«Компот». Часть I

У «Компота» нет строго очерченных границ. Здесь проводит экскурсии для иностранцев Дэнис Кин. Экскурсии эти очень нравятся гостям: смотреть на то, как живут простые алматинцы куда интереснее, чем обозревать официальные памятники. Тем более, что прогулка по «Компоту» завершается в шашлычке на Кабанбай батыра: с мясом и пивом.

Мы с Дэнисом условно договариваемся, что наш «Компот» начинается за Дворцом Республики и заканчивается возле парка. Как выяснилось потом, у жителей района свое понимание того, что такое «Компот» и где он находится.

Мы на улице Бегалина, 12/1. «Это посольство Китая, здесь есть очень интересная вещь», - рассказывает Дэнис. У стены с колючей проволокой сидят уставшие люди, увидев фотоаппарат, к нам подбегают несколько охранников, начинается спор о том, имеем ли мы право фотографировать забор представительства Китая.

Консульство разместили в бывшем детском садике Казгипроводхоза, на его фасаде есть мозаика. Дэнис, изучающий советское монументальное искусство, долго и безрезультатно пытался попасть во внутрь посольства. Ему удалось разглядеть мозаику лишь воспользовавшись канатной дорогой. «По крайней мере, я увидел, что она жива», — заключает исследователь.

Чуть выше стоят два старых двухэтажных оранжевых дома. Само их существование необычно для «Компота»: старые здания в основном одноэтажные и камышито-каркасные. Дэнис выяснил, что два этих дома строились специально для сотрудников Волковской геологоразведочной экспедиции, созданной в 1948 году для поиска урановых руд на территории Казахстана. Это было важно для оборонного комплекса и атомной энергетики. Сотрудники Волковской экспедиции нашли уран в Курдае, в Шу-Сарысуйской и Илийской впадине. Благодаря этим открытиям Казахстан стал мировым лидером по запасам урана.

В переулке мы встретили местного жителя Владимира, который живет здесь, в «волковском доме». Он рассказал, что после последнего перезапуска канатной дороги все в округе было в мазуте: он падал на дома, в огороды, на деревья. «Мы пошли к директору канатной дороги, он ответил, что по закону нельзя жить на расстоянии 15 метров от того метра, где проходит канатная дорога, это опасная зона. Если вдруг трос или вагончик упадет, это уже будет наша проблема».

Никого особо не волнует, что сначала здесь появились дома, а потом уже канатная дорога. По словам Владимира, к ним часто приходят застройщики, но поскольку здесь проходит не только канатка, но и ЛЭП, девелоперские настроения быстро улетучиваются.

Когда-то и у акимата Алматы был грандиозный план по застройке «Компота». Но к счастью, что-то пошло не так и он не случился:

Владимир не считает свой район «Компотом».

— «Компот» начинается с бывшей Городской улицы, Бекхожина сейчас называется. Там Грушовая, Вишневая улицы… А это уже… «Крышка от «Компота», — смеется. — Все улицы переименовали, особенно курьеры путаются. У нас оказывается, в городе три улицы Аманжолова, поэтому мы говорим «улица Сарсена Аманжолова». «А, это бывшая Вишневая? «Компот»? Все, едем».

Существует легенда, что Юрий Антонов написал песню «На улице Каштановой…» после гастролей в Алма-Ате, однако в интервью он рассказывал, что это не так.

Здесь, в «Компоте», когда-то был сиреневый сад Тадеуша и Милады Дзевицких, известных на весь мир селекционеров. Работу всей их жизни — сиреневые сады вырубили в 90-х и нулевых годах.

Владимир рассказывает, что аромат от сада чувствовался даже на фонтанах у Дворца Республики. «А когда мы там, в садах, ходили, то кружилась голова. Но потом всё продали, сад вырубили, построили дом».

Дэнис показывает на большой особняк за большим забором: «По моим предположениям, сад был здесь».

Через «Компот» протекает речка Казачка, на которой тихо и спокойно, нет ни людей, ни машин:

В «Компоте» на Бекхожина, 9А находится туберкулезный диспансер, здание которого украшает большая мозаика. Дэнис уверен, что это еще одна работа Молдахмета Кенбаева и Николая Цивчинского — они авторы восстановленного недавно панно «Девушка с сувениром». Дэнис говорит, что это была их фишка – фигуры словно обведены отдельными линиями и легко «читаются». Кроме того, здесь использована не только смальта, но и керамика, так часто делали в 60-х годах.

На Бекхожина, 11 сохранился один из самых старых домов «Компота», построенный в 1912 году.

Американцы на улице Подгорной

Улица Бекхожина когда-то называлась Подгорной. Здесь в доме №6А жил самый известный казахский художник Абылхан Кастеев. Большая семья Кастеевых, в которой было шесть сыновей и три дочери, переехала в «Компот» в 1958 году.

«В 40-х годах папе предоставили двухкомнатную квартиру в двухэтажном домике на Сейфуллина и Калинина, в ней раньше обитала семья Мухтара Ауэзова. До этого отец жил по квартирам, снимал углы. Был указ о том, что нужно создать условия для папы, для его работы, но этот указ лежал просто так и всё, никаких действий. Говорят, что однажды папа сидел на скамеечке, подошел Кунаев, поздоровался, ну и спросил как дела и все прочее, папа рассказал о проблемах, и в 1955 году здесь начали строить дом», — рассказывает дочь художника Гульдария Кастеева.

Каркасно-камышитовое здание закончили строить в 1958 году, фундамент получился очень низким, отопление - 4 больших трубы опоясывали внутри все комнаты. Поскольку дом курировал Союз художников, то сам Кастеев не мог вмешиваться в процесс строительства.

«Когда вселились, то были большие сложности с отоплением: вечно уголь, дрова, но дом не протапливался. Две трубы были теплые, а остальные холодные. Промучились мы долго - до 1966 года, пока не снесли дом из-за того, что завелся грибок. Фундамент подняли и на нем уже построили этот дом – опять каркасно-камышитовый, по проекту главного архитектора города Нургазы Оразымбетова. В 1968 году пристроили мастерскую. К нам присоединили кочегарки туберкулезного института, а там то затопят, то не затопят, то есть, если кочегары выпили, то у нас дома было холодно. Мы все болели, были фурункулы, простуды, пневмонии, — всё было, и только в 1973 году, когда папа узнал, что здесь проложили центральное отопление, — внизу переулка жил начальник ХОЗУ Совета министров Бабкин, и ему специально провели центральное отопление. Тогда папа попросил подсоединить и нас тоже. Прекрасно было, 15 октября нас подключили, но папа даже не порадовался — 2 ноября этого же года он ушел из жизни. Все блага уже почувствовали мы, дети».

«Это был прекрасный район, машин почти не было, мы играли возле этого старого дуба, — то в бадминтон, то в волейбол. Здесь всегда было слышно, как рычат звери в зоопарке, как шумит речка, а сейчас уже этих звуков нет. Район начал сильно меняться в середине 90-х, зажиточные люди стали выкупать земли, строить большие дома. Тогда уже и машины бесконечные пошли. Раньше мы знали всех соседей, здесь интернационал был: и корейцы, и казахи, и русские, и казачество... дружно мы жили. Папа для нас сделал калиточку к соседям – к нашим подругам Ире и Рите, чтобы мы не обходили дом. Когда наш тот первый дом снесли, мы жили в беседке, и сосед предлагал нам пожить у него, добрые люди были. Были соседи-казаки, державшие коров. Мы вешали им на штакетник баночку, во внутрь которой складывали деньги, а утром там уже молоко было. В то время район был безопасный, но почему-то страшновато было, наверное, выпивали, молодежь была хулиганистая. Тогда и освещения на улицах не было. Город делился на группировки и наши ребята почему-то назывались «крепостными». Мы все время не вылазили из речки, делали запруды из больших камней, вода была ледяная. Люди даже приезжали из центра города, чтобы покупаться в речке. В то время на Калинина и Курмангалиева (бывшая Мельничная), был клуб Дорводстрой, и там показывали фильмы, мы даже с папой ходили их смотреть. А потом, когда уже построили кинотеатр «Арман», то ходили туда», - вспоминает Гульдария.

В 1962-63 году в Казахстане проходила декада Америки и в гости к Абылхану Кастееву приехал художник Рокуэлл Кент. Гульдария тогда училась в третьем классе, но отлично запомнила ту встречу: «Люди из госбезопасности все время предупреждали папу: ничего не дарить, бешбармаком не кормить, лишнего не говорить, если что — звонить. Кент сразу обратил внимание на четыре огромные трубы, которые проходили через все комнаты, заметив, что в США такие стоят только в конюшнях. Мама накануне сшила мне национальный костюм для утренника, очень красивый, была даже шапочка с совиными перьями. Этот костюм висел у нас на стене, и когда американцы увидели его, то попросили продать. Папа пошел звонить, узнать, как быть, он хотел просто подарить, но «там» не разрешили. Тогда говорили, что американцы ходили и разбрасывались жвачками и значками, а наши дети за ними бегали. Но тогда мы хорошо жили, в достатке, помню, икра в магазине стояла в продаже, и колбасы, и сыры. А потом уже началось... Стояли в магазине и вспоминали: «А помнишь, здесь раньше была венская булочка?»

В 2004 году Кастеевы передали дом государству с тем, чтобы здесь был дом-музей. И только спустя 10 лет он стал филиалом Музея искусств им. Кастеева. Теперь здесь хранятся личные вещи художника и его семьи. Например, большой начищенный самовар. «Это единственное приданное мамы, единственная вещь, с которой она пришла в семью», — рассказывает Гульдария Абылхановна.

Под стеклом несколько старинных фотографий. На одной из них Абылхан Кастеев в красивом белом костюме позирует явно в фотоателье. Еще до встречи с будущей супругой, он хотел жениться на одной девушке из аула, но когда она увидела его, то рассмеялась: жених был очень бедно одет. Потом он отучился в Москве, и в модном костюме вернулся домой — девушка его не узнала.

На другом, уже групповом снимке, лезвием стерто одно лицо. «Папа стер все имена и лица. Мы не знаем, кто это был на снимке, как его звали, кем он приходился отцу. Папу столько таскали, его выручало то, что он неграмотный и нигде не учился. Все, кого перестреляли, были грамотными».

Кривые улочки «Компота» уводят нас в небольшой переулок, где стоят покосившиеся сараи, а вокруг бараки, построенные в 30—60-е годы. В одном из них живет Георгий Татаркин. В апреле ему исполнилось 90 лет.

Георгий Татаркин живет в «Компоте» уже 59 лет. Родом он из Приморского края, война застала семью в Барнауле. Еще в 1940 году его отца призвали на фронт. Потом пришло извещение, что его части уже не существует — все погибли.

«Здесь, в Алма-Ате, у нас какие-то родственники жили давно, еще когда эти знаменитые землетрясения были. Мать приехала, посмотрела, ей понравилось. И вот мы из Барнаула цыганским поездом, в телячьих вагонах — сюда. В Барнауле мама работала на мельнице. Сюда приехали, мать договорилась — поменяла работу и дом в Барнауле на Алма-Ату, тогда так можно было. Когда мы приехали, в городе жило 240 тысяч человек. Ни одной асфальтированной улицы, в центре дороги были выложены из круглых камней — булыжные мостовые. Здесь была мельница Смычка — там, где канатная дорога. Я стал приходить к ним в гараж, нашлись добрые люди, и я выучился на шофера. А так всего окончил 4 класса и в войну работал, за что мне дали детскую трудовую медаль».

19 марта 1947 года Татаркин уже имел права шофера-профессионала, начал работать, но вскоре его призвали в армию — на Дальний Восток. Спустя 3,5 года службы он вернулся в Алма-Ату, на родную мельницу Смычку и проработал на ней лет 20. Смычку закрыли, когда начали строить канатную дорогу – это произошло в 70-е годы.

«Я всё время работал шофером: и в автобусном парке, и в такси пробовал, и в народном хозяйстве, возил грузы в Шымкент, в Тараз. Одним словом, был шоферишка и больше никто».

В 1960 году семья Татаркиных получила барак в «Компоте»: огорода нет, двор общий.

Георгий Татаркин живет в этом кирпичном бараке один, жена умерла два года назад, дочь каждый день приходит ухаживать за ним. Семь лет назад сюда наконец провели воду — до этого её набирали в уличных колонках.

«Было печное отопление, а потом сделали газ. У нас есть городское отопление, но холодно, и приходится включать обогреватели, мы платим и за свет, и за отопление, но куда не обращались, ничего не работает. Все старое, все сыпется, пытались сделать ремонт, но папа против, просит его не трогать», — говорит его дочь Лариса.

Прежде одним из развлечений семьи было ходить на Веригину гору (прежнее название Кок-Тобе): за яблоками, за грибами. «Мы утром ехали, трясли райку, собирали целый кузов, а здесь рядом был совхоз, назывался имени Сталина. У них винзавод, и им сдавали, копейка есть уже. Что она там гниет, что ты себе на неделю на продукты деньги получил».

Теперь гора огорожена, везде выросли дома. Лариса вспоминает, как в последний раз с папой ездила за яблоками: «Нас поймал сторож, заставили их высыпать. У меня в рюкзаке были еще кандильки, я их все же привезла домой. А сейчас... Куда делись яблоки, райка?»

«Мы ходили гулять в тубинститут, там собирали яблоки, хотя там и больные ходили, и мы мыли эти яблоки в арыке, и ничего, и все выросли, и ни один не заболел. Мы маленькие были, ничего не понимали», — вспоминает Лариса и удивляется собственной беспечности.

Яблочно-грушевый переулок

Наталья Зверева живет на улице Зверева. Эта 600-метровая улочка, на которой не разойтись двум автомобилям, названа в честь её дедушки, ученого и писателя Максима Зверева. Здесь же их дом. Раньше эта улица называлась Грушевой, а до этого это был Яблочный переулок. После смерти Максима Зверева вышел приказ о переименовании улицы по просьбе жителей. Были разговоры о том, чтобы дать дому статус музея, но с места ничего так и не сдвинулось.

Максим Зверев был родом из Сибири. Перед революцией он отправился учиться в Москву — в реальное училище. Там и узнал о том, что царь отрекся от престола. Зверев вернулся домой и стал работать главным лесничим. Он женился, работал, но в 30-х годах начали вспоминать о тех, кто давал присягу царю. «Какое-то время дедушка сидел, он эту историю никогда не рассказывал. За него было сильное ходатайство, потому что он был единственным специалистом по лесу, и его освободили», — рассказывает Наталья.

В 1937 году знакомая Зверевых набирала на печатной машинке список на арест, и предупредила, что в нем есть Максим Дмитриевич. Он быстро собрал чемодан и отправился в Москву. Пошел к профессору Петру Мантейфелю, рассказал о ситуации. У Мантейфеля как раз в кабинете был композитор Мукан Тулебаев. «И дедушка, кажется, даже в Москве не переночевал. Они сели с Тулебаевым на поезд и поехали в Алма-Ату. Дедушка написал беременной бабушке письмо: «Оля, прибыл в Алма-Ату, здесь тепло и яблоки. Выезжай».

В Алма-Ате Зверевы 7 лет жили прямо на территории зоопарка, обустройством которого и занимался Максим Дмитриевич. Потом Зверевым выдали за деньги (пришлось продать козу!) участок, тут были сады, и домов не было – ближайший находился тогда на улице Калинина (Кабанбай батыра).

«Когда Максим Дмитриевич приехал с войны, они купили этот участок уже с фундаментом, — рассказывает сноха писателя, мама Натальи – Галина Павловна Зверева. — И начали очень долго строить этот дом».

Сначала дом был одноэтажный. Посередине стояла печка, внутри еще был курятник. Тогда все в округе держали скот, его пас пастух на Веригиной горе (гора Кок-Тобе). Зимой Максим Дмитриевич ездил на работу в зоопарк на санках – на собаке Джеки. Потом вскладчину — три семьи — Ахметов, Левашов и Зверев скинулись, купили машину – Газ 62.

А когда подросли дети, начали строить второй этаж. У Зверевых всегда было много животных. Например, три года жил волк по кличке Волчок. Он погиб во время съемок документального фильма: нужно было снять борьбу волка и дикого кабана, и животные друг друга порезали.

«К нам приходили женщины и просили отдать волка, потому что он очень красиво пел зимой. Говорили, что он напоминал о войне, когда волки с гор спускались сюда к людям», — рассказывает Галина Павловна.

Все книги Максим Зверев писал в этом доме. В 1985 году ему выделили квартиру на улице Тулебаева, с которым 50 лет назад он в поезде приехал в Алма-Ату. В квартире жила его дочь писателя, днем он ходил туда работать, а вечером возвращался домой — в «Компот».

Блага цивилизации здесь появились только в 80-х, тогда подключили центральное отопление, до этого сжигали 10 тонн угля. Газ до сих пор привозной, канализации нет, она выгребная. Но все эти бытовые мелочи перевешивает отсутствие городской суеты:

«Тут очень спокойно, впечатление, что ты живешь в деревне. Я работала в офисе, сейчас вышла на фриланс. Это такой кайф — выйти утром с кофе сюда и слушать пение птиц, это какое-то невероятное чудо, — говорит Наталья. — Я раньше этого не понимала, потому что я здесь родилась и не видела разницы. Но потом вышла замуж и какое-то время мы жили в квартире, а потом переехали сюда. Здесь никогда не скучно и не одиноко, то переполоть нужно, по пересадить растения, нужен постоянный уход. У нас нет выходных, когда мы просто лежим. Может быть, есть зимой, и то снег нужно почистить», — говорит Наталья.

Галина Павловна рассказывает, что этот дом был пристанищем для всех: и для детей, и для взрослых: «Как только у нас появился телевизор — дали премию за книгу, все соседи к 7 часам вечера приходили к нам. Освобождался зал, стол отодвигался, и все рассаживались. Сначала смотрели новости, потом, если шел футбол, то его. И обязательно все заканчивалось фильмом. Ставили самовар, пили чай с тем, что кто принес».

Ольга Николаевна Камаева, супруга Максима Зверева, тоже ученый — геоботаник, много работала в Сибири, там они и познакомились. Они оба были из хороших семей, были близки с революционерами, одного из братьев Ольги Николаевны обвиняли в покушении на царя.

Ольга Николаевна привезла в Алма-Ату старую мебель: раздвижной стол, за которым до сих пор собирается семья Зверевых, шкаф, посуду, зеркало. «Конечно, в советское время было не до излишеств. Тетя моя музицировала, у них было прекрасное воспитание, мама никогда не повышала голос. Она всю эту культуру несла сюда. Они с подружками устраивали домашние театральные постановки, как это было описано у Чехова. На Новый год ставили елку, собирали всех детей с округи, наряжали елочку», — рассказывает Наталья.

В 90-х все стало сильно меняться: кто-то поднялся, а кто-то нет, и люди очень бедствовали. Кто-то спивался, их дома и участки выкупали, и здания вокруг стали «расти». А ведь когда-то дом Зверевых был самым высоким в округе. Выросли не только здания, появились заборы. Прежде дворы от дороги отделяли только штакетники, которые при желании можно было легко перепрыгнуть.

«У нас никогда не было закрыто, потому что людям могло что-нибудь понадобиться. У нас у первых появился телефон, и он не замолкал: дедушке постоянно звонили – ведь он занимался природоохранной деятельностью, и часто «включался». Олжас Сулейменов приходил к нему, и они совещались, обсуждали что-то. С Кунаевым довольно часто на рыбалку ездили, в основном говорили о природе. У дедушки 30 лет ушло на то, чтобы спасти Тянь-Шанскую ель», — вспоминает Наталья.

Максим Зверев привез из Сибири в Алма-Ату синиц, специально,чтобы они боролись с вредителями яблонь.

«Мы знаем всех старых соседей, но их осталось мало. Кто-то уходит, кто-то уезжает. Тут рядом жил дедушка Коля, к которому я лазила через забор. Дедушка (Зверев) был пишущим человеком, и его отвлекать было нельзя. Я с дедом дома, мне нужно кому-то любовь свою давать, я перелазила к этому деду через забор, и ухаживала: печеньки таскала, орешки мы с ним собирали, он мне что-то рассказывал. Я себя представляла Тимуром и его командой, что-то у него там убиралась, мыла. Вот дядю Колю я очень сильно любила. Родители мне долго не говорили о том, что он умер».

В детстве обязанностью Натальи было проверять почтовые ящики — Звереву писали постоянно. Недавно она шла по улице и увидела знакомый почтовый ящик — едва ли не последний в «Компоте»: «Исчезли почтовые ящики, колонки, мы даже не заметили как. Когда был пожар, то подключались к этим колонкам».

Спрашиваю, была ли мысль оставить этот дом. Наталья отвечает, что да, в 90-х, когда все уезжали. Тогда уехал ее брат — он сейчас живет в России. «Мы серьезно об этом думали, но отец сказал: «Никогда. Дом не дам продавать». Как продать, если за этим столом были отпразднованы все свадьбы в семье Зверевых? У нас даже не было мысли отпраздновать свадьбу не дома. Есть ощущение – это мой район. Когда кто-нибудь меня подвозит, то говорю:«Да на Калинина оставьте», а тут темная улица, вообще ничего не видно. «Нет-нет, мы тебя до дома!» «Да кто меня здесь тронет?» Мне никогда в жизни здесь не было страшно ходить, я всех здесь знаю».

К нам подбегает Андрей, правнук Максима Зверева:«Если вы будете писать про район, то если пройти вниз, то там будет самое большое и старое дерево в Алматы».

Дерево это, возможно, старейшее в Алматы, теперь находится за забором — на территории детского садика, куда попасть можно только с разрешения директора. Именно под этим двадцатиметровым дубом когда-то играли верненцы, а потом жители «Компота». Говорят, что ему 300 лет, и он тоже находится на карте достопримечательностей города.

Надеемся, что продолжение следует.