«Мама» соцреализма

Осенний день, потихоньку накрапывает дождь. Я стою перед хрущевкой в одном из спальных районов Алматы. Ищу нужный подъезд. Пытаюсь дозвониться до Лии Петровны. Сидящие на лавочке женщины внимательно наблюдают, в их глазах я выгляжу подозрительно. На вопрос о том, здесь ли живет бабушка-скульптор, они отвечают утвердительно, но подсказать или как-то помочь не торопятся.

Встретиться с Колотилиной мы договорились несколько недель назад. И хотя телефонный разговор сопровождался шумом и звуковыми помехами, мы легко поняли друг друга: я прилетаю из Астаны, в назначенный день она будет ждать, «запишет в календаре», как она выразилась. Не найдя «помощи и сочувствия» от соседей, я еще раз звоню в домофон и удача сопровождает меня тихим голосом на другом конце: «Да! Открываю, входите!»

«Проходите, проходите, обувь можете не снимать, – на пороге квартиры стоит маленькая бабушка в белой панамке. – Я вас ждала. Хорошо, что вы пришли. Идемте сюда».

Лия Петровна семенит в темную комнату, заставленную вещами и включает светильник. Постепенно тусклое освещение наполняет пространство комнаты. Мое внимание привлекает небольшой уголок, где, как мне кажется, воедино собралось прошлое и настоящее: вперемешку с квитанциями, объявлениями и газетными вырезками соседствуют скульптурные композиции и портреты великих деятелей. Однако это не признак беспорядка: как потом мне предстоит узнать, здесь все расположено на своих местах.

Лия Петровна в свои 90 лет живет одна. По ее словам, муж давно умер, а детей у нее не было. Но она уверяет, что ни в чем не нуждается.

«Колотилина – от слова «колотить». Мой отец был потомственный кузнец. Всем подковывал лошадей – и иностранцам, и белогвардейцам. Я в отца пошла: стала колотить, потому что я – скульптор, – смеется Колотилина. – Мать родилась в конце XIX века, была старше отца на шесть лет. В семье нас было девять детей. И это при том, что жили мои родители во времена Первой мировой войны, Гражданской войны – все это они перенесли».

Лия Петровна Колотилина родилась 13 февраля 1933 года в селе Ольховка Хомутовского района Курской области. В 1937 году семья переехала в Украину. В газетной вырезке, закрепленной прищепкой к холсту, рассказывается об опубликованных документах из архива ФСБ о жертвах голодомора 1930-х годов в СССР.

«Это начало моей жизни, – она зачитывает заголовок статьи: «Люди у нас такие голодные, что даже едят дохлую конину». Не успели мы начать беседу, как в дверь постучали.

«Лия Петровна, это Кристина с четвертого этажа».

«Очень приятно, но ко мне приехал журналист из Астаны. Я беседую с ним».

«А можно мне с ним переговорить?»

Я полностью согласен с Кристиной и с соседями, сидящими на лавочке, ведь сейчас времена такие, что приходится всё проверять. Соседка просит предоставить документы, изучает их и понимает, что нет места для паники и уходит.

Когда Лии Петровне было восемь лет, их село оккупировали немцы. К тому моменту в их хате уже было полно беженцев.

«Наша жизнь состояла из того, что вокруг все время разрывались снаряды. Отец любил клены и посадил их вдоль тротуаров, – произнося это, она издает нервный смешок. – В итоге там поставили дальнобойные «зенитки» – сбивать фашистские самолеты, чтобы они не успели до нас долететь. Наводили на вражеские самолеты прожекторы. Ты представляешь, какой это был прожектор? Очень мощный – мало того, что самолет далеко на высоте, так он еще и движется. Но нашим удавалось их сбивать».

Обучение

Лия Колотилина после войны поступила в художественное училище Днепропетровска. Набивать руку она начала с оформления исторических зданий - восстанавливала лепнину.

В 1955 году, после окончания Днепропетровского училища им. Е. В. Вучетича она должна была продолжить обучение в Киеве, но потом передумала и решила поступить в Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры им И. Е. Репина.

«Пошла искать работу. В Ленинграде было много разрушенных зданий. Зашла в одно, а там формовщик, делает капители. Мы с ним разговорились. Оказалось, что он тоже хотел поступить в академию, но не смог. Потом он сказал: «Я вам сочувствую, и я вам уступаю этот заказ. Вы заработайте и поступайте». Добрый человек оказался», – говорит она.

Колотилина осталась там работать на ночь. Никто об этом, конечно не знал, да и не было никакой охраны. А потом началось неожиданное – Нева вышла из берегов.

«У меня на полке арбуз лежал. Вижу, крыса на нем сидит, хвост свисает. Боюсь, что ко мне полезет. Настоящее наводнение произошло. Как это только я дожила до рассвета и не погибла, – смеясь, задается она вопросом. – А другого выхода не было. Дожила, закрыла дверь и пошла в сторону академии. Прихожу, а там подвалы уже все затоплены – стою по колено в воде. Вот так меня встретили. Но я всегда жила в диких условиях. А капитель ту я все-таки закончила», – подмечает она.

Лия Петровна училась у скульптора Михаила Аникушина, мастера, чье творчество внесло большой вклад в формирование современного облика города на Неве.

Чтобы удостовериться в том, что мне все понятно, и чтобы я имел хоть какое-то представление о настоящей скульптуре, Лия Петровна начинает подробно рассказывать о своих работах. Первое – это быки. Какие-то висят на стене, какие-то расположены по разным углам комнаты. По ее словам, бык – это символ, имеющий большое значение в разных культурах. Она направляет свет на сервант. На нижней полке, в ряд расположились слоники. В углу – Леся Украинка. Затем Колотилина начинает описывать работу под названием «Катастрофа». Скульптура, выполненная в шамоте, является символом землетрясения в Армении.

Я в свою очередь достаю телефон и показываю фотографию. Хочу услышать, что она думает о скульптурной композиции «Мама», с которой началось мое знакомство с её творчеством. Рассказываю, что сегодня эта работа хранится в Национальном музее в Астане.

«Хорошо, что она там. Эта работа нравилась всем. Мать – это хранительница домашнего очага. Я даже хотела сделать памятник. Поставить стелу возле нее и рядом горшочек, и под горшочком вечный огонь. Это было бы оригинально».

Гиганты и покорители

Социалистический реализм как творческий метод стал оформляться в начале 1930-х годов, но его идеология была заложена еще раньше. Политик и писатель Анатолий Луначарский еще в 1906 году использовал понятие «пролетарский реализм», а в 1907-м опубликовал в журнале «Вестник жизни» статью «Задачи социал-демократического художественного творчества».

Пролетарский художник, по мнению Луначарского, должен был анализировать общество и вскрывать его проблемы, как нарывы. Но делать это следовало для исцеления, а не для того, чтобы напугать человека или ввергнуть его в уныние. Художники изображали рабочий быт – но не нищету, а «боевую сторону пролетарской жизни», где основными мотивами становились борьба, упорство, новаторство, титанические усилия и присущие им радость и гнев.

Расцвет метода пришелся на 1930–50-е годы. Его важной идеей стал социальный заказ. Советское государство относилось к культуре как к средству воздействия на население: оно заказывало произведения и отвергало те, что считало чужеродными.

Центральным действующим лицом соцреализма были советские люди – как реальные личности, так и одобренные партией собирательные образы: веселые колхозницы-труженицы, сильные рабочие, передовики производства, румяные спортсмены-физкультурники с идеальным телом. Масштаб проявлялся и в форме, и в сюжетах. Изображали покорение целины и «великие стройки коммунизма»: строительство ДнепроГЭС и Братской ГЭС, Байкало-Амурской магистрали (БАМ).

Своей дипломной работой Колотилина задумывала скульптуру балерины, но направили её на Братскую ГЭС. Это была одна из ударных строек века, наряду с БАМом и Магниткой. О покорении реки Ангары и появлении города Братска снимались кинофильмы, создавались повести и поэмы.

«Хорошо, что я туда поехала. Про балерину я и забыла. Ездила с рабочими на возведение плотины. Надевала теплый костюм, чтобы не холодно было сидеть на камнях. Рабочие ведь не любили всяких «красавчиков», тех, кто приходил в чистом костюме. Я же была своя».

В 1961 году Лия Колотилина окончила академию. Поездка на ГЭС завершилась успехом. За выпускную работу «Строители» Колотилина получила диплом с отличием. Ей была присвоена квалификация художника-скульптора. А далее было вступление в Союз художников СССР.

«Поднятая целина» в искусстве

В этот же год Колотилина по комсомольской путевке приехала в Целиноград в числе семи выпускников Репинки. И хотя основной ажиотаж прошел, большая идея о поднятии целины еще притягивала молодежь со всей страны.

«Все люди были такие интересные, – она раскрывает в книгу об освоении целинных земель. – Такие настоящие, улыбаются. Эти линии, эти морщинки как изборожденная земля. Эти лица мне нравятся. А этот на Семена Буденного похож. Ус крутит. Типажи такие интересные», – с восхищением смотрит она на тех, кто поднимал целину.

Уже через год на выставке в Алма-Ате появились работы скульптора: композиция «Доярка», портрет свинарки Нечитайло и «Дочь степей», прообразом которой послужила трактористка Раиса Кудеярова. Впоследствии Колотилина не раз вернется к этой героине, пока не выполнит портрет с той художественной убедительностью, когда индивидуальные черты становятся обобщенно-типическими и несут в себе образ целого народа. Портрет Кудеяровой, приобретенный Государственным музеем искусств им. А. Кастеева, будет открывать многие выставки изобразительного искусства Казахстана за рубежом.

Безусловно, в творчестве Лии Петровны значительную роль сыграли портреты известных первоцелинников: академиков Александра Бараева и Валентина Кузьмина, работников сельского хозяйства Леонида Картаузова, Михаила Довжика, Владимира Дитюка и многих других.

«Дитюка лепила с натуры. Он приехал из Украины. Довжика тоже лепила. Он очень нравился всем, даже докладывал в Москве. А лепила я его здесь, в Алма-Ате. Его привели на керамический завод, там и слепила. Расскажу о Картаузове. Он был из детдома, сын полка… Во время Второй мировой войны он находился в лагере партизан, приносил донесения: на мальчика ведь, в отличие от взрослого, никто внимания не обратит. Однажды он нарвался на мину. И лишился обеих ног по колено, но приехал на целину и стал механизатором. Без ног освоил трактор!», – замечает Колотилина.

Мы смотрим на портрет ученого-генетика Николая Вавилова.

«Знаете, какая у него сложная судьба? Его расстреляли. Он был связан с моим памятником Валентину Кузьмину в Шортанды. Кузьмин был учеником Вавилова, а в 1936 году его сослали в Шортанды. Во время войны он уже вывел свою «шортандинку» – морозостойкую пшеницу», – поясняет скульптор.

Сегодня бюст Валентина Кузьмина работы Колотилиной установлен во дворе местной школы в селе Дамса Шортандинского района Акмолинской области. Скульптор дополняет, что изначально хотела сделать его в черном габбро. Но, по ее словам, не дали разрешения, а точнее решили «сэкономить».

Двадцать лет прожила Лия Петровна в Целинограде. В 1981 году в Алма-Ате открыли скульптурный цех и поэтому она решилась на переезд.

Отношения с казахстанскими художниками у Колотилиной всегда были хорошие. Но особо её роднило общение как с «целиноградцами», например, Михаилом Антонюком, так и с «алматинцами» – Сабуром Мамбеевым, Еркином Мергеновым и другими талантливыми художниками. Она вспоминает историю, связанную с выборами председателя правления Союза художников Казахской ССР в 1987 году.

«Все рвались к власти, это самое неприятное было. Мне всегда нравился Еркин Мергенов. Он был еще молодым, но уже работал, когда я приехала в Казахстан. Он тогда внимание на меня не обращал, может, не доверял мне, не знаю. Когда я пришла к нему в мастерскую перед выборами, то он очень обрадовался. Он почувствовал, что я пришла его выбирать. Всех выдвигали, а Мергенова – никто. И на съезде я поднялась и выдвинула его кандидатуру. И его выбрали», – вспоминает Колотилина.

Помнит Лия Петровна и Сергея Калмыкова, в котором многие видели лишь курьезную местную достопримечательность, городского сумасшедшего, а не выдающегося художника, гения живописного авангарда.

«Видела его издали, наблюдала. В разговор с ним никто не вступал. Сошьет костюм из клеенок, какие-то перья добавит. И двигается независимо по Алма-Ате. Идет, никого не замечая. Персона космическая. В общем, он чувствовал себя такой личностью. Он жил своей жизнью», – объясняет женщина.

Смотря сквозь прожитые годы, Колотилина признается, что хотела бы создать отдельный музей, в котором хранились бы ее работы. Говорит, что, возможно, он мог бы располагаться не в Казахстане. Впрочем, подобная затея могла бы реализоваться намного раньше, но как-то не сложилось.

Главный труд

4 ноября 1972 года в Целинограде был открыт гранитный монумент и зажжен вечный огонь. Памятник, воздвигнутый по проекту Лии Колотилиной изображает людей, застывших в молчании над прахом героев. На монументе высечены слова Ленина: «Мы победили потому, что лучшие люди всего рабочего класса и всего крестьянства проявили невиданный героизм, ...совершили чудеса храбрости, перенесли неслыханные лишения, жертвовали собой».

Сегодня этот памятник борцам за власть Советов, стоявший некогда в самом центре города, демонтирован и задвинут на окраину, к кладбищу. Мемориал входил в список памятников Республиканского значения в 1982 – 1997 годы как памятник искусства, но был исключен из него по идеологическим соображениям.

«Это Сакен Сейфуллин у меня, – Колотилина обращает внимание на маленький портрет казахского поэта. – Я вдохновлялась его творчеством. Дело в том, что как раз Сейфуллин написал про «вагоны смерти» (историко-мемуарный роман «Тернистый путь» – прим. автора). Я изучала его труд. Генерал Анненков погрузил людей в товарные вагоны, и они там насмерть замерзли».

Для понимания сути произошедшего, Колотилина ездила по всему Казахстану, разговаривала с местными и изучала их настроения.

«Люди в глубинках мне рассказывали, как на них нападали то белогвардейцы, то красноармейцы. Убивали мужчин, забирали скот, женщин и детей оставляли голодными», – говорит скульптор.

Когда план будущего монумента был готов, Лия Колотилина поехала в Украину, на Ялтинский карьер – добыть гранит. Затем четыре грузовых вагона, груженные 300 тоннами гранита, двигались из Украины в Россию. Работа проводилась в Ленинграде.

Мемориал располагался за столичным акиматом, там, где сейчас находится памятник ханам Керею и Жанибеку. Это был третий по счету монумент революционерам. Согласно воспоминаниям советского журналиста, писателя и краеведа Андрея Дубицкого, 1 мая 1920 года во время Всероссийского субботника, акмолинцы решили выкопать тела расстрелянных красных партизан и перенести их останки на городскую площадь.

В этот день под звуки траурного марша гробы с останками погибших были преданы земле. Насыпь на братской могиле завершил четырехугольный дощатый обелиск со звездой. Вокруг свежей могилы участники субботника заложили сквер и разбили цветники. С годами деревянный обелиск заменили на каменный. Впоследствии в этой же братской могиле были похоронены и некоторые из погибших участников подавления эсеро-меньшевистского Ишимского мятежа 1921 года.

Колотилина 8 лет работала над этой скульптурой, были как сторонники, так и противники установки памятника. На открытие приезжал председатель Союза художников Казахской ССР Сабур Мамбеев. Лия Петровна вспоминает, что «он объяснял всем несогласным, прямо как детям, что это хороший памятник». Высокого мнения о работе Колотилиной были и скульпторы Тулеген Досмагамбетов и Шота Валиханов.

Возможно, монумент ждала бы и более печальная участь, но именно жители города не дали его разрушить: народ учел, что не так уж и богата столица образцами профессиональной советской скульптуры шестидесятых-семидесятых годов. Но найти более людное, и менее скорбное место не удалось.

Валентин Валентинович Пак долгие годы был в Целинограде единственным профессиональным искусствоведом, подлинным знатоком и ценителем изобразительного искусства. Будучи директором Целиноградского областного музея изобразительных искусств, созданным им практически с нуля, Пак неоднократно встречался со многими художниками, в том числе и с Лией Колотилиной.

Кроме портретов на целинную тематику, она делала декоративные скульптуры. Согласно словам Пака, по ее внутреннему призванию – это было именно то, чего она хотела больше всего.

«Есть известная скульптура – «Волна», которую купило министерство культуры, потом она перешла музею им. Кастеева. Красивая работа, серо-зеленого цвета, шамот. Девушка-казашка расчесывает волосы, а волосы как волна. Еще в бисквите (разновидность керамики), маленькая работа – «Апа» или «Мама». Она была в нашем музее. Были у нее и декоративные блюда в казахской орнаментике», – говорит он.

Многие работы Колотилиной Валентин Пак размещал в музее. Особенно ему понравился портрет некой Мереке.

«Она пыталась объяснить, кто такая Мереке, но членораздельно донести не сумела. Но эта Мереке очень похожа на французскую певицу Мирей Матье, – он подходит к книжному шкафу, достает книгу, раскрывает каталог. – Я говорю ей: «Это ж певица». Она отвечает: «Нет, Валентин, это Мереке». Красивый портрет, обаятельный. Вот она, в шамоте», – показывает Пак.

В 90-е годы музей, в котором большую часть своей жизни проработал Валентин Пак, был переименован в Музей современного искусства. Коллега Пака – культуролог Нелли Шиврина – в 1999 году была назначена директором музея и руководила им вплоть до закрытия в 2014 году.

«С Колотилиной мы встречались в Алматы. Общались. Она уже была немолодая. К работе она относилась серьезно, была строга. В нашей коллекции были ее произведения. Самая запоминающаяся – «Апа». Если делали такие работы, то они были, как правило, статичные, а у нее вроде бы и статично, но это движение, как будто волна – так красиво платье спадает. Это гениальная работа», – отмечает Шиврина.

Татьяна Шалдыбаева, долгие годы проработавшая главным хранителем музея, также отмечает, что виделась с Лией Петровной на закате ее карьеры.

«Я помню, что, когда работала в дирекции художественных выставок, Колотилина часто приходила. Чувствовалось, что она человек одинокий. Ей постоянно хотелось высказаться, выговориться. Она хороший, интересный художник», – добавляет Шалдыбаева.

По мнению Валентина Пака, скульпторам всегда было сложнее пробить себе дорогу, нежели живописцам или графикам. Всегда и везде приходилось выезжать на характере, делать все с боем.

Что делать с памятниками?

После падения коммунистического режима вопрос о памятниках советской эпохи стал одним из дискуссионных в постсоветских странах. Повсюду стали удалять как памятники Ленину, так и его ближайшим соратникам. Некоторые оказались в музеях, другие были полностью уничтожены. Споры о судьбе монументов, выступающих символами большевизма и идеологии коммунизма, разгорелись с новой силой на фоне войны в Украине. Так ряд восточноевропейских стран приняли закон о декоммунизации.

В Казахстане на такой шаг пока не решились. Советские памятники демонтируют постепенно. В основном по решению местных властей или по инициативам гражданских активистов. Но говорить о том, что сегодня в стране есть единое мнение относительно судьбы советских монументов не приходится. Кто-то считает, что необходимо избавляться от таких памятников как от символов тоталитаризма. Другие видят возможное решение в создании музея советской эпохе.

«Дело в том, что Владимир Ильич Ленин сыграл не очень хорошую роль. Он принял план монументальной пропаганды, и скульптура развивалась в одном ключе. А так монументальное искусство всегда было в приоритете. Возьмите работы Петра Клодта в Санкт-Петербурге (один из символов города – скульптурные группы «Укрощение коня человеком» на Аничковом мосту – прим. автора). Это удивительно, он десять лет лепил одного коня. Или возьмите, например, «Абая» Хакимжана Наурызбаева – прекрасная скульптура», – считает Нелли Шиврина.

Историк и политолог Жаксылык Сабитов отмечает, что «когда в целом говорят про политику установки памятников и их демонтажа в Казахстане, то можно с уверенностью сказать, что никакой целенаправленной политики нет и вовсе».

«Она немного хаотична и разнонаправленна. В 90-х годах, когда у нас была сложная межэтническая ситуация, вопрос с памятниками вообще был делегирован на места, в области. И это привело к тому, что, в принципе, из-за этого какой-то централизованной политики по построению памятников в областях нет. Потому что на самом деле, во многом это региональные памятники каким-то региональным героям. Конечно, есть какая-то общая повестка, но в целом больше доминирует региональная. Что касается памятников советской эпохи, то, конечно, сейчас все равно по инерции все решают на местах акиматы. То есть на них переложена вся ответственность», – говорит Сабитов.

На вопрос о том, необходимо ли сохранять такие памятники, и соответствуют ли они текущим идеологическим соображениям, историк отметил, что на сегодня со стороны государства не существует какой-то единой исторической политики по отношению к населению Казахстана.

«Соответственно, каких-то текущих идеологических соображений, на самом деле, как таковых, – нет. Но в целом, нужно понимать, что памятники некоторым людям, безусловно, нужно убирать. Потому что эти люди могли не заслужить того, чтобы им ставить памятники», – добавляет он.

Если возвращаться конкретно к памятнику борцам за власть Советов Лии Колотилиной, многие эксперты сошлись во мнении, что можно было бы интегрировать монумент в какой-нибудь музей, или создать музей советской эпохи, или же оставить все на месте – как напоминание.

«Это была ее центральная скульптура. Знаковая работа в ее творческой жизни. Это была ее жизнь, надежда. По своей общественной значимости, по объемам заказа, это была большая вещь. Такого не удостаивался здесь ни один скульптор. Памятник можно было бы оставить, потому что он связан с историческим событием – революционной борьбой народа с царской властью или царским режимом. Назовите это, как хотите. И все-таки его стоило оставить. Но ведь в те годы поголовно убирали все памятники. В Москве, например, их перенесли в Новую Третьяковку», – говорит Валентин Пак.

Татьяна Шалдыбаева также считает, что «решением вопроса было бы создание плаца, где можно было бы собрать все эти памятники». В свою очередь, Нелли Шиврина именно в этом конкретном случае видит двойной стандарт.

«Я всегда считала, что это неправильное решение, не надо ничего трогать и переносить. Нужно оставлять и показывать искусство той эпохи. Действительно, была одна идеология, причем очень сильная. Но я все же считаю, что это произведение искусства», – подчеркивает Шиврина. При этом она добавляет, что в то же время есть логика и в том, куда перенесли монумент. – Его не уничтожили, а просто с центральной площади перенесли в другое место. И это логично, там тоже похоронены те, кто боролся за советскую власть», – поясняет культуролог.

По мнению Жаксылыка Сабитова, давно назрела идея провести в Казахстане телевизионную программу, как например, «100 великих британцев», «100 великих украинцев».

«Такие телепередачи были в более чем 30-40 странах. И на самом деле, когда происходит такое двух, трехлетнее обсуждение, понимание того, какой человек, откуда он, в чем его величие, почему он нужен в истории Казахстана, после этого формируется какая-то единая точка зрения по поводу тех или иных личностей. Сейчас у нас этой единой точки зрения нет. Если провести такой цикл программ «100 великих имен в истории Казахстана», то можно будет выстроить какой-то определенный консенсус, понять, кто из этих имен наиболее достоин памятников или улиц, а кто – «просто так» и не особо важен в текущих ситуациях. Поэтому необходимо инициировать такую программу. И если бы она была, это было бы, наверное, адекватно, интересно и более понятно – заслуживают ли в новых условиях эти люди памятников или нет», – резюмирует Сабитов.