О месте в списке Forbes

Вообще создать такой список в Казахстане было очень нелегко. Поэтому первым появился список бизнесменов не по состоянию, а по влиятельности. Я именно в этом рейтинге бизнесменов. Измерить состояние человека в Казахстане нелегко, большинство богатых людей предпочитают оставаться в тени. Мы часто шутим в кругу бизнесменов, что в список самых богатых попадут не бизнесмены, а чиновники. Я отношусь к своему попаданию в список Forbes самых влиятельных бизнесменов достаточно просто: этот ведь показатель моей активности, открытости и публичности. Но вот мои дети с интересом следят за рейтингом: смотрят, поднялся я или опустился, и шутят потом по этому поводу.

О страховом рынке

На вопрос о том, сколько игроков должно быть на страховом рынке Казахстана, можно смотреть с разных точек зрения. Если с позиции регулятора – их должно быть раза в 3 меньше, чем сейчас. Так проще регулировать. С точки зрения потребителя страховых компаний должно быть, наверное, в два раза больше, чем сейчас, чтобы уровень их работы и качество услуг стали выше. С точки зрения бизнеса важно не количество, а качество. Рынку очень нужны высококвалифицированные сотрудники, которые могли бы его развивать. К сожалению, пока страховой рынок не является центром притяжения ни для капитала, ни для талантов.

Если в теории: бывают «рынки покупателей» и «рынки продавцов». В разные периоды своего развития рынок может быть то рынком покупателя, то рынком продавца. И это нормально, потому как позволяет выигрывать в разные периоды и тем, кто предлагает услуги, и тем, кто их потребляет. Страховой рынок в Казахстане – это уже давно рынок покупателя. В таких условиях единственным конкурентным преимуществом являются цена на услугу. Компании борются за клиента скидками, а клиент, в свою очередь, выбирает ту компанию, где услуга стоит дешевле. Демпинг, если это краткосрочное явление, может оказаться полезен компании, но в нашем случае демпинг стал постоянным режимом, в котором работают страховщики. Привлечь клиентов демпинг безусловно помогает, но, когда дело доходит до выплат, многие компании сталкиваются с трудностями.

О культуре страхования

Мы же все фаталисты. Поэтому и в советское время культура страхования была низкой, а теперь она еще ниже. Это в наших традициях, в нашем воспитании: мы надеемся на «авось». Отчасти наше общество напоминает подростка, который не хочет признавать свои проблемы и надеется, что кто-то решит их и возьмет на себя ответственность за результат. Этого мы ждем от государства. Поэтому страхование как универсальный социальный инструмент, где удачливое большинство платит за неудачливое меньшинство, пока непросто развивать в Казахстане.

Кризисные ситуации – пожары, наводнения – заставляют людей задуматься об ответственности за свое имущество и жизнь, мы это видим по всплескам интереса к страховым продуктам. Однако эффект очень кратковременный. Через две недели никто уже об этом не вспомнит. Поэтому я уверен, что страховой рынок в Казахстане будет развиваться через механизмы обязательного страхования. А в этом направлении очень много работы. Потому что сегодня даже полисы обязательного страхования покупают далеко не все, кто должен.

Об обязательном медицинском страховании

Никто никогда не бывает подготовлен к большим переменам. Даже в этой погруженной в тему аудитории наверняка никто до конца не разобрался с тем, как будет работать обязательное медицинское страхование, и вряд ли это сделает в оставшуюся неделю до того, как система начнет работать. Все потому, что мы становимся потребителями, нам не хочется тратить время и вникать глубинно в вопрос. Система начнет работать, и человек окажется в условиях, когда у него есть личный медицинский счет, и он может потратить эти деньги на свое здоровье и лечиться не там, куда он прикреплен, а там, где ему хочется. Эту систему, если провести понятные параллели, можно сравнить с тем, что Обама в свое время сделал в Америке – Obama Care.

Мы – казахи – идем в больницу, только когда заболеем. Это наша культура. Мы совершаем подвиг, а потом пытаемся отдышаться до следующего подвига. Применительно к здоровью это означает, что никакой профилактики у нас нет. Мы изучали диагностический бизнес в Малайзии (должен же у нас быть какой-то промежуточный ориентир на пути к Сингапуру как идеалу экономической модели). Там чуть более 20% населения составляют китайцы, и именно они генерируют значительную часть доходов диагностических центров. Просто потому что у китайцев традиционно заложено в воспитании дважды в год сдавать анализ крови. Когда вы в последний раз сдавали анализ крови без какой-то особой на это причины?

Американскую систему здравоохранения ругают сами американцы, говоря, что она не про здоровье, не про его охрану и вообще не является системой. Создавалась она с ориентиром на корпорации: человек должен был работать на корпорацию и получать за ее счет весь перечень медицинских услуг. Для Казахстана такой подход неприемлем, потому как охваченным оказался бы только 1 миллион трудоспособного населения. Нам нужна другая модель, возможно, более социальная, как во Франции. Однако нужно иметь в виду, что генетики обещают к 2025 году научиться лечить наши заболевания на генетическом уровне. Поэтому то, что делает медицина сегодня – лечит уже больных людей, перестанет быть необходимым очень скоро. Важно обращать внимание на предупреждение, профилактику, правильный образ жизни и питание.

О казахстанском отставании

На сколько Казахстан отстает от мировых экономических трендов? Трудно сказать – 50 лет или 10 лет. Но даже если я скажу 10 лет, это все равно означает огромную пропасть. Это как с интернетом – он развивается уже несколько десятилетий, но 98% всей информации в сети накопилось там за последние 2 года. Поэтому время – не самый объективный показатель отставания. Мы отставали и в советское время, продолжаем и сейчас. Уже 20-25 лет на Западе развиваются новые теории, подходы и решения в бизнесе, о которых в Казахстане даже не слышали. А пока мы будем догонять, остальной мир не будет стоять на месте.

К сожалению, надо признать, что сегодня Казахстан, как и все развивающиеся экономики, может развивать только традиционные отрасли и конкурировать только в цене. То есть, говоря простыми словами, мы можем что-то зарабатывать, только если будем продавать что-то по самой дешевой цене. Что мы можем продавать? Наши ресурсы. И еще зерно, которое в последнее время очень активно субсидировалось государством, хотя это далеко не самая прибыльная и надежная инвестиция. К тому же, единственная возможность у нас для конкуренции – масштабировать бизнес, как в самой традиционной модели.

Государство сегодня все еще применяет метод подушки безопасности в виде капитала – механизм из банковского сектора – сразу для всех финансовых институтов. Но если для банка собственный капитал действительно гарантирует возможность банка отвечать по своим обязательствам, то для страховой или управляющей компании гораздо важнее не собственный капитал, а компетенции сотрудников и операционные риски, а также правильная стратегия управления ими. При высоких требованиях к капиталу, именно операционные риски стали источником проблем в банковском секторе.

Как нам можно помочь?

Об этом недавно меня спрашивал региональный руководитель Всемирного банка. Как бы бесперспективно не выглядела ситуация, бизнесмен всегда будет искать в ней возможности. Наш шанс сегодня – развивать деструктивные бизнес-модели. Их, кстати, опасаются и в Америке, и в Европе.

Деструктивная бизнес модель – это, когда маленький завод решает, что продолжать делать из руды металл дорого и неэффективно. Он начинает собирать металлолом, ведь человечество за свою историю произвело уже достаточно металла, и перерабатывать его в самый дешевый вид продукции – строительные арматуры, например. А строительные металлы на самом деле составляют 80% от всего мирового производства металлоизделий. В этой ситуации большие заводы переходят на производство металлов более высокого качества – для машин и гаджетов. Но тот маленький завод, занявший большую долю рынка, через какое-то время обязательно догонит крупный завод и также начнет выпускать продукцию высшего качества, и при этом будет знать, как сделать ее дешевле.

Другой пример – формат музыки mp3. Ценители и меломаны могут долго плеваться и говорить, что слушать музыку в таком формате невозможно, но по факту формат покорил мир: он удовлетворяет требования к качеству музыки у большинства населения, его удобно сливать в сеть и скачивать оттуда, пускать в прямой эфир. Так же Samsung или Yamaha в свое время начинали с того, что делали что-то не самого высокого качества, но по самой низкой цене; японцы, продавая Toyota в Штаты совершенно не планировали, что когда-то Lexus станет премиальной маркой. Так это работает, и таких моделей бояться крупные успешные корпорации современности.

Про утечку талантов

Даже если Казахстан продолжит развиваться благополучно, в ближайшей перспективе неизбежно самые талантливые молодые люди будут мечтать работать в Google, Facebook или Apple. Как только у нас будет появляться умный «головастик» с отличной идеей, ему обязательно сделают такое предложение, от которого он не сможет отказаться. У Казахстана нет никаких механизмов, чтобы оставить его тут. Это нужно признать. На днях я сам встречался с нашими программистами, и по глазам видно: каждый мечтает еще немного опыта получить и уехать.

И я всем говорю, что надо пробовать, надо такой шанс не упускать. Другое дело, что надо понимать, что Европа и, особенно, Штаты – это тоже не сахар. Там такая конкуренция, что с каждого на работе 10 потов выжимают. Не всем получается самореализоваться, а из тех, кому удается, не все долго могут жить в таком ритме. Потом они возвращаются в Казахстан, где устроиться им значительно проще, и привозят компетенции уже совсем другого уровня. Поэтому я думаю, что мы будем неизбежно терять талантливую молодежь, но время спустя можем получить обратный приток высококвалифицированных специалистов. Главное, чтобы после Facebook людям было, где применить себя в Казахстане.

Про частную собственность

Я вообще большой приверженец института частной собственности. Но то, что написано в учебниках по экономике, те классические модели, которые создавались в США или в Германии, увы, не работают в Казахстане. Если мы обратимся к опыту послевоенного восстановления стран, то увидим, что только 4 страны – Япония, Южная Корея, Тайвань и Сингапур – смогли экономически сильно развиться после второй мировой войны, не имея для этого базы. И в каждом из этих случаев драйверами роста были не частные компании. Это были квазигосударственные структуры и национальные чемпионы, которые при участии и поддержке государства выстреливали, выходили на международный рынок, и тянули экономику.

О месте Казахстана на пути от КазССР к Сингапуру

Мы постоянно ждем, когда же наконец наша экономика станет такой же, как в Сингапуре. Но на самом деле нам еще далеко до того, чтобы догнать КазССР. По уровню производства, вовлеченности населения в производство и по целому ряду экономических показателей мы все еще отстаем от показателей 25-летней давности. В 80-х годах в Союзе уровень жизни был достаточно высоким. И люди, которые там жили, сейчас ностальгируют не просто потому, что они тогда были молодыми и счастливыми, а потому что на самом деле по уровню жизни и социальной защищенности тогда было лучше. У нас сейчас практически нет среднего класса, он размыт. Это значит, что у нас нет внутреннего потребителя. Условно говоря, в стране есть две тысячи богатых семей, которые могут себе все позволить, но больше 70% живут на доход ниже 100 000 тенге в месяц. Концентрация активов и денег в экономике очень высока. И даже если экономика Казахстана приблизиться по уровню к Сингарупу, чтобы жить как сингапурцы, нам предстоит решить проблему неравномерного распределения благ в обществе.