Мужской уголок

Юрий Серебрянский, писатель, специально для Vласти

Моя статья не заказная, я сам предложил тему, и тема эта мне совершенно естественна, так как я — ладно, чего уж там, мужчина средних лет, гетеросексуальный, семейный, довольный своим существованием. Вот я иду с семьёй по парку и всё, вроде бы, нормально. Если нормально — это как раньше. Потом я читаю сети. И вот я уже задаю себе, потрясённый, действительно потрясённый происходящим, чингисхановский вопрос: «Кто я в этом потоке?»

Я не только о хэштеге «Не боюсь сказать», мои личные ощущения шире и глубже. Дело в том, что все вокруг борются за свои права, а я что-то не борюсь, и от этого мне немного жутко, как будто я в самолете, где все вокруг надели парашюты и шлемы и обсуждают нюансы прыжка, смеясь, а я без парашюта и глупо улыбаюсь за компанию, а холодок гуляет по спине.

Варианта два — может случиться так, что те, кто борются, в конце концов своё получат, а мне ничего не достанется. Ведь я не борюсь. Просто живу. Ну, а может это как раз со мной борются? Может, я родился в богатой семье и не способен понять обездоленных, а меня уже готовы сжечь с иконкой в руках?

За то, что не я создал мир таким, но, так как все, кто создал, уже померли, а я жив, то отвечать мне. Я не оправдываюсь. Оправданий и сочувствия не достаточно. У кого-то и они вызывают открытую агрессию. Мне надо что-то делать. Я чувствую ответственность. Кто как не я? С работой, с семьёй, с шашлыками на природе по выходным. Я уже чётко понимаю, что я — средних размеров республика, а не бывшая империя с колониями. Я готов с этим смириться. Нет, «смириться» звучит с угрозой, я скорее совершенно спокоен по отношению к этому уже факту. Но дело в том, что колонии кипят. Колонии помнят. Мне надо что-то делать, чтобы мой мир оставили в моих масштабах таким, какой он есть.

Культура? Спектакли и мюзиклы на темы насилия над женщинами, домашнего насилия и прав сексуально иных людей? Ждёте красивых, талантливых, пронизывающих пьес? Это будет фильм на телеканале в праймтайм о громких признаниях изнасилованных «звёзд» со всеми подробностями и деталями. После фильма состоится обсуждение в студии с героями и дракой. Всё превращается в буффонаду с ужасающей скоростью. Надо понимать, что вписать происходящее в эту систему никак уже не удастся. Кто-то будет продолжать жить в той моей республике, где «Мужчина и женщина», но целому миру этот размер уже мал. Я признаю это без иронии и осуждения. Я признаю однополые браки, священников-геев, трансгендеров, всех других людей и не хочу большие называть их меньшинствами. Я называю их равными. Но готовы ли они называть равным меня, бывшего колонизатора? Дело в том, что они всё ещё говорят на моём языке, смотрят мой телевизор и читают и мои газеты. Феминистки заявляют о своих правах, стоя в короткой юбке, созданной, скорее всего, мужчиной - дизайнером для того, чтобы любоваться её ногами.

А надо ли создавать эти произведения в контексте «старой» культуры, когда одно из них появилось само по хэштегу? Литературное полотно. Коллективный роман. ...Меня изнасиловали, меня пытались изнасиловать, меня лапали, он мне сказал такое, она держала знамя на параде... это практически уже превратилось в Алексиевич, в ту жуткую книгу о женщинах войны, в Нобелевку по литературе. Честно скажу, что профессионально меня тронула и запомнилась мне только история, рассказанная Антоном Носиком о том, что чувствует соблазняемая женщина — объект. Это сильно. Я не издеваюсь. Все остальные истории — боль. Но боль, излитая особым образом, обличённая в попытку, а у некоторых и уже точно в литературную форму. Рефлексия, отточенная временем.

Почему я смешиваю, и имею ли я право смешивать истории о насилии с историями о каминг аутах, о борьбе за свои права? Да, я отдаю себе отчёт в том, что это не игра. Это давление я испытываю единым фронтом сегодня, и оттого ощущения именно такие. Единые. Но я не боюсь сказать, осознавая ответственность, принимая людей такими, какие они есть, что я тоже буду тем, кто я есть, мужчиной, идущим за руки с женщиной и ребёнком.

Свежее из этой рубрики