В 15 лет я твердо решила стать журналистом. При этом чисто внешне я была весьма мрачной девушкой. Таких сейчас называют «готами». Вечно в черной одежде, с распущенными волосами, за которыми пряталось узкое лицо, без тени улыбки, тем не менее внутри себя я была страшно романтичной и мечтательной. И на волне одной из фантазий, я решила, что хочу вести новости или еще лучше — сидеть в студии и кокетничать с гостями в эфире. В Семипалатинске в то время действовал старейший клуб «Репортер», в котором школьники со всего города учились брать интервью, писать заметки для местной газеты и делать сюжеты для детской программы с наивным названием «Привет». Туда-то я и пришла однажды ноябрьским днем, хмуро выглядывая из-под челки. На втором занятии выяснилось, что мне по пути домой с одной из девочек – невероятной солнечной и ласковой Маржаной. И как-то так получилось, что мы незаметно с ней подружились, что вызвало некоторые опасения у руководителя клуба Людмилы Михайловны, которая аккуратно выпытывала у моей новоиспеченной подруги – добровольно ли она дружит? не находится ли она под гнетом?
Атмосфера в «Репортере» была чудесной. Энергия творчества, помноженная на юношеские гормоны, дала свои плоды. Я сменила цвет одежды, начала улыбаться и расцвела. Мы активно снимались в детской передаче, брали интервью и красовались по телеку. Однажды, будучи в 11 классе, я делала сюжет из военной школы «Жас улан». И пока шли съемки, у меня все время болел живот. Из-за этой боли мне было совсем не до мальчишек, которые роем вились вокруг съемочной группы. И только поздно вечером, придя домой, я рухнула прямо перед дверью, успев нажать на звонок. Оказалось — острый приступ аппендицита, который чуть не закончился перитонитом. Экстренная операция, наркоз, боль от швов. А утром в палату робко заглянул паренек с пакетом, в котором по очертанию угадывалась стеклянная банка с бульоном. Один из мальчишек «Жас Улана», которому не давала покоя моя боль, даже после того, как мы уехали, позвонил поздно вечером мне домой и мама сказала про больницу. Соврав что-то начальству, он взял увольнительный и ночью приехал домой, чтобы сварить суп на утро. Это стало началом моего первого серьезного школьного романа.
Когда мы окончили школу, впервые ввели тестирование. Это не было еще ЕНТ, но уже было чем-то революционным после того, как десятки поколений до нас сдавали экзамены по билетам. Как сдавать эти тесты, какие вопросы в нем будут – тогда мало кто представлял. И я задумала аферу. Вернее, блестящий план, как мне тогда казалось. Мой день сдачи приходился на второй день тестирования, поэтому в первый я крутилась рядом с абитуриентами и их родителями. А вечером, когда вывесили результаты, старательно переписала все ответы в отдельную тетрадочку. Ответы были закрытые, что-то вроде «В 23-м вопросе – правильный ответ Б». И так по 120 ответов в каждом из четырех вариантов, то есть всего 480 ответов. Мне казалось, это гениальный план, который не имеет изъянов! Почти до утра я делала маленькую шпаргалку, где переносила эти сотни ответов, а утром уже в аудитории обнаружилось, что у нас будут совсем другие тесты. Министерство образования играюче поставило мне, и сотням таким же умникам, шах и мат. Тем не менее, из 120 вопросов, я на100 ответила правильно, и какое-то время жила надеждой, что этого достаточно хотя бы на кредит. Но грантов и кредитов на специальность «Журналистика» по всему Казахстану было всего 30, и они мигом разошлись по всяким отличникам и приоритетным детям из села.
С подругой Маржан
Помню, в тот день, когда вывесили результаты тех, кто все-таки получил долгожданный грант, я не нашла своей фамилии в списках. Задумчиво восприняв эту новость, я неспеша отправилась домой. По дороге зашла к подруге и так засиделась, что опомнилась уже поздно вечером. Когда открыла дверь дома, мне навстречу кинулась тень. Мама, истомившись ожиданием, уже убедила себя, что я покончила с собой. А потом, когда первая секунда радости прошла, она поняла по моему лицу, что грант я не получила. И тогда мама молча ушла в свою комнату, где проплакала всю ночь. Денег на коммерческое отделение в семье не было. 55 тысяч тенге – стоимость обучения в год – казались неподъемными. В тот первый год с оплатой помогли родственники, дальше уже выкручивались сами.
На первом курсе мы с Маржанкой начали вести программу «Мы — молодые». Университет выдал нам камеру — крутую по тому времени VHS с двумя сменными аккумуляторами и штативом в кожаной сумке. Сумка была тяжелая (килограммов 12-15), мы носили ее целыми днями с двух сторон, в конце не чувствуя уже рук. Научились снимать друг друга, из-за чего у нас почти нет кадров, где мы были бы вдвоем.
Однажды решили, что у нас недостаточно стильная одежда, поэтому решили найти спонсора в ЦУМе. Главный магазин Семипалатинска на тот момент представлял собой цивилизованный вариант базара, где отделы уже назывались модным словом «бутики», но в них не было ни дверей, ни стеклянных перегородок, просто продавцы манекенами устанавливали границы. В одном из таких бутиков нам навстречу пошла молодая девушка, которая возила одежду из Турции. Она давала нам ее с условием, чтобы мы возвращали ее в тот же день и не срывали бирки. Проходив целый день по жаре в модных бриджах и туниках, мы отдавали их не в самом первозданном виде. Но спонсорство отрабатывали на совесть. В конце программы кто-то из нас старательно проговаривал: «Одежда ведущим предоставлена бутиком, который находится в ЦУМЕ на втором этаже. Третий бутик с правой стороны от лестницы».
Как-то региональная федерация по киокушинкай-каратэ пригласила нас на пресс-конференцию. Почему-то она проходила в ресторане Дворца бракосочетания. А мы были такими провинциальными дурочками, что в свои 17 лет не знали, что такое пресс-конференция. Путем недолгих размышлений решили, что это такой светский раут. В ресторане же проводится? Значит, нужны вечерние платья! Ну и пришли на прессуху в длинных выпускных нарядах, с высокими прическами, залитых лаком, с бижутерией на шее и ушах. Заходим в зал, а там все городские журналисты в своих растянутых свитерах слушают, как отчитывается федерация. Но в памяти почему-то не осталось, что мы чувствовали себя неловко. Может потому что ошарашенный глава этих каратистов к нам отдельно подошел, поцеловал нам руки и сказал, что мы самые красивые в зале? И мы, кажется, после этих слов только гордо задрали подбородки и укрепились во мнении, что мы таки королевы.
Родители к нашему увлечению относились положительно. С одной стороны, это грело их эго (город маленький, все друг друга знают, поэтому они частенько слышали: «Ой, это твою дочь вчера по телевизору показывали? Мы всей семьей смотрели!»), с другой – конец 90-х давался всем тяжело, все усилия были направлены на то, чтобы выжить, поэтому хорошо, что дети чем-то заняты. Нам доверяли настолько, что мы могли возвращаться под утро домой, пропадая на съемках или монтируя всю ночь программу. Подобные диалоги с родителям были привычны: «Пап, я сегодня буду поздно. Приду где-то в три». И папа по инерции строжился: «Хорошо, но только не позже трех!»
С журналистом Мади Мамбетовым
Несмотря на то, что мы работали на телевидении и делали программу, зарплату нам не платили. Нам и в голову не приходило, что мы можем что-то получать за то, что делаем контент. То, что нас допускали в мир ТВ – было уже верхом счастья, хотя звук урчащего желудка был неизменен. Как и все студенты, мы были вечно голодными. Мама мне каждый день давала 50 тенге на проезд, но я шла пять остановок пешком, чтобы потратить эти деньги в студенческой столовой на обед: 30 тенге на суп и 20 тенге на два пирожка. Пирожки для нас в то время были настоящей «валютой»: ими расплачивались, вознаграждали или поощряли. Когда моей напарнице было лень писать тексты для программы, она обещала купить мне 3-4 пирожка и я с радостью брала ее объем работы на себя.
Мы более молоды, счастливы и известны. Нас узнавали на улице и брали автографы. Иногда мы раздавали автографы прямо на остановке, а потом чувствовали себя неловко, когда еще минут 40 ждали вместе со всеми автобус. То было чудесное время. Заканчивались 90-е, все жили в ожидании Миллениума и новой жизни, которая непременно должна была наступить с его приходом. Летом 2000-го после окончания первого курса, мы с Маржаной решили съездить в Астану, чтобы посмотреть на новую столицу и неожиданно для себя застряли в этом городе. Я на полгода, подруга – на год. Но это уже совсем другая история, которая не имеет отношения к вышесказанному. Наступил новый этап.
