Через три месяца будет 11 лет, как стоят «Влюбленные» (второе название монумента) в Астане. Больше десяти лет стоят, мерзнут в своих влажных одеяниях, тесно облегающих тело, символизируют любовь. Или порыв к прекрасному будущему. Или красоту женского тела. А если верить одному интернет-ресурсу, ссылающемуся на министра культуры Мухамедиулы, по мнению министра, статуя олицетворяет и «женское стремление к чистоте». Ну, каждый видит что-то свое в произведениях искусства – так они, произведения эти, работают.

Блогерша Бахытжан Бермагамбетова узрела в статуе желание показаться «такими современными и продвинутыми, что даже оголили тела наших девушек». А ей бы хотелось, чтобы «от нее исходило веяние скромности и целомудрия, а не что-то эротическое». И вы знаете – она права. Жительница Астаны, написавшая пост про статую со слишком обегающим нарядом и задорно выдающимися девичьими сосками, которые вдруг породили самую живую общественную дискуссию последних дней, абсолютно права.

Потому что она имеет право на собственное мнение. Гарантированное каждому из нас Конституцией. Бермагамбетова права в том, что возмутилась лобком-пупком-сосками скульптурного изображения, и права в том, что написала об этом пост.

То, что началось дальше, гораздо любопытнее. А начался вселенский спор за и против, когда «смешались в кучу люди, кони»: кто-то ринулся отстаивать художественные качества статуи, кто-то принялся клеймить ее эстетическое несовершенство. Одни ополчились на безнравственность полуголой чугунной девушки, кто-то яро защищает свободу слова-искусства-мысли и требует прекратить охоту на ведьм и цензуру. Группа пользовательниц соцсетей вывела дискуссию в гендерную плоскость и выразила недоумение дискриминацией – отчего это женщина в парном монументе представлена во всем своем анатомическом совершенстве, а вот мужчина одет в какие-то робы, которые даже дождь не берет? Ничего ж у него не видно!

Потом выступил некий Талгат Шолтаев, облачивший – при полном одобрении столичной полиции, - статую в шелковый платок. Надо сказать, что монумент при этом заиграл какими-то даже новыми красками, так что Шолтаева впору записывать в мастера художественного акционизма. Этот перформанс подлил масла в огонь: теперь дискуссия в соцсетях поднялась на новый уровень – один публицист уличил столичных мужчин в том, что они свое чувство вины за разнузданный блуд по саунам сублимируют в попытках прикрыть скульптурный срам. Часть общественной дискуссии ушла в русло отношения к сексу: напряженные соски героини, в общем-то, недвусмысленно намекают на ее готовность к консуммации любви – не желают ли ханжи вновь загнать нас в страну, где «секса нет»? И, наконец, на данный момент апофеозом этой громкой истории стал комментарий министра культуры и спорта Мухамедиулы. Даже до министра добрались! Господин министр у нас славится своими неоднозначными заявлениями и всегда рад высказаться на острые темы, и тяготеет к некоторому консерватизму в искусстве, но даже ему, чувствуется, стало неловко. Затягивание статуи тканью он выходом не считает, но подумывает о каких-то «вкраплениях», - видимо, загадочные эти «вкрапления» должны прикрыть самые рискованные фрагменты злополучной статуи. А в целом статую он похвалил: «Эта скульптура сделана великолепно».

Впрочем, что он мог еще сказать, когда по сети ходит фотография с открытия парка и статуи, где на «Влюбленных» одобряюще взирает Елбасы в компании тогдашнего московского мэра Лужкова?

Но даже и этот восхитительный общественный резонанс не является самым интересным в истории с памятником «Счастье мое». Такие казусы важны только тем, чем они заканчиваются. Если сетевой шторм утихнет, сменившись другой громкой «сенсацией» завтра или послезавтра, тогда истекут пять минут славы блогерши и укрывателя статуй, и жизнь потечет своим неспешным ходом. И, скорее всего, так и случится. Так что рано углубляться в обсуждения вопросов цензуры, ханжества/лицемерия казахстанского общества и влияния исламского фундаментализма. Мало ли отчего у девушки соски видно? Может, просто замерзла в мокрой одежде на астанинском ветру…

Если же какие-нибудь личности попытаются поймать волну и начнут свергать скульптуру, одевать чугунную деву в паранджу и посылать скульпторам и прочим художникам сигнал о возвращении «нравственности и пристойности» в творческое пространство, тогда… А тогда уже поздно будет что-то менять.