Это был год, когда многие страны накренились вправо, в сторону лидеров и политических партий, замкнутых на своих партийных интересах и узкой идентичности. Данная тенденция не является мимолётным заблуждением: поворот к этой порочной политике частично вызван продолжающимися переменами в экономике, достигшими сейчас точки перегиба.

Бедняки и средний класс видят, как исчезают их рабочие места, как уменьшаются их доходы, и они выступают против такого статус-кво, при этом совершенно игнорируя тот факт, что лидеры, которых они выбирают, будут лишь ухудшать их положение.

Главная причина этих проблем не в иммиграции и не в международной торговле, как уверяют популисты, а в упорном марше новых технологий. Рабочие места уступают место машинам или передаются на аутсорсинг в развивающиеся страны, поэтому мировой ВВП продолжает расти. Однако выгоды этого роста распределяются неравным образом, при этом некоторые группы теряют вообще всё. Во многих странах неравенство увеличивается на фоне отрицательных темпов роста ВВП. Например, сейчас рост ВВП равен -3,3% в Бразилии, -10% в Венесуэле, -1,8% в Аргентине и -0,8% в России. В других странах, например, в Японии и Италии, экономика растёт, но крайне слабо.

Со своей стороны, экономика Китая и Индии растёт достаточно хорошо. Однако Индия только что бросила гаечный ключ в свой экономический мотор, объявив о запуске поразительно плохо подготовленной программы демонетизации. А Китай удерживает высокие темпы роста, закрывая глаза на то, как корпоративный долг наращивает неустойчивость экономики. Это создаёт серьёзные угрозы, которые частично спрятаны (но при этом и усилены) с помощью новых финансовых продуктов с высокой доходностью. Ещё важнее то, что уровень занятости в промышленности снижается, хотя китайские чиновники и заявляют, будто новые выпускники просто решили сделать паузу перед началом карьеры. В 1995 году доля зарплат в ВВП Китая равнялась 53%, а сейчас эта цифра составляет 47%.

В США номинальный уровень безработицы снижается, но за этими цифрами скрывается более неприятный тренд. По данным официальной статистики, положение медианного американского домохозяйства сейчас хуже, чем в 1999 году, хотя за это время совокупный размер подушевого ВВП значительно вырос. Это означает, что все выгоды роста достались тем, кто находится на вершине пирамиды доходов.

Две главные силы лежат в основе данных тенденций: технологические инновации, которые неизбежны и желательны; и присвоение доходов работников теми, кто владеет новыми машинами, заменяющими труд человека, а это не является ни неизбежным, ни желательным. Эту проблему часто представляют как борьбу труда с трудом: работники в развитых странах конкурируют с работниками в развивающихся странах. Но на самом деле, это проблема борьбы труда с капиталом. Дело в том, что сокращается только число рабочих мест в промышленности, а не сам промышленный сектор.

Взять, к примеру, компанию Eastman Machine из города Буффало, штат Нью-Йорк. Это город, куда промышленность возвращается, но в форме, которая совершенно не похожа на промышленность предыдущих десятилетий. Компания Eastman Machine производит машины и инструменты для текстильной отрасли, при этом половина её продукции идёт на экспорт, как правило, в развивающиеся страны, такие как Бангладеш и Вьетнам. Ключ к успеху компании в том, что она практически не использует человеческий труд. В компании заняты 122 человека, на долю которых приходится всего лишь 3% общих производственных затрат компании.

Здесь есть и другая, связанная с предыдущей проблема. Новые технологии помогают создавать новые, крупномасштабные виды экономической деятельности, поэтому у компаний, подобных Eastman Machine, появилась возможность – после серьёзных затрат на начальном этапе – выпускать затем свою продукцию с минимальной маржинальной себестоимостью. Это явление приводит к тому, что на некоторых рынках установилась олигополия, или даже в некоторых случаях монополия. И данная тенденция будет сохраняться и в дальнейшем.

Помимо этого, компании всё большее вооружаются подробной информацией о клиентах и пользователях, поэтому они могут заниматься ценовой дискриминацией, выжимая из потребителей весь потенциальных доход с невиданной доселе легкостью. Подобные изменения создают для регуляторов новые виды проблем.

Джон Мейнард Кейнс предвидел множество событий в экономической жизни, но он допустил одну большую ошибку. В своей статье 1930 года «Экономические возможности для наших внуков» он предсказывал, что в течение ближайших ста лет все крупные экономические проблемы будут «решены», а нам придётся лишь думать о том, как лучше провести свободное время. Он не сумел предвидеть, что экономические проблемы будут непрерывно эволюционировать. Например, стратегии бизнеса постоянно меняются, так как каждый раз, когда власти вводят новое регулирование в интересах потребителей, производители находят новые способы защиты собственных интересов.

Нам необходимо новое, инновационное регулирование, чтобы повернуть вспять тенденции роста неравенства и монополизации рынков. Данные меры должны опираться на идеи, которые когда-то могли показаться радикальными, например, распределение корпоративной прибыли среди работников или новые способы защиты прав потребителей с целью предотвращения ценовой дискриминации.

Конечно, любые нововведения в регулировании должны делаться таким образом, чтобы не уничтожить у предпринимателей стимулов заниматься производством, инновациями, расширением своего бизнеса. Однако защита стремления к прибыли не должна превращаться в алиби рыночного фундаментализма. Урок событий 2016 года для нас заключается в следующем: если всё отдать на откуп рынку, это может привести к социальному и политическому хаосу.

Да, в наши дни попытка защитить инновационные формы государственного вмешательства в экономику с целью борьбы с неравенством означает подвергнуть себя риску обвинений в симпатиях «красным». Однажды в Калькутте я рассказывал маме о предстоящей международной конференции по проблемам социальной защиты, на которую должны были приехать ведущие экономисты мира, а затем я услышал, как она хвасталась своей кузине, что я готовлюсь к встрече с другими «коммунистами», чтобы обсудить, как можно улучшить наш мир. В 90 лет она уже начала путать слова, которые звучат похоже. У троллей наших дней подобного оправдания нет, у них есть только болезненная тяга к всё более опасному статус-кво.

Project Syndicate, 2017