У прогрессивных сил есть причины злиться на либеральный истеблишмент, который чувствует себя с Макроном комфортно. Это бывший банкир, у которого не было опыта участия в демократической политике, пока он не стал на короткое время министром экономики, промышленности и цифровых технологий при президенте Франсуа Олланде. Они видят в нём, и совершенно верно, министра, который лишил штатных работников завоёванных в борьбе трудовых прав и который сегодня стал для истеблишмента последним лекарством от Ле Пен.

Более того, трудно не разделить мнение французских левых, что рост популярности Ле Пен является заслуженным наказанием либеральному истеблишменту. В 2015 году тот же самый истеблишмент, который сейчас поддерживает Макрона и выступает против «альтернативных фактов», полоумных экономических идей и авторитаризма Ле Пен, Дональда Трампа, Партии независимости Великобритании (UKIP) и так далее, развязал зверски эффективную кампанию лжи и дискредитации, чтобы сломить демократически избранное правительство Греции, в котором я работал.

Французские левые не могут – и не должны – забывать об этом печальном эпизоде. Но решение многих левых держаться на равной дистанции от Макрона и Ле Пен невозможно извинить. И для этого есть две причины.

Во-первых, необходимость выступить против расизма перевешивает оппозицию неолиберальной политике. Раньше, более уверенные в себе левые силы понимали: наш гуманизм требует, чтобы мы не давали ксенофобам в руки рычаги государственной власти, в первую очередь, полиции и сил безопасности. Как и в 1940-е годы, наша обязанность – не допустить, чтобы монополия государства на легитимное применение насилия попала под контроль тех, кто культивирует агрессивные настроения в отношении иностранцев, представителей культурных и сексуальных меньшинств, «других».

Левые не могут позволить себе рисковать, умильно веря в систему сдержек и противовесов либерально-демократического государства, а также в идею, будто принципы верховенства закона не позволят Ле Пен развернуть мощь государства против слабых. Первые 100 дней Трампа, с их спланированной облавой на иностранцев без документов, это подтверждают.

Но есть и вторая причина поддержать Макрона. Во время удушения Греческой весны в 2015 году социал-демократы, находившиеся у власти во Франции (при Олланде) и в Германии (в коалиционном правительстве вместе с христианскими демократами канцлера Ангелы Меркель) придерживались тех же самых брутальных стандартов, что и консервативные правые.

Я вспоминаю, каким откровением для меня стала первая встреча с французским министром финансов, социалистом Мишелем Сапеном. Когда мы говорили с глазу на глаз, он был полон радостного дружелюбия. Но во время нашей совместной пресс-конференции он начал говорить так, будто это был Вольфганг Шойбле, сторонник политики жёсткого сокращения госрасходов, христианский демократ и министр финансов Германии. Когда мы покинули зал для прессы, к Сапену мгновенно вернулось былое дружелюбие. Пытаясь сохранить самообладание, я повернулся к нему и спросил, шутя лишь отчасти: «Кто вы? Что вы сделали с моим Мишелем?». Он ответил: «Янис, вы должны понять, Франция уже не та, что раньше».

Пресмыкательство Сапена перед авторитарным истеблишментом Европы копировал в Берлине Зигмар Габриэль, лидер немецких социал-демократов и вице-канцлер. Приватно он тоже говорил со мной будто товарищ по оружию, а на публике пытался изображать из себя Шойбле. Когда борьба между нашим правительством и «тройкой» (Еврокомиссия, Европейский центральный банк и Международный валютный фонд) приблизилась к апогею, Сапен и Габриэль повторяли худшие и самые агрессивные элементы пропаганды кредиторов против нашего правительства.

Может быть из-за того, что Макрон не вырос в политической пробирке социал-демократической партии, он оказался единственным министром во франко-германской оси, который рискнул своим политическим капиталом, придя на помощь Греции в 2015 году. Я написал об этом своей новой книге (а также в недавней статье в газете Le Monde): Макрон понимал, что всё, что делали с нашим правительством – и, что ещё важнее, с нашим народом – «тройка» и Еврогруппа, состоящая из министров финансов стран еврозоны, шло во вред интересам Франции и Евросоюза.

Он прислал мне сообщение, в котором объявил о своей готовности вмешаться, чтобы попытаться прекратить наше удушение и убедить Олланда и Габриэля найти другое решение. Его послание заканчивалось так: «Я не хочу, чтобы мое поколение было виновно в выходе Греции из Европы».

Да, усилия Макрона оказались тщетными, поскольку лидеры европейской социал-демократии, а особенно Олланд и Габриэль, целиком встали на сторону консервативного истеблишмента. Они поддержали его решение подавить наше сопротивление новым хищническим кредитам и политике сокращения госрасходов, углублявшей рецессию. В итоге оба политика полностью растеряли с тех пор свой авторитет в глазах недовольного общества. А Макрон, как мы видим, его не потерял. Мой главный страх заключается в том, что, даже если он выиграет, Ле Пен, тем не менее, получит контроль над динамикой французской политики, особенно, если Макрон не поддержит тот Прогрессивный интернационал, который нужен Европе.

У меня масса разногласий с Макроном, но важно, что есть идеи, с которыми мы оба согласны. Мы согласны, что еврозона неустойчива, но не согласны в том, что надо делать, прежде чем начинать обсуждение политического союза в ЕС. Мы согласны, что однобокое стремление к конкурентоспособности в Европе ведёт к игре с нулевой суммой по принципу «разори соседа», но не согласны в том, как привлекать крупномасштабные инвестиции, необходимые для повышения производительности.

Мы согласны, что нестабильные формы труда, характерные для новой «гиг-экономики», становятся гангреной для системы социальной защиты. Но у нас есть (сильные) разногласия по поводу способов расширения социальной защиты на частично занятых, которые бы не подвергали угрозе превращения в частично занятых тех работников, кто уже защищён. Мы согласны, что необходимо создавать подлинный Европейский банковский союз, но не согласны по вопросу о необходимости загнать финансового джинна обратно в его бутылку. Наконец, у меня не хватает доказательств, чтобы убедить моих товарищей по DiEM25 – движение «Демократия в Европе» – поверить в способность и желание Макрона противостоять истеблишменту, который проводит провальную политику, вскормившую сторонников Ле Пен.

Несмотря на все эти оговорки, я поддерживаю Макрона. Он писал мне, что не хочет, чтобы его поколение было виновно в удушении Греции, я отказываюсь быть частью того поколения левых сил, которое готово позволить фашисту и расисту победить на президентских выборах во Франции. Естественно, если Макрон победит и станет просто ещё одним функционером истеблишмента Европы, тогда мои товарищи и я начнём выступать против него столь же энергично, как мы сейчас выступаем – и должны выступать – против Ле Пен.

Project Syndicate, 2017