это на 16% меньше, чем сегодня получают медсестры в Литве — стране, находящейся на последнем месте среди стран ОЭСР по индексу заработных плат в сфере здравоохранения.

В то же время международные эксперты отмечают, что значительная часть работы женского медперсонала вовсе не оплачивается, а текущая санитарно-эпидемическая обстановка лишь ухудшила ситуацию с переработками — в том числе, конечно, неоплачиваемыми. Сельские врачи в Казахстане, например, вынуждены перерабатывать, потому что ни в одном из 160 районов республики нет достаточного количества квалифицированных специалистов. Медсестры и санитарки берут дополнительные смены в попытках больше заработать, и это едва ли хорошо сказывается на качестве ухода за пациентами. До обещанного в июне повышения ежемесячно они получали в среднем 75 и 50 тыс тенге соответственно: $192 — медсестры и $128 — санитарки (в пересчете на средневзвешенный официальный курс американской валюты за первый квартал 2020 года).

Утвержденные же правительством надбавки для медиков, непосредственно контактирующих с больными коронавирусом, фактически стали дополнительным источником стресса. Кроме этого, работники медучреждений эмоционально истощены долгими сменами, длительным нахождением вдали от семей и агрессией со стороны пациентов.

«За время карантина я не получала завышенную зарплату, потому что конкретно с вирусом не работала», — говорит Акмарал, чей доход за прошедшие месяцы никак не изменился. Никакого особого стресса героиня тоже, по ее словам, не испытывала — сказался, вероятно, небольшой опыт работы инфекционистом в прошлом. «Я работала в инфекционной больнице, и мы не думали, что пойдем к себе же на работу и заразимся. Если врач будет так думать, то он, наверное, вообще не должен работать. Поэтому на свой страх и риск идешь на работу и даже не думаешь об этом», — заключает врач.

Сами по себе

Самозанятые — именно та социальная группа, которая тоже еще долго будет оправляться от последствий кризиса, вызванного пандемией. Мировые эксперты в этой связи отмечают: среди работников неформального сектора экономики женщины преобладают в наиболее пострадавших областях — сфере услуг и торговле. Утверждение в равной степени справедливо и для Казахстана, где самозанятые женщины чаще мужчин представлены в сервисе (52% против 40%).

В большинстве случаев самозанятые казахстанки предпочитают работать в одиночку, торгуя или оказывая индивидуальные услуги, подчеркивают авторы «Социального портрета самозанятого населения в южных регионах Республики Казахстан». Исследователи также выяснили, что самозанятый статус хоть и не приносит большой доход (у большинства месячный заработок не превышает 100 тыс тенге), однако позволяет женщинам чувствовать себя удовлетворенными благодаря финансовой независимости и наличию свободного времени для семьи. Объявленный в республике карантин, надо думать, напрочь лишил их первого и значительно снизил удовольствие от второго.

Особенность неформально занятых женщин еще и в том, что они чаще чем мужчины выбирают низкооплачиваемый труд, и в основном на это идут сельские жительницы. Почему именно они оказались на последних местах «иерархии бедности» среди неформально занятых, попытались объяснить авторы другого казахстанского исследования: «Женщины отказываются от участия в более доходных нишах, например, в сельском хозяйстве из-за: гендерных стереотипов при выборе образования, гендерных стереотипов на рабочих местах (“стеклянный потолок”), низкой мобильности, отсутствия или недостаточности услуг ЖКХ, что обусловливает несоразмерно высокую домашнюю нагрузку». В результате самозанятые сельские женщины перебиваются случайными заработками, работают или на личном подворье или бесплатно у родственников.

На другой стороне спектра самозанятые женщины-владелицы малого или микробизнеса. Мировая статистика в их отношении неутешительна: женские предприятия, как правило, в большей степени зависят от самофинансирования и имеют более низкий уровень капитализации. «Риск банкротства для фирм, возглавляемых женщинами, также усиливается из-за более высоких барьеров, с которыми сталкиваются женщины-предприниматели при получении кредитов», — отмечают эксперты МОТ. По их данным, лишь 5,3% бизнесвумен по всему миру занимают деньги на расширение, у мужчин доля таких предпринимателей достигает 8%.

Казахстанские предпринимательницы еще до введения чрезвычайной ситуации испытывали трудности с привлечением финансовых ресурсов. Основной сдерживающий кредиторов фактор — ограниченные масштабы и небольшой потенциал роста возглавляемых женщинами предприятий. Казахстанки в основном ведут предпринимательскую деятельность в третичном секторе экономики, который действительно не отличается высоким уровнем рентабельности и больше всех пострадал во время вынужденного простоя.

Так случилось и с массажисткой Евгенией (имя изменено по просьбе героини — прим. ред.), которая на протяжении последних четырех лет работает как индивидуальный предприниматель. Девушка планировала расширяться, взяв на работу свою ученицу, однако карантин, вынудивший ее прекратить деятельность, нарушил эти планы. Сегодня она не готова думать об этом снова: «Я не знаю, как буду сама здесь выживать, а если еще и вторая волна карантина пойдет, за кого-то ответственность нести не хочу».

Евгения объясняет: чтобы бизнес был доходным, ей нужно ежедневно выходить на работу. Закрытие массажного кабинета вмиг лишило ее заработка. Благо, арендодатель дал двухнедельную отсрочку, а супруг со своей зарплаты (ее, правда, урезали на 50%) оплатил необходимые налоги и «прокормил». В выплате 42 500 предпринимательнице было отказано. «Сейчас я восстановлюсь, поток есть, люди пойдут, но на тот момент, когда меня ограничили во всем, я осталась просто беззащитной женщиной. Мне обидно, что вдруг что случись — руку мне отрубит, я не смогу работать — ничего от государства я и не получу», — говорит Евгения, отмечая, что воспитывает троих детей. Из случившегося она вынесла важный урок: финансовая подушка для ее бизнеса должна быть больше.

Проникнется ли нуждами таких предпринимательниц как Евгения государство — большой вопрос. Вероятнее всего, оно о них и не узнает.

Невидимый труд

4 часа 14 минут — столько времени ежедневно посвящает работающая казахстанка неоплачиваемой работе по домашнему хозяйству и уходу за его членами (фактически 193 полных рабочих дня в год). Аналогичный показатель для занятых мужчин в 2018 году, по данным комитета по статистике министерства национальной экономики, составлял 1 час 28 минут. Ни в одной стране мира мужчины и женщины не выполняют одинаковый объем неоплачиваемой работы по дому, констатируют эксперты МОТ. Они не спешат обнадеживать: чтобы ликвидировать этот гендерный разрыв, потребуется, вероятно, около 210 лет.

Пока же такое неравенство сохраняется, женщины в Казахстане работают больше чем мужчины (8 часов 48 минут против 6 часов 57 минут в день), и при этом посвящают почти на час меньше времени оплачиваемому труду. С закрытием детских садов и школ из-за опасной санитарно-эпидемической обстановки резонно предположить, что женщины — за счет увеличения нагрузки по уходу за детьми — стали работать еще больше, а количество оплачиваемых часов в лучшем случае не изменилось, а в худшем — уменьшилось, или их вовсе не стало.

Алматинка Альмира (имя изменено по просьбе героини — прим. ред.), маркетинг-директор в крупной дистрибьюторской компании, ежедневно уделяет домашним делам минимум 5 часов после работы. 30-летний супруг девушки ограничивается утренним выносом мусора и редкими эпизодами мытья посуды, считая это «бабским занятием». С объявлением карантина и переходом на удаленный формат работы в жизни мужчины ничего не изменилось: «Он закрывался в детской комнате, просил, чтобы его не беспокоили, и с утра до вечера работал», — рассказывает Альмира, сочувственно объясняя, что супруг (зарабатывающий, к слову, меньше чем героиня) просто не смог бы совмещать уход за тремя детьми с работой.

Девушка убеждена, что ей — несмотря на присутствие рядом школьника, дошкольника и грудничка — удалось не потерять в качестве работы. Свои будни на карантине она описывает так: «Я могла, например, по WhatsApp обсуждать с финансовым директором закрывающие документы и проплаты, другим ухом слушать, что учит старшая дочь, в этот момент резать капусту на обед и качать ногой коляску с младшей дочерью. Либо я весь день выполняла обязанности жены, а когда мне нужно было выполнять какие-то задачи, не связанные с переговорами, я оставляла их на ночь. В 11 я садилась и где-то до 3 часов ночи сидела».

В непростом положении оказались и сельские женщины, которых и вне карантина следовало бы рассматривать в качестве отдельной категории социально уязвимого населения. Сложность их ситуации обусловлена, как минимум, двумя факторами.

Во-первых, работающие сельские женщины во многих случаях трудятся в бюджетных организациях образования, и, значит, с конца марта вынуждены осваивать дистанционные формы взаимодействия с учениками. При этом возросшая нагрузка на учителей, скорее всего, не привела к увеличению количества оплачиваемых часов, следует из комментария министра образования и науки Асхата Аймагамбетова. Во-вторых, сельская семья в среднем больше городской (3,8 против 3,2 человек согласно данным Национальной переписи 2009 года), что означает больший объем неоплачиваемого труда, который еще и осложняется отсутствием или недостаточностью такой инфраструктуры как водопровод, канализация, отопление и дороги.

Альмира довольна, что супруг все же ощутимо помогает ей с детьми, ведь, как ей кажется, большинство мужчин вокруг этого вовсе не делает. При этом она не спорит, что обязанности по дому в ее семье распределены несправедливо. На следующий день после нашей беседы она предпринимает попытку саморефлексии и отправляет мне голосовое сообщение, в котором объясняет, почему женщины не берутся менять статус-кво: «Зачастую то, что женщины не могут прийти с работы и сесть на диван как мужчины, а пытаются что-то делать, взять на себя заботу о детях, уход за домом, объясняется чувством вины, которое культивируется окружением. Вины за то, что недодала днем, что бросила детей, что плохая мать»

Казахстанское правительство не спешит признавать неоплачиваемый женский труд достойным материальной компенсации, и даже пандемия COVID-19, многократно обострившая проблему, пока не в силах изменить расклад. Власти развитых стран уже начали действовать: в Италии родители детей младше 12 лет могут взять 15-дневный отпуск с сохранением половины заработной платы или получить от государства 600 евро для организации альтернативного ухода; до 10 недель оплачиваемого отпуска могут предоставить американским родителям, чьи дети не посещают закрытые на карантин школу или детский сад; японские власти сделали доступными займы для фрилансеров, которые вынуждены оставаться дома из-за закрытия школ.

МОТ, в свою очередь, настаивает на поиске долгосрочных решений, способных оказать системное влияние на неравенство между мужчинами и женщинами, государством и семьей в сфере неоплачиваемого труда. Он, отмечают международные эксперты, является одним из главных препятствий для женщин на пути к более качественным рабочим местам.

Две пары обуви

«Сейчас я иду по городу в зимних кроссовках, иду домой пешком. Это чтобы было совсем понятно, в каком положении я нахожусь», — начинает свой рассказ Маргарита (мы беседуем с ней 2 июня — прим. ред.), одинокая мама восьми детей, трое из которых — несовершеннолетние. Кроме них на попечении у 49-летней женщины двое малолетних внуков. Семья снимает частный дом: на его аренду и оплату коммунальных услуг ежемесячно уходит 80 тыс тенге. Маргарита — самозанятая, ее доход складывается из небольшой зарплаты няни и пособия для многодетных матерей. Получается «чуть больше 100 тыс тенге» в месяц. Объявленный в марте карантин полностью лишил семью этих денег.

«Женщины больше чем мужчины уязвимы к любой потере дохода, вызванной кризисом», — подчеркивают эксперты ОЭСР, указывая на то, что среднестатистическая женщина почти в любой стране мира беднее мужчины. Казахстан не исключение: среди получателей адресной социальной помощи (выдается на основе официально установленных критериев бедности) в 2018 году 53% составляли женщины.

Причем тенденция преобладания женщин среди пользующихся господдержкой сохраняется, как минимум, с 2011 года и характерна как для городской, так и для сельской местности. Усугубляет ситуацию еще и то, что исключительно от благосостояния женщин зависит уровень жизни порядка 15% казахстанских детей (отцы-одиночки воспитывали 6,4% детей до 18 лет согласно данным Национальной переписи 2009 года).

Однако обратимся к более актуальным данным. В марте 2019 года — когда пандемия COVID-19 еще не угрожала пресловутой экономической стабильности — казахстанское статистическое ведомство провело привычное обследование (читай: социологический опрос) почти 12 тыс казахстанцев. Специалисты изучили качество жизни населения и по итогам выпустили на удивление оптимистичный пресс-релиз. Между тем, при ближайшем рассмотрении оказалось, что женщины практически во всех случаях чуть менее довольны жизнью чем мужчины.

45% участниц отметили, что не могут покрыть непредвиденные расходы в случае их возникновения без займа денег или иной финансовой помощи. Около 40% женщин заявили, что не могут позволить себе ежегодный отпуск вне дома, больше 45% предпочитают не устраивать каждый месяц совместные обеды с друзьями или родственниками. Почти каждая третья не имеет средств, чтобы заменить износившуюся мебель по мере необходимости, и не в состоянии регулярно посещать кинотеатры, концерты, заниматься спортом. Каждая пятая не может позволить себе две пары подходящей зимней и летней обуви.

Несмотря на очевидную феминизацию бедности, инициативы казахстанского правительства в этом направлении все еще опираются на экономический рост в широком смысле слова. «Специальные, гендерно-ориентированные, подходы к проблемам социально-экономического развития не получили распространения», — констатируют авторы отечественного исследования экономических возможностей сельских женщин. Они провели собственный опрос среди целевой аудитории, и его результаты — еще одно подтверждение чрезвычайной уязвимости женщин.

Таких доходов, по их словам, хватает лишь на одежду и питание, но не на товары длительного пользования. Оказалось также, что 74% сельских женщин не имеют возможности делать накопления. Каждая пятая казахстанка на селе ожидает государственной защиты от снижения уровня жизни.

Маргарита не питает иллюзий по поводу поддержки властей. Год назад для ее семьи выделили квартиру в новостройке, однако средств на ее ремонт (речь о черновой отделке) у женщины нет. Еще одно огорчение настигло женщину перед наступлением 2020 года: она лишилась льготного проезда в общественном транспорте после того, как ее дочери исполнилось 18 лет. Героиня убеждена, что такого рода льгота должна полагаться многодетным матерям вне зависимости от возраста их детей.

«Я так много места в транспорте занимаю, что нельзя позволить мне ездить по 40 тенге? 80 тенге на работу, 80 тенге с работы 5-6 дней в неделю — для меня это хорошая сумма. Я на эти деньги могу купить носки, трусы, еще что-нибудь», — комментирует Маргарита. В остальном женщина не привыкла отчаиваться: во время карантина бесплатно волонтерила в Магнуме, расфасовывая продукты; в мирное время успевает опекать воспитанников детского дома, пациентов хосписа и бездомных животных.

Тем не менее, за последние несколько месяцев, которые почти вся страна провела в четырех стенах, количество ожидающих помощи от государства явно увеличилось — и не в последнюю очередь за счет женщин. Именно они в Казахстане зарабатывают меньше, имеют более низкий уровень накоплений, работают на менее безопасных позициях и составляют немаленькую долю от всех неформально занятых, лишенные доступа к инструментам социальной защиты.

Можно сколько угодно рассуждать о кризисе, который пандемия COVID-19 обнажила в системе здравоохранения и экономике в целом, но рано или поздно придется признать: ответом на него должна стать — в том числе — политика по расширению экономических прав и возможностей 9,5 млн женщин и девочек Казахстана.