Нурлан Санжар, кинодраматург: «Сейчас не Новый Казахстан, а брежневский застой»

Что произошло с вашей карьерой после того, как вы снялись в роли Кожи в фильме «Меня зовут Кожа» Карсакпаева?

Я всегда стремился стать профессиональным кинодраматургом. У меня есть фильмы, за которые мне не стыдно – «Аллажар», «Оралман», «Олиара», книги, например, «Ангелочек» и дилогия «Нежданный гость» про Джучи и Бату-хана. Недавно вышла моя самая долгожданная книга «Красный снег» (Қызыл қар) на двух языках.

Сейчас я твердо уверен, история, к сожалению, всегда повторяется. Прошло 62 года с тех пор, как я сыграл Кожу в фильме «Менің атым Қожа» Абдуллы Карсакбаева. Картина была снята по повести Бердибека Сокпакбаева. Удивительно, ведь когда он написал ее 1958 году на казахском языке, ее не издали из соображений цензуры. Казахская советская власть испугалась мальчика - пионера. Тогда Бердибек, молодой писатель, сделал перевод на русский язык и отвез рукопись в Москву, чтобы попытаться издать ее.

Там московские редакторы издательства «Молодая гвардия» познакомили Сокпакбаева с великим французским писателем - коммунистом Луи Арагоном, который живо заинтересовался казахским маленьким героем. Ему показалось, что типаж главного героя Кожи напоминает французского героя-ребенка Гавроша (Гаврош Тенардье - персонаж романа «Отверженные» Виктора Гюго), мальчика, который во времена французской революции подносил патроны на баррикады. В итоге, впервые книга была издана на французском языке, потом на русском в Москве, и уже после она вышла на казахском языке в Казахстане.

Вообще, Казахстан два раза обязан Франции. В первый раз, когда Луи Арагон издал книгу, второй раз, когда уже фильм по повести получил спецприз Каннского кинофестиваля. А какая критика была этой картины на родине? «Казахстанская правда» разразилась истерикой, вышла разгромная статья о том, что Қожа не пионер, а хулиган, что фильм нужно ограничить в прокате или вообще запретить. Я помню, как тяжело переживал эту трагедию режиссер Абдулла Карсакбаев.

А на другом конце города Алматы страдал Бердыбек Сокпакбаев. Он горестно считал себя непризнанным писателем, хотя его книги переведены на 68 языков! Но у себя на родине Бердыбек аға не был назван народным писателем, ему отказали в государственной премии Казахстана. В итоге он трагически ушел из жизни в возрасте всего 66 лет. Это печально, это трагично, что у нас не видят таланты, не заботятся о них. Ведь Сокпакбаев предлагал еще в те годы современную казахскую прозу, когда писатель мыслит сценами, эпизодами и сюжетами. Потому его проза такая увлекательная.

Знаете, за последние полвека мало что изменилось. Казахские советские писатели всегда оказывали негласную поддержку режиму, и не принимали в свои ряды тех, кто выпадал из их идеологической обоймы. Откуда у них неприятие к Олжасу Сулейменову, Булату Джандарбекову? Но они просто задавили остальных своим талантом. Откуда неприятие сейчас ко мне или Ермеку Турсунову? Мы не служим власти. Возьмите любой советский поэтический сборник. Первое стихотворение - о партии, а второе - песня о Родине. Это был проходной билет.

Режим давал им за это большие тиражи. В советское время были тиражи по 100 - 300 тысяч экземпляров. С тех пор, как началась перестройка, в Союзе писателей мало что изменилось. Они писали, издавались, их книги мало покупали, они стали бедствовать, закрылся Дом творчества, где они могли отдыхать и закрылся Литературный фонд, который им помогал. Тогда они стали просить власть о поддержке.

В свое время казахские советские писатели Абу Сарсенбаев, Халижан Бекхожин, Альжапар, мне, пацану, говорили: «Сынок, не иди в Союз, там тяжелая дверь, ты ее не откроешь». Союз писателей - это был замкнутый круг, куда они вводили своих людей с надежными взглядами. Нас туда не пускали. А мы туда и не ходили.

В 1984 году, вроде, у меня вышел первый рассказ. Один раз, директор “Жалына” (казахский советский литературно-художественный альманах, прим. В.), предложил мне принести сборник. Я принес. Вроде как все хорошо. Проходит время. Мне звонят из бухгалтерии и говорят, что мне начислили 18 рублей. Я говорю: “Почему так?”. Там прошел только один рассказ. Остальное все убрали и сделали коллективный сборник.

Тогда я понял, что мне в писательском деле нечего делать. Решил работать только в кино.

Давайте остановимся на вашем опыте работы в кино. Вы отправляли письмо министру культуры и информации Аиде Балаевой о судьбе двух ваших последних работ: «Олиара» и «Жусана». Расскажите, пожалуйста, об этом поподробнее?

Мой фильм «Жусан» прошел все три этапа питчинга в государственном центре поддержки национального кино (ГЦПНК) и межведомственную комиссию, осталась только подпись министра культуры к запуску производства и заключение договора киностудии с ГЦПНК на создание этого проекта.

Но министр высказала два пожелания. Первое, это изменить название сценария. Почему? Потому что «Жусан» - это важное слово для казахов, оно было связано с имиджем Назарбаева и его банка, с операцией «Жусан», которую проводил КНБ, когда возвращали женщин и детей из Сирии. Название мы изменили.

Дальше потребовали убрать политику. Там ее и не было. Он совсем не о политике, а о судьбе женщины без мужа с тремя малолетними детьми, застрявшей на границе между Македонией и Турцией. Она не знала как быть, не знала иностранного языка, не было денег. Сценарий был о судьбе человека.

Потребовали убрать религию. В принципе, я бы не сказал, что её там много. Там есть в двух местах, когда героиня закадровым голосом читает очищающие молитвы, за спасение души. В них нет никакого религиозного, экстремистского содержания. Ладно, я их вырезал.

Руководитель «Казахфильма» хотел в начале экшн, я его добавил. Там вначале погоня, стрельба и потом герои попадают в лагерь для перемещенных. Все было. Почему все же «Казахфильм» не заключил договор с ГЦПНК? Мы можем только догадываться.

Тогда я потерял веру в ГЦПНК. Мне больше не хочется учавствовать ни в каких питчингах. В 2023 году мой сценарий по «Жусану» победил в питчинге, но решение отменили из-за митинга кинематографистов. Ну, как говорится, мы попали под раздачу. В этом году «Жусан» тоже победил с небольшими замечаниями, но его не запустила министр Балаева.

Что касается фильма «Олиара» (фильм о венгерском коммунисте-интернационалисте, который оказывается в оперативном отряде ОГПУ во времена голода 1930-х годов на территории Казахстана), то он выиграл питчинг на ГЦПНК от «Казахфильма» в 2019 году. Почему? Он выиграл по качеству, во-вторых, Центр кино Венгрии пообещал 50% участия. Так и договорились.

Но потом произошла пандемия. В итоге мы закончили съемки 7 декабря 2021 года. 1 января финансирование должна была начать Венгрия, еще в планах была весенняя досъемка. И тут Венгерский центр сообщает, что из-за Январских событий они не могут профинансировать фильм.

Режисссер Тамаш Тот выкручивался и за копейки что-то доснимал. Сценарий был сломан. Еще тогдашний директор «Казахфильма» Акан Сатаев не позволил снимать, когда снег лежал, заставил снимать в ноябре. Таким образом, фильм кое-как на закрытом показе продемонстрировали. Мне тогда говорили, что он хороший. Я отвечал: «Нет, фильм убили. Не хватило денег».

Более того, картина уже два года без прокатного удостоверения. Это значит, у нас нет права показывать фильм народу. Я маркетологов спрашиваю, они отвечают: «Вы, знаете, Нурлан Санжарович, всегда из министерства придумывают какую-то причину. То человек заболел, то уволился - некому документ подготовить». Вот так два года. Я считаю, что что это скрытая цензура. Ведь делался фильм в канун 90-летия Дня памяти жертв политических репрессий (31 мая - прим. Власти).

Поэтому я решил написать книгу по сценарию «Олиара». Издания «Олиара» и «Аллажар» только вот вышли. Meloman меня потихоньку издавал, у меня вышли романы «Джучи» и «Бату-хан», над которыми я семь лет работал. Мои книги хорошо покупают, у «Джучи» два было тиража, «Бату» - один тираж ушёл. Meloman за свой счет «Олиара» и «Аллажар» перевел на казахский язык, издал на двух языках.

Знаете, ведь мою повесть «Аллажар» не хотели издавать 35 лет. Говорили, что это «очень опасно». Интересно, что книга «Аллажар» успела проскочить, потому что Назарбаева убрали после Январских событий, а фильм успел выйти в 1990 году, потому что была Перестройка, Советский Союз рухнул.

Теперь что мне делать? Ждать, когда Токаев уйдет? Когда Балаева уйдет? Я не доживу. Мне уже 74 года будет скоро. Я сам себе говорю: чем ты счастливее Бердыбека Сокпакбаева или Абдуллы Карсакпаева? У нас одна судьба.

Видите ли вы разницу в цензуре между советским временем и уже независимым Казахстаном?

Не вижу, если честно, я уже немолодой, времена совсем не изменились. Старого Казахстана нет. Казахстан считает себя новым. Я, знаете, вырос в этом районе (возле Академии наук в Алматы, прим. В). Мне этот район напомнил, что сейчас не Новый Казахстан. Сейчас брежневское время. Киностудии есть - фильм ты не протолкнешь, издательство есть - книгу не издашь, телевидение есть - нужную программу ты не сделаешь.

Меняются только методы. Вы знаете, сейчас ведь не сталинское время, когда боялись, что ночью постучат, заберут и расстреляют. Нет. К тебе просто не звонят, на студию не зовут, заказы новые не предлагают, а сам ты что-либо написать, опубликовать не можешь. Тебя не замечают. Ты мастер, но тебя не замечают – вот в чем катастрофа. Это есть часть особого мнения наверху, и называется она - негласная цензура.

Второе, руководство студии совещается с художественным советом, создается тематический план на несколько лет вперед. Только потом, как только определены цели и задачи, приглашают каких-то сценаристов и режиссеров, которые выбрали бы какую-то тему. Создаются такие тематические планы на киностудиях, чтобы в них не было острых политических, религиозных и социальных вопросов. Начальство называет их скользкими темами. Потому что истина приведет к пониманию, кто виноват. Поэтому у нас репертуар в кино, на телевидении и в издательствах ни о чем. Просто о хороших вещах. Потому что власть поддерживает фильмы для семьи и отдыха, развлечения - кинокомедии, это же кино ни о чем, правильно?

В третьих, посмотрите фильмы о Назарбаеве, там безумные гонорары получали режиссеры. Вспомните фильмы по Ильясу Есенберлину, вспомните начальные титры, там везде даются цитаты из Назарбаева. Когда на фестивале «Евразия» показывали «Алмазный меч», там на первом ряду сидели продюсеры из Голливуда, они увидели цитаты из Назарбаева, дружно встали и ушли. Их не интересует пропагандистское кино, их интересует образный мир. А он не создается по заказу.

Вот Есенберлин написал прекрасный роман «Кочевники», ну и посмотрите, что за фильм. Его настолько испортили, что это превратилось в хвалебную, пропагандистскую оду Республике Казахстан. Там нет искусства, только пропаганда. Такие художники, как Сабит Курманбеков, Серик Апрымов и Дарежан Омирбаев, за такие темы никогда не берутся, ведь они уважают в себе художника.

Я несколько лет молчал, интервью не давал, ничего плохого не говорил про этих министров. Уже не могу. Балаева занимается не культурой, не искусством, а регулированием информационных потоков. Раньше министр культуры первым делом приезжал на студию. Собирал мастеров. Мы обсуждали направления развития национального кинематографа. Мы дружно брались за новые темы. Теперь этого нет.

Она изменила парадигму оценки киноискусства. Оценка уровня духовности произведения заменили на сумму кассового сбора. То есть, теперь мерилом искусства является тенге. Иногда я думаю, а почему бы министерству не предложить оперному театру тоже зарабатывать тенге. Тогда опера великого композитора, к примеру, быстро превратится в яркий танец канкан из варьете.

А государственный центр поддержки казахского кино - это дорогостоящая декорация. Они изображают демократический процесс. Но в экспертном совете нет ни одного драматурга, профессионального редактора. Часто ТВ-продюсеры считают себя продюсерами и даже сценаристами. Они не понимают, что сценарное искусство - это тяжелая профессия. Здесь надо учиться всю жизнь.

В итоге, декорация работает, спектакль идет, питчинги проводятся. Запускает производство же сама министр. Даже межведомственная комиссия голосование провела, но подписывает приказ один человек.

Как можно демократизировать эту систему так, чтобы она давала пространство и профессионалам и молодым мастерам?

Очень просто. 40% бюджета отдать «Казахфильму», поставить руководить индустрией киношников, чтобы они продолжали делать национальное кино, качественное, фестивальное, народные драмы. А 60% оставить ГЦПНК только для коммерческого кино. Туда же лезут с авторскими идеями. Вот в чем абсурд. Коммерческий сценарий сделать не так легко и это дело не всем по зубам.

Они творят, а нам стыдно. Вот в чем беда.

А как запускаться молодым авторам?

В «Казахфильме» было плохо развито объединение дебютных и короткометражных фильмов. Давно говорят, что надо расширить эти объединения. Например, «Меня зовут Кожа» - это дебют и полнометражная дипломная работа Карсакпаева. В казахском кино хорошее кино выходит не благодаря заботе власти, а вопреки. Тот же фильм «Балкон» был снят вопреки. Мой фильм «Оралман» режиссер снимал на морозе, камера отказывала.

За все то время, сколько вы работали, были ли периоды свободы в творчестве?

Ленин в свое время опрометчиво сказал, что кино является важнейшим искусством всех искусств. Поэтому мы всегда находимся под идеологическим прессом. Но студия работала. Фильмы хорошие были.

В мире казахское авторское кино высоко признано. Это, в первую очередь, режиссер Серик Апрымов. Но ему дороги не давали. Во время перестройки Серик, я, и другие таксовали. Надо было выживать.

А расскажите об условиях труда сценаристов в Казахстане?

Сценарист зарабатывает копейки. В советское время сценарий стоил один «Москвич» - 6 тысяч рублей. Сейчас - минимум полтора миллиона тенге. При этом сценарий пишется год. В Европе в среднем сценарист получает за сценарий до 100 тысяч евро. В Голливуде от $100 тысяч и выше. За границей сценарист два года может не работать после того, как вышел его фильм и просто писать сценарий для следующего проекта.

Меня спасает вторая работа, я в КазНУ им. аль-Фараби получаю небольшую зарплату и свою небольшую пенсию. Знаете, я человек с двумя высшими образованиями, в 1980 году, к примеру, испытывал безработицу и работал сторожем в Совминовской больнице, к которой я прикреплен как заслуженный деятель Казахстана. Я ночами много писал. Я двенадцать лет жил в частной квартире, без дома. Аким Тасмагамбетов узнал - вызвал, через 12 дней дал квартиру.

Я, наверное, на кино крест поставил. Я в принципе не знаю, чем мне осталось заниматься. С кино у меня вот такая ситуация, в литературе тоже тупик. В этом году хотел уйти, дома заниматься своими книжками, надо их подготовить, я все-таки уже болею часто, но новый декан попросил еще на год остаться.

Я, конечно, разочарован. Я надеялся, ждал лучшие времена. Когда была премьера «Аллажара» в Армане, два зала плакали. У меня было ощущение, что я открыл новый реализм. Но вот такое время перемен у нас - бац, и я снова в такой нищете оказался.

Изменения, наверное, будут происходить эволюционным путем. Я говорю вам как кандидат философских наук. Но когда оно будет? Когда появится гражданское общество, политическая культура, права и свободы, профессионалы? Я не знаю.

***

В ответе «Казахфильма» Нурлану Санжару на его вопросы о судьбе двух его фильмов, киностудия сообщила, что его сценарий «Жусан» не прошел в финале питчинга ГЦПНК в 2023 году, а в 2024 году экспертный совет согласился допустить проект к защите на межведомственной комиссии при условии внесения изменений в сценарий. В дальнейшем выяснилось, что сценарий требует не доработок, а существенных изменений и в процессе может появиться другое произведение, из-за чего от проекта отказались.

Касательно фильма «Олиара» на киностудии заявили, что отправляли работу на отбор крупнейших кинофестивалей класса А на протяжении двух с лишним лет согласно международной практике продвижения фильмов. Ввиду полученных отказов, мировая фестивальная премьера состоялась в сентябре этого года на фестивале «Золотой Минбар» в Казани.

Насчет прокатного удостоверения фильма на киностудии не ответили.