Вместо эпиграфа:

— Почему Олжас сам не занимается всеми документами, жалобами?

— Любой человек имеет право на адвоката. И не только на адвоката, но и на защитника. Защитником имеет право быть любой родственник. Я являюсь общественным защитником сына. Нигде, ни на каких судах, как она пишет, что он скрывался, на все суды он благополучно приходил. Поэтому везде только ложь.

(из интервью Гульжан Кайдаровой по поводу инцидента Олжаса Косжана и Антонины Громцевой, 21 октября 2014 года)

Разная эта женщина. Высоколобая ли это «интеллектуалка» с запросами и вкусом к хорошей жизни, потенциальная клиентка института благородных девиц имени Загипы Балиевой (ну, ведь не девицы же сами клиентки? Мамы, все мамы!), заказчица интерьеров в греко-римско-китайском стиле, в которых мебель от «Рош Бобуа» спорит с диванчиком из «Адема», - или простая апай с золотыми перстнями на всех пальцах, десятком бутиков от барахолки до «Прайм Плазы» и верой в то, что дорогая тачила важнее для статуса, чем диплом о дополнительном образовании, - не важно. Может она быть и обычной университетской преподавательницей с маленькими амбициями, или начальницей крохотного управления на госслужбе, или и вовсе скромной труженицей малого бизнеса, каким бы он ни был… Главное, она любит своих детей. И воспитывает их в соответствии с заветами предков и своими собственными представлениями о том, как надо воспитывать потомство.

И воспитывает она детей двух типов.

Первый – сын. Сын, зрачок в материнском глазу. Драгоценный мальчик, который так дорог маменьке, который хорош в первую очередь только тем, что сын. И тот восторг, который поражает казахстанскую мать в тот миг, когда акушер покажет ей крохотный отросток между синеватых ножек только что покинувшего материнскую утробу младенца, не отпускает ее никогда.

Это – сын! Она, казахстанская мать, выполнила свою главную жизненную функцию. Она произвела на свет ребенка, который заслужит ей обожание (или хотя бы признание) родни мужа. Она смогла выполнить сложный трюк – создать кого-то, так отличного от нее самой. Значение этого подвига смог бы во всех красках объяснить только покойный доктор Зигмунд Фрейд. Казахстанская мать в тонкости психоанализа не вдается – не нужны тут никакие ученые с их заумью, чтобы объяснить ей, почему именно она так любит своего мальчика. Она просто любит. Все остальное, что останется в ее жизни – это сделать все, чтоб сыну было хорошо. Чтобы маленький принц ни в чем не знал нужды. Чтобы никакие тревоги этого суетного мира не смутили его покой. Казахстанская мать не станет строить личную жизнь, чтобы не расстроить Главного Мужчину ее жизни – сына. Но она сильная и упорная женщина, она вполне способна построить бизнес-империю. Отчим – сыну не помощь. Свой бизнес – это то, что нужно. Да даже и не нужен свой бизнес – казахстанской матери может быть 70 лет, ее сыну – под 50, и все равно она перестанет пользоваться горячей водой, чтобы сэкономить на коммуналке, и накопит сыну на холодильник. Сам он его купить не сможет. А ведь через года-два ему предстоит своих детей женить. Куда уж взрослее – но это не остановит казахстанскую мать.

Ничто ее не остановит. Сынок ее, 20 лет от роду, сидящий за рулем дорогой маминой тачки, врежется в другой автомобиль. Там будет сидеть молодая женщина, которая, по ее словам, потеряет ребенка в результате аварии. История прогремит на всю страну, и всем все вроде понятно. И даже сын, кажется, не спорит и понимает, что проштрафился. Вроде, сознает, что надо нести ответственность за свои поступки.

Но мама не согласна. Не для этого она всем жертвовала, всю жизнь кинула на алтарь материнской любви. Какая-то посторонняя женщина, - пусть даже и сама уже мать (что, казалось бы, должно взывать к некоей женской и материнской солидарности), - пытается посадить пятно на безупречную репутацию СЫНА! Не бывать такому! И вот процесс разрастается, вот нанимаются адвокаты, вот вся история превращается в какое-то безобразное болото противоречивых свидетельств, тратятся нервы, время и силы, - но казахстанскую мать не остановить. По пути та, другая, которая оказалась в другой машине, может терять время для кормления своего ребенка, таскаясь по допросам, - это не имеет значения: СЫН должен быть оправдан.

А где сам сын в этой истории? Не слышно его и не видно. Любящая казахстанская мать повторяет, как мантру: мальчик подавлен, он в депрессии, он не учится и не работает, ему плохо.

Дорогая мама, услышь меня: ему не станет лучше! Ты у него отняла что-то очень важное для мужика в его возрасте: право решать, право отвечать за свои дела и слова, право быть мужчиной.

Хотя… Теперь он твой до конца твоих дней. В 70 лет ты будешь покупать ему холодильник.

А еще казахстанская мать растит дочь. Или дочерей.

И она может родить их штуки четыре. Всегда надеясь, что уж на этот раз будет сын. А рождается девочка. И ее назовут Улболсын. И Улжан. И Улжалгас. И будут по дому бегать Бося, Жанка и Гася, пока не родится, наконец, Батыр или Султан. Непонятно, правда, при этом, понимает ли казахстанская мать, что нет более верного способа навсегда подорвать самооценку своей дочери, чем дать ей имя, в котором прямо указывается, что нужен СЫН. Что девочка недостаточна для счастья. Что девочки – мало. Что ее самой по себе не довольно.

Девочка, ДОЧЬ, может этого не понимать. Но имя-то свое она слышит каждый день. Не обязательно Улжалгас – одну мою тетю зовут Каиржан, потому что родители ждали сына. Другую, сестру моей бабушки, назвали Койсын – она была третьей девочкой в семье, в которой ждали сына. Эта девочка слышит свое имя и делает выводы.

Да даже и если Алия, Асель или Айгерим, - не суть.

В девочку не верят. Родители – и самым парадоксальным образом, именно казахстанская мать, - считают, что девочка у них на руках только до момента, когда ее сдадут в семью мужа. Когда девочку после 11 класса школы гонят в институт, это вовсе не от того, что родители верят в ее карьерные перспективы. Нет, диплом важен как таковой, чтобы «как у всех», как у приличных людей, - но девочке светит другая стезя. Замужество, материнство, домашний очаг и быт. Там-то она себя и реализует. И, если Провидение будет милостиво, она родит сына. И все у нее будет хорошо с этого момента.

Знаете, что самое страшное в нашумевшей истории с избиением молодого человека взрослым бизнесменом в столице? Вовсе не травмы и синяки – это всегда плохо, но такое бывает, юноши многие проходят через бои и побои. Вовсе не несовершенство правосудия – это пока мерзкая норма нашей жизни, но мы все видим, что это постепенно выветривается из нашей реальности. Самое страшное – это вот эти две красивые молодые женщины, каждая из которых называет себя женой обвиняемого. Жутко, когда две эффектные, наверное, не глупые и образованные, девушки, оказываются в такой позорящей каждую ситуации. Кто из них жена? Кто любовница? Каждая – мать детей пожилого и не самого впечатляющего, судя по фотографиям, мужчины, который поместил их в дикий переплет, из которого ни одна не выйдет, сохранив лицо. И да Бог с ней, с их семейной коллизией, - но ведь вся эта история говорит об одном.

О том, что целые две жизни могли быть посвящены крутой работе, профессиональному росту, свободному общению с теми, кто тебе по душе, жизни с тем мужчиной, который тебе интересен и выбрал тебя, тебя одну, и от которого ты вправе требовать верности, единения и уважения. Независимости, равенству, партнерству.

А не балету «байбише-токал».

Дочь казахстанской матери может делать разные выборы, - но как часто казахстанская мать определяет этот выбор…

И да простит меня казахстанская мать, за то, что я напустился тут на нее – но к кому еще обращаться? Казахстанский отец ведь еще хуже…

Вместо послесловия:

Кажымурат Усенов, начальник департамента строительства НК «Экспо-2017»:

- У него есть сестра, сестра работает. Сестра работает, фирма у нее своя. Я с ним общаюсь, помогаю, что есть. Я живу отдельно. Он сидит в тюрьме, он самостоятельный парень, живет отдельно с матерью, понимаете?

(из интервью по поводу ДТП с Максатом Усеновым от 12 декабря 2013 года)