Следователь Рустемов, допрошенный первым, отвечая на вопросы судьи и адвоката, отрицал информацию, согласно которой, он давил на Ескендирова.

- На одном из судебных заседаний, - судья Кайсина обратилась к Рустемову, -  был допрошен свидетель Ескендиров. В ходе его допроса в суде, он заявил, что показания давал под давлением физического и морального характера. Что вы ему угрожали, пугали…

- Нет, такого не было.

 - Что вы заберете у него пенсию, жену, ребенка… Что еще? Били.

 - Такого не было. Если такое было, надо было в то время обращаться сразу. Столько времени прошло. С моей стороны ничего не было, давления…

- Со стороны ваших коллег?

- Нет, не было.

- У вас вообще хватает полномочий, чтобы отобрать у человека семью, ребенка, пенсию?

 Таких полномочий нет. Я по делу только вызываю свидетелей, и только допрашиваю в рамках своего уголовного дела. Других полномочий нет. 

На расспросы адвоката, почему свидетели меняли показания после следствия, Рустемов отвечал практически всегда одинаково и в таком духе: «Я сказал свое. Вина Кибирова подтверждается материалами уголовного дела. В отношении свидетеля Ескендирова с моей стороны, со стороны сотрудников КНБ никакого давления не было».

Позже в суд пришел и сам Ержан Ескендиров, который на одном из прошлых заседаний, отвечая на вопросы адвоката, заявил, что следователи давили на него, угрожали забрать пенсию, жену и ребенка. На последнем заседании, Ескендиров, инвалид с детства, заявил, что, явившись в КНБ, он «растерялся». «Вообще, я там первый раз. У меня такого не было, чтобы в КНБ вызывали. Если честно, я был растерян. Я инвалид, я был растерян…[неразборчиво]», - сказал Ескендиров неуверенно: у него явный дефект речи, кроме того – он сильно волновался.

К нему обратилась судья Кайсина:

-  Вы зачем сегодня в суд пришли? Вы эти показания в прошлый раз давали.

- Не знаю, сказали прийти…

- Кто сказал?

- Меня вызвали.

- Кто? – спросил прокурор Клышбаев.

- Вот, Аян…

- Опероуполномоченный? - спросил Кибиров.

- У вас есть что добавить? – обратилась Кайсина к Ескендирову.

- Я прошу письмо (в котором речь идет о давлении со стороны следователей – V), которое я писал, не принимать.

Прокурор Клышбаев в ходе прений попросил признать Кибирова виновным по статье 174 части 1 и приговорить его к 4 годам лишения свободы; также он просил признать его виновным по части 2 256 статьи и приговорить к 9 годам лишения свободы в тюрьме средней безопасности с конфискацией имущества. Путем сложения общий тюремный срок, запрошенный прокурором, составил 11 лет лишения свободы с конфискацией имущества. Меру пресечения Клышбаев попросил оставить прежней.

Кибиров, взяв «последнее слово», подчеркивал многие процессуальные нарушения, которые имели место в ходе следствия. «Здесь подтверждается, благодаря сотруднику информационных технологий (на суде выступил технический сотрудник КНБ, который рассказал всем известный порядок регистрации в соцсети «Вконтакте» - V), что до появления номера были изменения в странице. В чем некомпетентность опероуполномоченных, которые не расследовали действия до конца, лишь бы заработать себе звездочку. Обвинили меня в действии, не доказав никакого факта. Лишь голословно. Есть такая поговорка: Как из ста кроликов не создашь лошадь, так из ста подозрений не создается доказательство. У меня есть соцсети. И они называются моими именами. И было бы глупо создать [аккаунт в] соцсети под чужим именем, а через некоторое время зарегистрировать свой номер, зная, что на этой странице есть уголовная ответственность с таким сроками, какие объявил наш прокурор. По крайней мере, у меня есть высшее образование, чтобы до такой степени не унизиться и не опуститься до такой тупости, извиняюсь», - сказал Кибиров.

Кроме того, он подчеркнул, что это дело – нечто большее, чем просто суд над ним. «Если уже за музыку можно посадить человека, о чем эксперт, имея образование более 14 лет, говорит, что ему с переводом контекста надо было 20 дней, чтобы выявить только признаки. Это слова самого эксперта, которые прокурор слышал. Что тогда сможет необразованный человек, не зная арабского языка? Это, значит, что будет происходить с нашим народом в дальнейшем? Если сейчас здесь, уже не говоря о музыке… Знаете, я перечитал много книг по истории. Это наша история: Кенесары, Чингисхан, Тамерлан, и в них явно идет пропаганда и радикализм. Тогда, получается, надо, что ли, посадить всех издателей исторических книг? Я не могу понять: все библиотеки, всех кто просто держит книги их тоже надо посадить? За музыку посадить, которая будет звучать по радио? Вот, например, со стороны прокуратуры услышать, что где-то звучит музыка, и они сделают экспертизу, выявит там какие-нибудь признаки, этого человека посадят за то, что он громко сделал ее? Я просто уже переживаю за общество. Что будет в дальнейшем? Потому что здесь живут мои дети, мои родные и близкие, здесь мои друзья, которые в дальнейшем могут от этого пострадать. Я хочу, чтобы вы увидели, что это уже идет не конкретно в мою сторону, а в сторону общества», - сказал Кибиров.

Его адвокат, Галым Нурпеисов, в интервью Vласти заявил: «Если Кибирова признают виновным за пропаганду, то следующий шаг судьи: она должна признать песни террористическими. Значит, арабские песни станут террористическими. Дальше, по такому же принципу,  можно Нирвану послушать или Иги Попа – и все, они террористические».

Приговор Кибирову вынесут в пятницу.

Читайте также:

Адвокат арестованного за аудиозаписи не видел подзащитного почти месяц.

В Алматы начался суд над мужчиной, арестованным за аудиозаписи на арабском языке.

Шухрат Кибиров, арестованный за нашиды, посещал мечеть ДУМК.

Дело о нашидах: свидетель обвинения утверждает, что его запугали.