Есть число, которое как ничто другое иллюстрирует жесткую динамику гиперинфляции 1923 года. Это число – четыре. Осенью 1923 цены в Германии увеличивались в два раза почти каждые четыре дня.

Фантастический рост цен происходил и вдругих странах в разное время: в Греции - в 1944, Китае – 1949 и Зимбабве – 2008. Но именно в Германии гиперинфляция оставила после себя такой глубокий след. Спустя три поколения после падения немецкой марки страх перед гиперинфляцией остается сильным как никогда.

Мировой избыток денег, появившейся в результате финансовго кризиса, навеял болезненные воспоминания о великой инфляции, которая началась вместе с Первой Мировой Войной в 1914 и закончилась полным хаосом в 1923. Каждое новое сообщение о необходимости миллардов евро для охваченных кризисом Европейских стран вызывает беспокойство по поводу стабильности валюты. Согласно опросу, проведенному исследовательской компанией Allensbach, немцы боятся инфляции больше чем таких опасных для жизни болезней как рак.

Повторение ситуации не мыслимо

Обеспокоенные жители пытаются подстраховаться, вкладывая средства в материальные активы, то есть золотые и серебряные слитки, дома и квартиры – или хотя бы книжные издания с мрачными заголовками типа «Коррупция грядет в стране!» Парадокс дискуссий вокруг инфляции заключается в том, что она идет только на словах. Евро уже доказал свою стабильность по сравнению с немецкой маркой. Экономисты больше беспокоятся снижения цен в более широком масштабе, что нанесет вред экономике. По мнению специалиста по экономической истории и преподавателя из Барселоны, Ханса-Йоахима Вота, сейчас нет смысле будоражить страшные воспоминания о 1923 годе.

«Повторение ситуации не мыслимо», считает он. И добавляет, что немцы скорее страдают от одной из форм «коллективного психоза».

Дженс Вейдман, президент Бундесбанка (центрального банка Германии), также рассматривает инфляцию 1920 и валютную реформу 1948 – когда сбережения в рейхсмарках конвертировали в немецкие марки по курсу 100 к 6.50 – «исторически уникальными событиями». Вейдман полагает, что оба эти события главным образом являются последствием необходимости оплачивать войну за счет печатания денег. И согласно Вейдман они также продемонстрировали те риски, которые случаются, «когда банк отодвигает на второй план сохранение денежной стоимости ради того, чтобы сохранить финансовую стабильность государства»

Более поздние события в истории экономики государства имеют для президента Бундесбанка большее значение. «Сегодня для нас уроки 1970-х и ранних 1980-х играют более важную роль, потому что независимый Бундесбанк работал эффективнее других центральных банков, когда цены на нефть пошли вверх, и необходимо было контролировать инфляцию». Так почему люди продолжают болезненно, или даже истерично, реагировать, когда речь заходит о 1923 годе?

«Миллиардный синдром»

Возможно основная причина в том, что средний класс больше всех пострадал от гиперинфляции 1923 года. Офисные работники, госсударственные служащие и владельцы собственного бизнеса – все те, кто старательно откладывали сбережения и в миг остались ни с чем. Как позже описал это чрезвычайное положение министр иностранных дел Вальтер Ратенау – у людей начался «миллиардный синдром».

По сей день семьи вспоминают те ужасающие вещи, происходившие тогда с их пра- и прапрабабушками и дедушками. Судьба берлинского писателя Максимилиана Берна может наглядно описать всю степень отчаяния.

В 1923 году Берн снял все свои сбережения – больше 100 000 марок – со счета в банке. Но к концу октября эти 100 000 уже превратились в 2.5 квинтиллиона. Годом ранее этих денег Берну хватило бы прожить на пенсии, но теперь их едва хватало на билет в метро. Берн пошел домой, закрыл дверь и умер от голода.

Доктора, учителя и профессора не только потеряли все, что у них было. Они потеряли веру в государство. В 1914 многие пошли на войну с энтузиазмом. Многие покупали облигации, которые приносили 5 % дивидендов. Правительство собрало 98 миллиардов марок, и ни одного пфеннинга (прим. – разменная монета) не вернуло назад.

Двойная потеря уверенности

Люди почувствовали себя обманутыми. Не было победы в войне, и не было их денег в банках. Похожий горький опыт повторился снова поколение спустя, когда пришел конец Третьему Рейху.

Такая двойная потеря уверенности и сформировала гражданское общество послевоенного периода. Люди жаждали стабильности и порядка. И были категорически против всякого рода экспериментов, особенно с их собственными деньгами. Это желание ощущения безопасности – или другими словами, антипатия к риску уже практически стало народной мудростью унемцев.

Ярко выраженный акцент на денежную безопасность также формирует поведение в деловом сообществе. Особенно это касается компаний в ключевых сферах промышленности, как например – машиностроение и фабричное производство – которые очень сильно заинтересованы в стабильной валюте. Потому что им нужно постоянно просчитывать затраты в долгосрочной перспективе. Ведь зачастую между моментом подписания заказа и моментом доставки продукции могут проходить годы.

"Для нашего вида произодства нужен устойчивый капитал», уточняет Вернер Абелсхаузер, эксперт по экономической истории из города Билефельд на западе Германии. Он также объясняет, что по этой самой причине владельцы бизнеса в Германии в глубине души все еще боятся инфляции. Экономики стран Восточной Европы больше ориентированы на торговлю. И так как у них обарачиваемость средств происходит быстрее, они менее подвержены инфляции.

Навязчивая погоня за стабильностью

Вероятно самое большое влияние опыт 1923 года все же оказал на денежную политику Германии. Хотя президент Бундесбанка Вейдман преуменьшает значимость этого факта. Банк немецких земель, предшественик Бундесбанка, также расставлял четкие приоритеты. Превыше всего ставилась стабильность валюты. А стимулирование экономики и борьба с безработицей отодвигались на второй план. Первый президент Бундесбанка – Вильгельм Воке – также был одержим этим курсом.

Воке сал директором Рейсхбанка, центрального банка Германии, в 1919 году в возрасте 33 лет и занимал эту должность до 1945. Он пришел в ужас от того, как в 1923 году руководство центрального банка пустило всю свою энергию на то, чтобы «сгладить» работу печатных СМИ, и как политика расходов Третьего Рейха привела «прямо к инфляции». Впоследствии Воке вынудили уйти их Рейсхбанка. Уже после войны он был в прекрасной форме, чтобы помочь запустить новую валюту.

В 1948 страны-члены антигитлеровской коалиции постановили, что Банк немецких земель не должен выполнять директивы каких-либо политических организаций или общественных организаций, за исключением судов. Тогда это было решение, которое канцлер Конрад Аденауэр просто не мог принять. Он целенапрвленно оказывал давление на Воке. Так было в мае 1956, когда Бундесбанк ввел жесткий контроль (дословно: «натянул поводья») под угрозой перегрева экономики. Воке – такой же самоуверенный как и канцлер – однако не поддался. А канцлер - как он позже сам заявил- «будучи новичком в этом нелегком деле, дал возможность ему говорить». Благодаря уверенным действиям Бундесбанка немцы поверили в валюту и стали нацией «накопителей», несмотря на все свои страхи перед инфляцией.

Ирония истории

"Независимость и четкие цели по гарантии ценовой стабильности – это условия успешной деятельности центрального банка», говорит Вейдман. «Это также и особенно касается системы евро». Конечно, эти слова относят его к меньшей части управляющего совета директоров Европейского Центрального Банка (ЕЦБ), потому что ЕЦБ буквально наводняет рынки дешевыми деньгами, и при необходимости – даже в «неограниченных» количествах, как заявил президент ЕЦБ Марио Драги.

Вот она ирония истории. Однажды Вашингтон и Париж – западные страны времен антифашистской коалиции – приняли решение о полной независимости и строгой бюджетной политике в Бундесбанке, а теперь эти самые«наставники» нарушают свои собственные принципы.

© 2014 Der Spiegel

Перевод Нины Кузнецовой, специально для Vласти

Важно: Перепечатка переводов допускается только с указанием гипер-ссылки на источник - www.vlast.kz.