10510
27 августа 2020
Светлана Ромашкина, Vласть, фотография Pixabay

Незнание и предубеждение

Какие системные изменения нужны для того, чтобы вернуть веру в вакцинацию

Незнание и предубеждение

Однажды, когда Елена Хегай училась в медицинском университете, в реанимацию позвали будущих врачей, чтобы они посмотрели на ребенка, больного коклюшем. Преподаватель тогда сказал: «Смотрите и запоминайте на всю жизнь: такого вы, может быть, никогда не встретите». К сожалению, он оказался не прав. В 2019 году Елена впервые в своей практике увидела коклюш. «С августа по октябрь у меня на приеме было три ребенка с коклюшем, это при том, что я сейчас работаю три неполных дня в неделю», — говорит Елена, добавляя, что такая же ситуация и с корью.

Если верить государству, в частности, одному из последних выступлений теперь же экс-министра здравоохранения Елжана Биртанова, за 10 лет в Казахстане не было ни одного смертельного случая, вызванного прививками, страна закупает качественные вакцины, а осложнений после них регистрируется не так много и каждый подобный случай расследуется. Однако родители все чаще отказываются прививать детей, а в страну вернулись болезни, которые казались побежденными. Можно, конечно, увидеть в этом влияние антипрививочного движения, охватившего весь мир, однако, следует признать, что и минздраву не мешает задуматься о том, что он что-то упускает из виду. О том, какие структурные изменения нужны для того, чтобы вернуть веру в вакцинацию, мы в прямом эфире поговорили с семейным врачом Еленой Хегай, вирусологом Асель Мусабековой и врачом-эпидемиологом управления профилактики инфекционных и паразитарных заболеваний Научно-практического центра санитарно-эпидемиологической экспертизы и мониторинга, сокращенно — НПЦСЭЭиМ (бывшая Республиканская СЭС) Леной Касабековой. Вы можете прочитать этот материал или посмотреть видео обсуждения.

Эпидемиолог Лена Касабекова говорит, что регистрировать отказы ее организация начала 6-7 лет назад, тогда их было около 3 тысяч. Сейчас это больше похоже на снежный ком: цифра выросла до 20 тысяч. Стоит заметить, что такова официальная статистика, а как витиевато она может вестись, мы узнали в этом году благодаря пандемии коронавирусной инфекции.

99% отказов вакцинирования касаются детей. «До 2019 года мы наблюдали такую картину: 60-70% отказывающихся убеждали, что они делают это по религиозным мотивам. Затем мы стали наблюдать резкое изменение в статистике: многие люди утверждают, что отказываются по личным убеждениям – в статистике это около 53%. Также у нас появилась группа людей, выражающая недоверие вакцинам, которые завозятся в нашу страну, часть говорят о негативной информации в СМИ, интернете и т.д. Кроме того, есть небольшой процент людей, ссылающихся на аллергические реакции и проблемы со здоровьем», — рассказывает Лена Касабекова.

Статистика НПЦСЭЭиМ такова: в республике зарегистрировано 19 523 случая отказа, из них по религиозным мотивам - 30%, по личным убеждениям - 53%, недоверие к вакцинам выражают 12%, ссылаются на негативную информацию – 7%.

Семейный врач Елена Хегай работает в частном медицинском центре, и практически каждый третий ребенок, приходящий к ней на прием, либо не привит полностью, либо не привит по календарю. Бывает, что родители предпочитают подождать до определенного возраста, прежде чем ставить вакцины: у кого-то это год, у кого-то три. Случается, что родители отказываются прививаться определённой вакциной: «Чаще всего отказываются от АКДС, это комбинированная вакцина от полиомиелита, гемофильной палочки и в ней может быть вакцина от гепатита. Еще у нас почему-то очень непопулярна вакцина от пневмококковой инфекции, многие ее игнорируют вообще, то есть дети у нас в большой степени бывают не привиты от пневмококка (чащ всего он приводит к пневмонии - прим. V). Многие отказываются от прививок, начиная еще с роддома. В моей практике тенденция отказа началась с 2014-2015 года и она действительно сейчас стала нарастать как снежный ком, ситуация приобретает драматический характер. Две самые встречающиеся причины отказа от вакцинации: по религиозным убеждениям, но сейчас их стало меньше, вторая – самая популярная, — по личным убеждениям. Но на самом деле, личные убеждения и причины для беспокойства самые разные. И когда начинаешь спрашивать, то опять-таки, всплывает недоверие к вакцинам. Часто бывает так, что не все медработники у нас осведомлены о вакцинах. Довольно часто я слышу истории о том, что изначально мама хотела прививать ребенка, по крайне мере, не была против, но врач сказал, что не надо: «я своих детей/внуков не прививаю и вам не советую». И мне мама говорит: «После того, как я это услышала от опытного врача, что вы от меня хотите?»

Еще одна проблема, по мнению Елены Хегай, связана с тем, что сами медработники создают ненужное беспокойство и вызывают тревогу у родителей, когда дают необоснованные медицинские отводы: «К сожалению, на постсоветском пространстве это огромная проблема, которой практически не существует за рубежом. Любой повод, любой чих, любая сопелька, — всё, что в других странах является нормой, у нас повод для медотвода».

Елена замечает, что в стране нет широкодоступных источников или ресурсов доказательной медицины именно по вакцинации, которые были бы написаны понятно на казахском и на русском языках. Обеспокоенным родителям неоткуда получить достоверную медицинскую информацию, основанную на научных данных, а не на слухах, и некому задать вопрос и получить на него развернутый ответ.

Пока что Елене удается убедить одного из трех родителей ставить вакцины ребенку.

«Это занимает очень много времени, это дело не одной консультации. Так, чтобы убедить с первого раза — такого практически не бывает. Это всегда должен быть открытый диалог. В первую очередь я всегда спрашиваю: в чем причина, почему вы отказываетесь, почему боитесь? Бывает, что родители сразу говорят: «Стоп, вы про свои прививки ничего мне не говорите, мы уже приняли свое решение». Я обычно отвечаю так: «Я с уважением отношусь к вашему решению, но как врач я обязана вам рассказать о болезнях, от которых прививки защищают и от которых ваш малыш не защищен, поэтому дайте мне 10 минут времени, я о них расскажу, давайте не будем ставить точку». Моя задача как врача – дать родителям информацию о том, к каким последствиям могут привести их решения, а дальше они будут думать сами. К сожалению, у родителей смещен фокус в сторону того, какие негативные эффекты могут быть от вакцинации, но мало кто задумывается о тех болезнях, от которых защищают вакцины».

Биолог и вирусолог Асель Мусабекова по собственной инициативе решила провести небольшое исследование: с мая этого года она начала связываться и разговаривать с родителями, которые отказываются от вакцинации и с теми, кто сообщал о проблемах после прививки.

Она обнаружила, что в большинстве случаев они обеспокоены поствакцинальными осложнениями. «Эта обеспокоенность связана, конечно, с тем, что у нас очень много фейковой информации, а в петиции против проекта Кодекса о здоровье было очень много конспирологической информации, но когда я начала работать по этой теме, разбираться по тому, как устроена система у нас, я стала понимать родителей. Официальные данные в большинстве своем не соответствуют действительности, они очень часто меняются. В течение двух недель я зафиксировала три разные цифры по осложнениям, это говорит о том, что у нас нет этих данных, и мы не имеем к ним доступа. Смотрите, что происходит: после прививки у ребенка осложнения, родители идут к натуропату, он говорит: о, это АКДС! Что происходит в цивилизованных странах? Если у родителей есть подозрение, что с ребенком что-то происходит из-за вакцины, это должно фиксироваться и должно проводиться расследование. У нас, к сожалению, не так часто фиксируются случаи осложнения. У нас по высказыванию экс-министра здравоохранения Елжана Биртанова было 84 осложнения за 10 лет. Неделю позже была цифра 143 осложнения за 2018 год. Цифры довольно маленькие, но одновременно в соцсетях мы видим очень много сообщений об осложнениях. Я решила со своей стороны сделать независимую оценку и опросить таких родителей. По моему небольшому опросу, ни один из этих родителей не регистрировал осложнения. С одной стороны, это вина родителей, потому что они сами не знают, что это нужно регистрировать, они не просят об этом. Когда я спрашиваю, почему они этого не делали, они отвечали, что ни медсестры, ни врачи им этого не предложили. Кроме того, есть момент отговаривания. Даже если это зафиксируется, эти бумаги уходят в никуда. Часть этой информации передается в Национальный центр организации общественного здравоохранения, который в идеале, основываясь на этих данных, должен сделать какие-то информационные листки для того, чтобы мы могли провести работу над ошибками. Но этой информации нет. Можно сделать статистику, по какой вакцине больше осложнений, чего нужно бояться, может быть, необходимо поменять поставщика, может быть, есть осложнения, связанные не с самой прививкой, а с организацией системы здравоохранения. Потому что мы знаем, что у поствакцинальных осложнений есть пять причин: сама вакцина, ошибки в хранении и транспортировке, ошибка вакцинатора, например, той же самой медсестры, паника родителей и т.д. Нам нужно в этом разобраться».

Что касается отказа по религиозным убеждениям, то Асель полагает, что родителям на самом деле легче написать, что они отказываются от прививки по религиозным причинам, чем объяснять истинную причину: «У нас сейчас осознанное сообщество мусульман, интересующееся религией и наукой, и есть исследования врачей-мусульман о том, что не существует противоречий между религией и вакцинацией».

Еще одна важная проблема связана с коммуникациями. Разговор Асель с каждым родителем длился около 40 минут, тогда как педиатр в государственной поликлинике имеет в своем распоряжении в среднем лишь 15 минут. Асель обращает внимание на то, что с родителями никто по-человечески не разговаривает, и вообще всем нам нужно задуматься над тем, с какой интонацией с нами разговаривает государство.

В итоге своего исследования Асель увидела две корневые причины, приведшие к отказу от вакцинации: первая — отсутствие данных – что мы не используем их для анализа и в работе над ошибками, второе – коммуникация. Но самый главный вопрос, с которого мы должны начать коммуникацию, по мнению Асель, заключается в том, что никто не понес ответственности за скандал, связанный с сербской вакциной. В 2003-2004 годах Казахстаном была закуплена сербская вакцина, которая не была преквалифицирована ВОЗ, ее получили более 200 тысяч детей, и у нескольких тысяч из них был лимфаденит.

«Нам, как гражданам, как родителям, непонятно, кто понес ответственность за сербскую вакцину. Пока мы не будем видеть ясную ответственность за подобные ошибки, мы не можем говорить ни о какой коммуникации в деле вакцинации», — уверена Асель Мусабекова.

Согласно официальной статистике, в основном реакции регистрируются на вакцину БЗЖ. По данным Елены Касабековой, к примеру, в 2018 их году было 52, в 2017 году – 82 и т.д. Она признает, что сейчас «немного идет тенденция к росту, возможно, это не из-за того, что реакций стало больше, а из-за того, что люди стали чаще обращаться или изменился подход медицинских работников к этим реакциям». Что касается других вакцин, то ежегодно регистрируются единичные случаи, - максимум - четыре. Например, в 2016 году было три осложнения, связанных с АКДС, в 2018 – всего один случай.

Возможно, что еще одна причина того, что так редко регистрируются случаи негативной реакции на вакцину, в том, что медики боятся грядущих проверок, кроме того, они сильно загружены, в том числе и бумажной работой. Поэтому очень многое сейчас упирается в саму организацию системы здравоохранения в стране.

Но пока итог один: в случае возникновения каких-либо осложнений после вакцинации, родитель и ребенок остаются один на один с проблемой. Государство, конечно, расследует случай, но максимум, что может получить ребенок – это инвалидность, а с ней — копеечное пособие.

«Мне бы хотелось, чтобы на уровне государства мы пересмотрели организацию самого процесса регистрации всех побочных эффектов, — говорит Елена Хегай. — В США и в ряде других развитых странах родителям не нужно писать куда-то обращение, идти в больницу, каждый родитель может подать онлайн заявку о побочном эффекте вакцинации. Всё уходит в специальную базу данных, которая прозрачна и вы в ней можете увидеть свое обращение. По всем случаям проводится расследование. Порой выплачивается компенсация даже, если не была подтверждена связь побочного осложнения и вакцины, а в случае, если связь устанавливается, то выплачиваются совсем другие суммы, — и на реабилитацию, и за потраченное время и усилия».

Помимо государственных поликлиник, в Казахстане можно поставить вакцину в частной клинике, где подход будет, возможно, тщательнее, а у врача окажется больше времени для беседы. Правда, в частных центрах и в государственных поликлиниках вакцины абсолютно одинаковые, единственная разница в том, что в государственных их можно получить бесплатно, а в частных цена ощутимо бьет по карману. К примеру, вакцинирование от кори может обойтись в 15-20 тысяч тенге.

Перед тем, как ставить вакцину, Елена Хегай советует максимально вежливо поговорить с медсестрой: «Следует попросить ее показать, как хранятся вакцины: обязательно в каждом холодильнике есть термометр, от +2 до +8 градусов – это оптимальная температура хранения вакцин. Так же нужно попросить медсестру показать упаковку с вакциной, где был бы срок годности, серия вакцины, при родителях это все вскрывается, медсестра набирает шприц и вводит содержимое ребенку. Упаковку от вакцины и инструкцию родители могут забрать с собой. Это все вполне осуществимо, много времени это не занимает. Если медсестра этого не делает, просто попросите ее, просто помните, что вежливость — залог успеха».

В Казахстане закуп вакцин идет централизованно: через «СК-Фармация» - для каждой вакциноуправляемой болезни закупается препарат одного производителя. То есть, получается, что если родитель имеет предубеждение против вакцины определенного производства и не хочет ее ставить, значит, что он не получит прививку от другого производителя. Елена Хегай считает, что эту систему следует изменить. Кроме того, дети должны быть привиты теми вакцинами, которых нет в календаре прививок, например, от ветряной оспы, от ротавирусной инфекции и т.д.

«Это очень важно, потому что сейчас многие родители ощущают себя в состоянии, когда у них нет выбора, это тоже может вызывать у людей внутренний протест. Много нареканий у родителей вызывает индийская вакцина, мы пытаемся их убедить, что она хорошая, она одобрена ВОЗ, качество и безопасность доказаны и проверены годами. Но у большинства в головах есть такое представление, что европейская вакцина качественнее».

Асель Мусабекова так же согласна с тем, что следует изменить централизованную систему вакцинации в стране и подход к получению прививок: «Большинство получает вакцины через поликлинику. У меня трое детей, двое вакцинированы в Европе, и их вакцинировал педиатр, который их знает, знает наши болезни, особенности, реакции. Он их вакцинирует, ставит свою печать и голограмму с номером лота этой вакцины. Вся ответственность видна на бумаге. Как это происходит у нас? Родитель не знает врача, не знает медсестру, которая ставит вакцину. Мне объяснили чиновники, что у нас централизованный закуп и есть недоверие к родителям, что они не пойдут за вакциной, которая куплена даже за государственный счет, что децентрализацию невозможно провести исходя из менталитета. Но я считаю, что нам нужно рассмотреть этот вариант, это позволит родителям выбирать вакцину в аптеке и выбрать ту, которую он хочет. Этот выбор должен вернуть доверие к вакцинации».

Если еще не поздно.