Нариман, Нурберген, скажите, как вы относитесь к ностальгии?

Исенов: Ностальгия хороша в меру. В какой-то момент - раз, щелкнула и все. Посидели, повспоминали и разошлись.

Махамбетов: Не в ностальгии дело, а в борьбе поколений. Каждое поколение страдает по ушедшему времени, потому что приходят более заряженные молодые, которые скидывают стариков с пьедестала. У меня то же самое: смотрю телевидение, и понимаю, что уровень упал. Раньше были ведущие, а сейчас их нет. Я от себя гоню эти мысли, не хочу быть старым ворчуном.

При этом ведь в каждом деле должны быть авторитетные эксперты, выступающие некими проводниками в прошлое. Если мы говорим о музыке, то есть пример Артемия Троицкого (музыкальный критик, один из идеологов советского рока - V). Вы так не считаете?

И: Если считать нас проводниками, то мы, скорее, проводники в 90-е и нулевые.

М: А Троицкий стал брюзгой.

И: Да он и раньше был брюзгой.

М: Я с Артёмом знаком еще с 80-х. Мы даже на музыкальный фестиваль в Сибирь вместе ездили. Помню его статью про Deep Purple в журнале «Ровесник». Это был полный шок для меня: в советском журнале пишут про Deep Purple! Мы даже книгу начинали писать под его руководством.

Троицкий, кстати, недавно очень трогательно рассказывал о смерти Башлачева (Александр Башлачев - автор и исполнитель песен, погибший в 1988 году)…

М: А кто знает, что Башлачев в Алма-Ате тусовался? Тоннами скупал пластинки с народной казахской музыкой. Помню, мы его водили в магазин «Мелодия» на Фурманова-Кирова.

И: Башлачев - очень российская вещь, вещь в себе. Его значимость, на мой взгляд, сильно преувеличена.

Но его до сих пор чтят в России. Особенно на родине, в Череповце.

И: Цоя до сих пор чтят. Но если бы он жил в наше время, не факт, что он бы себя достойно вел. Музыка его, по сути, была вторична. Я не забуду его концерт в Алма-Ате во Дворце спорта. Это был 88-й год, я учился в седьмом или восьмом классе. Цой пел мимо, группа играла ужасно. Я стою и думаю: что за фигня?

М: А я вот долго пытался понять, в чем феномен группы «Сплин». Я когда их услышал, меня вообще не зацепило. Это все больше культура, чем музыка.

Вам не кажется, что подобная вторичность музыки вызвана общим отставанием России?

И: Россияне никогда не будут мировыми звездами! Я не понимаю, зачем вообще наше телевидение, например, копирует российское. Копируйте сразу оригинал! Идеи-то воруют в любом случае. Получается копия копии, что отвратительно вдвойне. Не знаю, сколько поколений сменится, прежде чем этот пиетет у нас пройдет…

А как же интернет: по-вашему, он не открывает людям глаза?

И: Многие мои знакомые, которые мне казались адекватными людьми, репостят кретинские статьи о нравах «гейропы». Это взрослые люди, некоторые из которых выросли на Западе.

М: Интернет не воспитывает умение отделять зерна от плевел. Это задача родителей - формировать критическое мышление.

И: При этом я за то, чтобы информационный поток был как можно шире. Пусть все это льется, человек должен иметь право выбора. Если кто-то выкладывает экстремистские лекции на Soundcloud, это не значит, что всему Казахстану должны закрывать туда доступ (с начала мая до второй половины июня музыкальный сервис Soundcloud был недоступен казахстанским пользователям- V).

Как вы относитесь к тому, что в Казахстан зачастили российские поп-звезды?

И: Проблема в том, что на них есть спрос. Мы каждый день ходим обедать в один приятный ресторан и наблюдаем одну и ту же картину. В 1:15 забегает женщина, кидает сумку на стол и переключает телевизор на «Россию-24». Делает громче, ест и смотрит, не отрываясь.

М: Нет, но их телевизионщики хорошо работают, профессионально. Я иногда занимаюсь мазохизмом: смотрю «Россию-24». Несут полную чушь, конечно, но технически сделано грамотно.

Вас не поражает цинизм этих людей?

М: Я как-то раз попытался представить себя на их месте. Предположим, ты журналист ВГТРК. С работой сейчас туго. Жена, дети, ипотека. И ты вынужден батрачить. Можешь взбунтоваться, а дальше что?

В общем, все проблемы от конформизма среднего класса…

М: Наш с Нариманом вид деятельности позволяет оставаться относительно свободными. Мы не работаем в госорганах, нам никуда не надо по утрам идти. Если мы начнем это делать, то превратимся в таких же.

И: Потеряем моментально связь с жизнью.

М: Да, нам повезло. С другой стороны - как повезло? Я всю свою жизнь делал все, чтобы не работать в тех же госорганах. Хотя родители мечтали об этом. Мне папа как-то раз устроил встречу с Ерланом Идрисовым (нынешний министр иностранных дел Казахстана - V). Ладно, думаю, схожу. Он меня спрашивает: «Ну, как дела? Чем занимаешься? Я отвечаю: «Вот, на радио работаю». Он мне: «Слушай, у нас тут вакансия есть». И тут я понимаю, что меня сватают. Звоню папе, начинаю возмущаться. А Идрисов посмеивается. Он человек другой формации, ему нормально.

И: Это была твоя ошибка, Нурберген. Я серьезно. Тебе надо было идти.

Хотелось бы теперь поговорить о вашем интернет-радио. Насколько подобная модель жизнеспособна в казахстанских условиях?

И: Мне кажется, пока рано говорить о жизнеспособности. Мы работаем чуть больше года. Хотя, судя по тому, что происходит с нашей станцией, будущее радужное. За год мы значительно увеличили количество радиослушателей. И это только крошки - мы намереваемся собрать гораздо больше. Наш стратегический план - выйти за пределы Казахстана и вещать во всем мире. Это, конечно, будет крайне сложно. Для начала было бы хорошо охватить Среднюю Азию и продвинуться на Кавказ.

Кто ваш среднестатистический слушатель?

И: Офисный работник в возрасте от 20 до 45 лет, пользователь Facebook. Слушает Ne.fm, в основном, на работе. И вечером, дома.

М: У нас есть хорошая цифра. В первый месяц нашего вещания на сайте был миллион кликов. Люди соскучились по хорошей музыке. Может, сработала магия наших с Нариманом имен. Ведь был Shahar, был Energy FM. Правда, интернет сильно изменил слушателя. Раньше можно было привлечь эксклюзивностью музыки, а сейчас все можно скачать. Поэтому люди бросаются на всякие конкурсы, розыгрыши телевизоров, пылесосов. Мне это не очень нравится, но ничего не поделаешь. Sign of the times: на одной любви к музыке далеко не уедешь.

Где находится основная масса слушателей?

И: География обширная, на самом деле. Штаты, Украина, Грузия, Израиль, Бразилия, еще какие-то совершенно неожиданные страны. Понятно, что это все наши соотечественники, которые разъезжаются и слушают оттуда. Было бы здорово, конечно, со временем выйти на мировой рынок. Но игроков-то таких много. Пока мы ставим более реалистичные цели. Вот в России, ближайшем к нам регионе, аналогов нашему радио мало.

М: У них другой подход к музыке. Да и звучат одни и те же исполнители по-разному в Алматы и в Москве. Атмосфера иная, обрамление, аура общая. К тому же в россиянах есть снобизм: ну что там эти казахи? Кого мы там не слышали?

И: Вообще, мы не хотим себя позиционировать как казахстанскую станцию. Мы просто онлайн-радио. У нас небольшая команда, всего 10 человек, но все вполне серьезно: оборудование, права на вещание, легальная музыка. Новинки на нашей станции звучат значительно раньше выхода сингла в продажу.

Кто занимается подбором треков для эфира?

И: Мы вдвоем с Нурбергеном. Получаем промозапись - сидим, слушаем. У нас отбор быстро происходит.

М: Два аккорда - и все. Из 30 треков в эфир идут два-три.

Как вы считаете, сейчас молодым исполнителям легче раскрутиться, чем до появления интернета?

И: Главное, как и раньше, - подписать хороший контракт. Все решают связи. Тем более, сейчас такой информационный поток - любой шедевр может потеряться.

Почему в таком случае поп-музыка стала такой «плоской»?

М: А зачем делать музыку хорошей, если весь мир скачивает ее бесплатно? У композиторов пропал интерес к этому ремеслу, профессия потеряла материальную привлекательность. Раньше можно было продавать «живые пластинки», а сейчас на этом не заработаешь

И: Я бы не уходил в материальную плоскость - мне кажется это более глубокий мировой процесс. Со мной, конечно, могут не согласиться молодые ребята. Но, когда ты застаешь разные эры, становится понятно, что потерялось лицо, потерялся почерк эпохи. Есть определенный культурный застой, который затянулся с начала 2000-х. Мне кажется, все это связано со смертью рок-н-ролла. Пропала отвязность, скандальность. Такое ощущение, что с гибелью Эми Уайнхаус эпоха окончательно закончилась. Все должно дойти до такого состояния, что дальше некуда. Тогда на обломках появятся новые ростки.

М: Это нормально, перед ренессансом всегда застой. Нам кажется, что он затянулся, потому что мы это время проживаем. В культурологических масштабах этот отрезок - ничто.

Нурберген, года два назад вы писали об упадке клубной культуры в Алматы. Что-то изменилось с тех пор?

М: Ничего не изменилось. Если резюмировать, люди, которые умели тусоваться, повзрослели. Нынешнее поколение не умеет тусоваться. Молодые заменяют живое общение интернетом. Наркотики изменились. Это тоже важно.

И: Да, что скрывать: Алматы 90-х годов пережил бешеный клубный скачок, потому что был легкодоступный экстази. Далеко не дешевый, но настоящий. Потом появились плохие заменители, и народ себя стал совершенно по-другому вести.

М: Это не наша теория - в том же Лондоне настоящий хаус закончился с появлением дешевых наркотиков. Были «колеса» по 20-30 фунтов, а потом появились таблетки по фунту - два. И музыка стала более агрессивной, более тупой.

И: Алматы вообще на задворках мировой клубной географии. Мы очень неудачно расположены. Сюда сложно привозить достойных артистов не потому, что страна кончается на «стан», а потому что перелет очень долгий. Прилетая в пятницу, артист автоматически теряет субботу. А в Европе в пятницу в двух местах можно сыграть, и в субботу - так же.

М: Это унылая тема вообще.

И: Да, мы устали об этом говорить. И это никому не интересно.

Какое будущее, по-вашему, ожидает FM-станции?

И: Они должны переводиться в иной формат. Я в такси слушаю радио: казахстанские станции работают в махровом, застарелом формате. Наше радио создают люди, которые не хотят делать что-то новое, интересное. Они идут на поводу у публики, обслуживают ее, а не поднимают музыкальный уровень.

М: Это корпорации, во главе которых стоят люди, далекие от музыки. Это бизнес, и всегда так было. Невежества всегда будет больше, чем интеллектуальности. Именно поэтому интеллектуалы всегда будут в тренде. Все это укладывается в незыблемые рамки философии, все идет по кругу. Меняется только антура