История вопроса

Люди не всегда пытались избавиться от тех, кого нынче принято называть душевнобольными, да и само понятие «душевнобольной» появилось чуть более двухсот лет назад. До этого людей, резко отличающихся своим поведением от других, считали либо блаженными или юродивыми, либо «деревенскими дурочками» или одержимыми дьяволом; и относились к ним соответственно: одних почитали, других не замечали, а третьих отводили к священникам или народным целителям, чтобы изгнать из человека овладевшую им нечистую силу. Однако человек не исключался из общества, а продолжал жить вместе со всеми, если только не совершал какого-либо правонарушения, наказание за которое он нес в полной мере. Таким образом, за всеми людьми признавалась полная дееспособность.

Затем с развитием технологий и переходом аграрных обществ к индустриально-городским формам культуры возникает необходимость в изоляции маргиналов, которые не вписываются в новые нормы. Создаются так называемые общие госпитали, куда помещаются безумцы, сифилитики, нищие и прочие выпавшие из социальных институтов люди, не способные стать винтиками в производственных комплексах. Общие госпитали были заведениями с ужасающими порядками. Люди в них содержались прикованными цепями, без одежды, часто, в подвальных помещениях – как звери.

Ситуация начинает меняться к концу XVIII века, когда возникает и развивается медицинский взгляд на безумие, и безумцы возводятся в ранг душевнобольных. Внешне система гуманизируется. Сырые подвалы сменяются больничными палатами, а цепи – смирительными рубашками, которые, хочется верить, использовались только в случае острой необходимости. Не обошел этот процесс и Казахстан, где психиатры тоже стали постепенно заменять баксы и табибов. Первая специальная лечебница на 10 коек была открыта в Уральске в 1893 году. Разалия Илешева в своей книге «История психиатрии Казахстана» приводит следующие данные: в Омске и Акмоле лечебницы открылись в 1893 году, в Верном и Семипалатинске – в 1896-м. Позднее, в 1907 году, такая больница открылась и в Перовске (ныне Кызылорда). Всего на территории Казахстана к началу XX века было около 50 коек.

Тотальная изоляция

Французский философ Мишель Фуко, изучавший безумие и властные отношения в обществе, писал, что психиатрическое лечение осуществляется не на уровне борьбы истин, а на уровне борьбы сил.

То есть, безумец – это не тот, кто заблуждается или верит во что-то, во что другие не верят, а тот, кто не способен функционировать в рамках существующих социальных институтов.

Безумец не может нормально работать, он не подчиняется силе норм и правил, регулирующих деятельность общества, поэтому последнее, отчаявшись воспитать безумца, направляет его в психиатрическую лечебницу, которая, если не перевоспитает его, то изолирует от общества навсегда.

В девяностые годы мне часто доводилось слышать истории о том, как преступники, "строя из себя психов", избегали уголовного наказания и вместо тюрьмы попадали в психиатрические больницы. Такой исход дела считался очень удачным, поскольку психиатра легче подкупить, чем начальника тюрьмы, и не потому, что последний честнее, а потому что структура полномочий психиатра позволяет ему определять сроки лечения, начальник тюрьмы же обязан соотносить свои действия с решением суда. И в этом кроется большая опасность.

Попадая в палату психиатрической клиники, человек оказывается в тотальной власти психиатра, который принимает решение о его дееспособности. Недееспособный человек нуждается в опеке, установлении внешней власти над всеми его поступками и решениями. Выйти из-под этой власти можно только с разрешения опекунов, которые могут никогда этого не позволить. Любое несогласие с установленным над человеком контролем психиатра или опекуна, любая жалоба на их действия со стороны опекаемого рассматриваются через призму его недееспособности, а значит, не рассматриваются вообще. Ни полиция, ни суд не примут к рассмотрению жалобу, направленную из палаты №6. Более того, даже выход из-под опеки и восстановление дееспособности, не отменяет власти психиатрии и ставит на человеке вечное клеймо душевнобольного.

Я решаю = Я живу

В настоящее время, когда психиатрия находится под контролем: внешним – со стороны общественных организаций и внутренним – психиатры принимают важные решения коллегиально, риски злоупотребления не так высоки, как это было на заре становления клиники. Однако это не меняет кардинально самого характера системы, а значит, психиатры вынуждены оставаться частью института социального убийства и изоляции граждан, в то время, как миссия любого врача – это прежде всего помощь и поддержка.

Мы уже привыкли к разговорам о необходимости создания комфортной среды для людей с ограниченными возможностями и особыми потребностями. Только почему-то мы все время делаем акцент на физических возможностях и потребностях, но никогда не говорим о людях с особенностями ментального развития. А ведь их тоже немало. Люди с ментальными особенностями крайне редко несут опасность себе и окружающим, зачастую для их успешной социализации им тоже необходима соответствующая инфраструктура, которая, однако, отличается от привычных нам пандусов и светофоров со звуковым сигналом.

Для того, чтобы человек с ментальными особенностями успешно адаптировался к жизни в социуме, одной поддержки со стороны врачей-психиатров недостаточно. Как, например, нельзя рассчитывать на то, что жизнь колясочнику облегчат санитары, которые будут помогать ему передвигаться по неудобному городу. Нет, государство и общество должны озаботиться тем, чтобы город был удобным для маломобильных групп населения, и они не нуждались бы в постоянной опеке. Точно так же нам необходимо изменить нашу общую среду обитания, чтобы в нее могли безболезненно вписаться люди с ментальными особенностями. Прежде всего нам необходимо измениться самим. Включение в социум тех, от кого раньше принято было избавляться, взимая с них оплату их болью за благополучие и беззаботность большинства, требует формирования новой этики взаимоотношений.

Какой должна быть эта новая этика, как будет выглядеть инфраструктура, необходимая для жизни людей с ментальными особенностями – вопросы на которые у нас пока нет ответов. Одно можно сказать с уверенностью: эта новая этическая концепция социальных отношений принесет пользу всему обществу, как это происходит с инфраструктурой, создаваемой для людей с особыми физическими потребностями, которая начинает работать на всех, делая городскую среду обитания более комфортной для каждого горожанина. Если вы готовы слушать и говорить о новой этике я приглашаю вас на выставку болгарских авторов Надежды Георгиевой (NAD) и Яны Бурер Таваниер «Я решаю – я живу», выставка открывается 22 октября в пространстве «Art Lane». Выставка поднимает проблему системы опеки и попечительства, которая отдает в чужие руки власть над жизнями людей с ментальными особенностями. Опека лишает прав, а лишение прав – это социальная смерть.

Иллюстрация - кадр из фильма «Пролетая над гнездом кукушки»