Светлана Ромашкина, фотографии Жанары Каримовой

Справка Vласти:

Борис Стадничук, 56 лет. Родился в Алматы, окончил филологический факультет Казахстанского педагогического института им. Абая, был редактором в молодежном издательстве «Жалын», преподавал студентам родного вуза литературу. В 90-х начал работать на телевидении журналистом, ведущим, продюсером и редактором. В 2012 году вышла его первая книга «Красные Вервольфы», тираж составил 1000 экземпляров. В 2015 году российским издательством «Манн, Иванов и Фербер» при поддержке Фонда им. Ш. Есенова была выпущена книга «Сократ. Ученый, философ, воин».

Накануне нашей встречи стало известно о том, что передача, которой Борис Стадничук занимался последние 16 лет, закрывается. Интеллектуальный «Лидер XXI» века оказался не ко двору и ни ко времени. Хочется начать разговор с этой новости, но решаю выбрать более оптимистичное начало — выход новой книги.

— Почему именно Сократ?

— У Фонда Есенова существует программа, о которой я узнал. Она подразумевает выпуск книг про выдающихся ученых, знаковых деятелях науки – казахстанских и мировых. Логично начать с того, с чего начинается вся мировая наука, на мой взгляд, это Сократ. Я постарался объяснить это сотрудникам фонда, они одобрили эту идею и решили профинансировать издание. Я давно хотел написать книгу о Сократе, и вот воспользовался возможностью это сделать.

— Вы будете дальше сотрудничать с фондом?

— Я надеюсь. Если фонд пожелает дальше со мной сотрудничать, то почему бы и нет? Даже если и нет, то я желаю им это благородное начинание продолжать. У нас, к сожалению, мало книг о популярных ученых. Я не первый написал книжку о Сократе, ну в Казахстане, возможно, первый. Но есть выдающиеся казахстанские ученые, в том числе Есенов, и не один он, многие другие историки, филологи, просто замечательные люди, о которых никто нигде никогда не писал, ну кроме парадных помпезных юбилейных статей, и о жизни которых было бы интересно рассказать нормальным человеческим языком. Без обычных наших азиатских фанфар, без дарения юбилейных ковриков.

— Вы уже ведете переговоры о новой книге?

— У меня ведутся переговоры с фондом о том, чтобы написать о Шахмардане Есенове. Кроме того, есть ряд фигур, о которых мне бы хотелось очень написать, но другое дело, что очень сложно, как и в случае с Сократом, найти оригинальную дверь. Например, Ньютон. Я мало что знал о Ньютоне, но не так давно заинтересовался этим человеком, и понял, что у меня был обыкновенный набор наших представлений о нем – о том, что он открыл кучу законов, о башке и яблоке, но кроме этого, это был очень занятный по-человечески человек. Я бы хотел написать не столько об ученом, сколько о человеке. Опять же, не в личном плане, не в интимном. Как человек развивался внутренне, как формировалась его нравственность, представление о мире, жизненные приоритеты.

— Несколько лет назад у вас выходила ограниченным тиражом книга «Красные вервольфы». Нет желания переиздать книгу?

— Безусловно. Я считаю, что это замечательная книга, поскольку это я ее написал. В свое время тех, кто ее читали, а у нас достаточно пуританская публика, отталкивало обилие, как им кажется, ненормативной лексики. Что переносилось на автора - что значит автор пропагандист матерщины, в то время как это имело стилистические обоснования. Действующие лица относились к социальным слоям, где не принято говорить друг с другом по-французски. Мне кажется, это очень неплохая книга, я бы ее с удовольствием переиздал, мне кажется, она, наверное, практически никем не прочитана. Но для этого нужен издатель.

— Вы пытались найти издателя?

— Я благодарен тем людям, которые профинансировали издание книги небольшим тиражом.

— Вы пытались выйти на российский рынок?

— Нет, я человек не очень практичный, не люблю и не умею и даже где-то боюсь заниматься организационной работой. Для этого нужны крепкие нервы, долгое время, переписка с издательствами. Честно говоря, не знаю, поверите вы мне или нет, я считаю, что человек пишущий пишет для собственного удовольствия. Я очень много пишу, потому что мне так хочется. Когда есть возможность издаться, я благодарен этим людям. Но хлопотать об этом много, не знаю, поймете ли вы это или нет, но среда формирует какие-то жизненные приоритеты. Это не значит, что мне не нужны деньги, я не тщеславен и т.д. Безусловно, нет. Главное – работа, а не отклик. Знаете, я не хочу сравнивать себя с Пушкиным, но хочу повторить его слова: «Ступай же к Невским берегам, новорожденное творенье, и заслужи мне славу дань, пустые толки, шум и брань! » Грубо говоря, никто не почувствует того, что чувствует автор, когда пишет. Тем более в наше время нужно отдавать себе отчет – читатель как класс вымер.

— Это в Казахстане или в целом?

— В Казахстане это неостро ощущается, потому что если говорить о пространстве русской литературы, то Казахстан — глухая провинция, постоянно уменьшающаяся, сужающаяся в своих границах. Читающие люди в Казахстане ограничены количеством пишущих людей, то есть это несколько десятков человек, которые сами себя читают, сами себя издают, сами себя критикуют, сами себя по большей части хвалят, ненавидят тех, кто пытается их чуть-чуть критиковать, и обречены на вымирание. Кто-то из них правильно делает, что пытается найти выход на российских издателей. Но конкуренция там высока и мало кто ее выдерживает из казахстанских авторов. Если говорить о глобальной ситуации, то во всем мире происходит тоже самое. Количество читателей стремительно уменьшается, все способы самореализации уходят в социальные сети. А там не подразумевается то, что я считаю литературой: тщательная работа над стилем, над языком, создание художественных образов. Это все быстро, тяп-ляп, безграмотно. Большинство наших литераторов не понимают половину слов, которые употребляют. Это я не просто так говорю, это я могу доказать – с карандашом и текстом. Это факт. Это ни плохо, ни хорошо, это естественно. Мы попали в такую промежуточную эпоху, когда формируется новый способ самореализации: рассказы о себе, своих чувствах. Всегда переходные эпохи ужасны тем, что люди не говорят, а мычат. Маяковский тоже жил в переходную эпоху: от высокой культуры XIX века к массовой культуре XX века, и во многих его произведениях это задевается. Ну, Маяковский потом чего-то своего создал, а что создастся на месте того, что сейчас существует, очень сложно сказать.

— Я читала вашу колонку про поколение 90-х, которое не оставило после себя следа в казахстанской литературе, что можно сказать о нулевых?

— Я не очень много читаю, а то, что иногда попадает в руки… Наверное, это нечестно. Надо наверное, сначала прочитать, а потом говорить. Увы, то, что в руки попадает, производит крайне убогое впечатление. В первую очередь не потому что автор глуп или бесталанен, а потому что чаще всего крайне мало образован. Подлинное отношение к языку уходит. Писатель перестал быть читателем, как в том анекдоте про чукчу, который не читатель, а писатель. Авторы предполагают, что им достаточно читать себя, друг друга и трех-четырех своих патронов в Москве. Наши ребята, насколько мне известно, ориентируются на журнал «Дружба народов», где засели люди с крайне устаревшими художественными вкусами. И когда начинаешь выяснять, что эти люди читали, что они считают современной западной литературой, выясняется, что это Теодор Драйзер. Я ничего не имею против него, но называть его современной литературой… Тут никто не виноват, ни дети, ни учителя. Виновато время, оно истребило потребность в знании.

Мы живем, к сожалению, в эпоху, когда то представление о литературе, которое господствовало на протяжении 150 лет в России, начиная с эпохи Пушкина и где-то до заката СССР, развалилось. Для большинства читателей писатели в лучшем случае – Акунин и Мураками.

Люди моложе 40 лет не читают ничего, кроме глупого читания друг друга в соцсетях. Там про то, что прыщ вскочил на попе. Вот мы ездили туда-то, едим то-то. Причем все написано таким чудовищным языком, что волосы дыбом встают и лишний раз заходить не хочется.

— Сетевая литература пришла навсегда или это временный промежуток, который стоит переждать?

— Нет, я думаю, что пережидать не надо. Так как это последний этап развития литературы, завершающий, потому что в сети литература никому не нужна. В сети нужен обмен краткими, идиотскими, автоматическими, как можно более шаблонными, сообщениями. То, что пока там нашла прибежище литература не самого высокого калибра, это уже хорошо, но боюсь, что оттуда она уже никуда не выйдет, она умрет в соцсетях. Книжная литература еще по традиции будет сохраняться, но не как социальное явление, не как способ получения эстетического удовольствия, а как некая традиция. Но как большое социальное явление литература больше не существует. Только в виде каких-нибудь сценариев для все более простых фильмов или телепередач. Я в этом смысле абсолютно пессимистически настроен по отношению к литературе. Я хочу подчеркнуть, что это ни плохо и не хорошо, это естественно. Культура человеческая переселяется в другое качество. Телесно мы не можем никуда переселиться, но вы же сами прекрасно знаете – будете идти по улице и из 10 молодых людей, идущих вам на встречу, 9 пялятся в эти телефоны. И они там не Толстого читают, не Мурками, и даже не Донцову. Они там читают – лайкни меня, а то я набрал 30 лайков, а будет 31!

— Из сети может прийти хороший писатель?

— Может. Но что значит хороший? Писатель такого калибра как Пушкин, Шекспир, может быть придет, но он не будет замечен. Он просто погибнет в сети, потому что он очень сложен. Если я сейчас с вами начну говорить о Шекспире, то выяснится, что вы ни черта не читали, и про «Ромео и Джульетту» думаете, что это трагедия о любви двух юных сердец. На самом деле «Ромео и Джульетта», как все произведения Шекспира, написаны о противостоянии человека и судьбы с трагическими последствиями для человека. Это очень сложные произведения, это не подростки 14-летние. Если перенести на нынешнее время, то по объему цитирования, по мысли высказывания, это доктора наук какие-то. Такой писатель может появиться, но кто его будет читать? Ладно, он найдет современный язык, формы, но если только он не будет племянником или любовником Константина Эрнста или еще руководителя какой-нибудь глобальной телекомпании, о его произведениях никто никогда не узнает. Георгий Чхартишвили, при всем моем к нему критическом отношении, очень неплохой переводчик японского языка, и очень неплохой литературовед. Но известным он стал только тогда, когда под псевдонимом Борис Акунин стал писать идиотские детективные романы, которые качеством своим выгодно отличались от окружающей литературы за счет интеллигентности автора, но на самом деле не представляли из себя никакой литературной ценности, а просто льстят как бы читателю: вроде как ты читаешь интересный детектив, и в тоже время ты якобы читаешь чуть-чуть интеллигентное. Вот, пожалуй, Борис Акунин — это типичная фигура для этой переходной эпохи, когда все прежнее гибло. Потом вот вы мне приписали мнение о литературе 90-х, что она просто исчезла, в 2000-е народилось новое поколение, к которому вот принадлежит Паша Банников, ничего плохого про них сказать не могу. Я как бы люблю всех критиковать и над всеми смеяться, и над собой, кстати, тоже разрешаю смеяться. Но все обижаются. Беда этого поколения вот в чем: если в России их сверстники выросли в эпоху более-менее возможности говорить и писать то, что хочешь (это не всегда хорошо, потому что выяснилось, что большинству не о чем писать), то наши ребята к сожалению, выросли в стране, где по очень многим причинам – политическим, национальным, межконфессиональным, писать то, что думаешь, нельзя.

Только когда человек сам себе разрешает писать то, что он хочет, тогда что-то может из него выйти.

Я со многими из ребят беседовал лично и знаю, что их головы набиты ходульными представлениями, то, что говорят, далеко не всегда соответствует тому, что они думают. Они говорят то, что им кажется правильным. Они и пишут так, вот в этом беда. Художник должен быть свободен. Это не значит, что он должен обязательно позволять себе оскорблять власть или кого-то, нет, он просто должен с иронией относиться к общепринятым нормам, политкорректности, только тогда будет настоящий писатель, художник, кинематографист. Я не думаю, что Тарантино такой великий режиссер, но это человек, который себе позволил быть неполиткорректным, поэтому может быть, действительно, это единственный настоящий кинохудожник. Художник должен быть свободен, и эта свобода не внешняя, а внутренняя. К сожалению, она из бед казахстанской литературы в том, что она глубочайшим образом несвободна внутри.

— Но если подумать, казахстанская литература никогда не была свободна, и этому нужно учиться.

— Правда, но с другой стороны, надо понимать, что никто тебя не освободит от тебя самого. У Набокова есть замечательный рассказ «Истребление тиранов». Герой этого рассказа в детстве был знаком с человеком, который потом стал диктатором, подразумевается Сталин. Этот диктатор истребил кучу народа, в том числе и брата главного героя. И у него мечта – убить тирана, но это совершенно невозможно в его положении, он строит всякие планы, а в конце концов он понимает одну вещь – истребление тирана возможно только внутри. Когда перестаешь бояться тирана, начинаешь над ним смеяться. И пытаться исправить человечество человеческими способами невозможно. И когда он это понимает, его отпускает. Вот этой внутренней свободы нашим ребятам не хватает.

— Но они видят, что происходит с тем же постером Пушкин-Курмангазы, как тут быть свободным?

— Ну да, действительно анекдотическая история. Я в общем не восторгаюсь этим постером. Это как раз проявление крайней общественной культурной несвободы. Почему кто-то где-то вообразил, что мы можем как-то унизить Пушкина или Курмангазы? Даже смешно об этом говорить. На этом основании французы должны запретить роман Толстого «Война и мир», где Наполеон изображен в смешном виде, а предположим, у нас нужно запретить всю французскую литературу вплоть до Жюля Верна, потому что там осуждается русский царизм. Нелепость полная, к сожалению, это лакмусовая бумажка нашей ужасной внутренней несвободы.

— Вашей передаче «Лидер XXI века» уже 16 лет…

— Да, в этом году ее прикрывают.

— Вы столько лет общаетесь с детьми. Они сильно изменились?

— До того, как мы делали эту передачу, я параллельно работал в школе и в вузе, поэтому я постоянно общался с детьми. Я вам хочу честно сказать: за последние 20-25 лет произошла гуманитарная катастрофа с нашими детьми. Под катастрофой я имею ввиду гуманитарные знания. 95% молодых казахстанцев моложе 25 лет не прочитали ни одной книги. Если те, кто старше, читали какую-то хрень – Гарри Поттера там, то те, кто сейчас учится, в подавляющем большинстве не читали ничего. У них словарный запас как у Эллочки-людоедочки. Запас знаний равен нулю. Они не видят разницу между Великой Отечественной войной и войной 1812 года, ну ладно, это русская история. Казахская молодежь также не знает историю Казахстана.

— Это провал системы образования?

— Думаю, что с одной стороны, это провал системы образования, но этот провал образовался не в результате чей-то злой воли, а является результатом общей катастрофы. Не знаю, как у вас было в жизни, опишу свою семью. Я как многие дети моего возраста, кроме как побегать по улицам, хотел чем-то и мозги занять, то есть чтением. У нас была большая библиотека, но мне ее не хватало. Я ходил в библиотеки, там читал. И я это не к тому клоню, что я хороший, это судьба всего моего поколения, я клоню к чему – вот сейчас этим удодам зачем куда-то ходить? Вот – (показывает на телефон – прим. автора) все здесь есть, здесь есть Толстой, Бунин, Шекспир, есть великолепные современные книги, здесь есть информация о чем угодно. Но ведь они туда не ходят. Возьмите любое издание и посмотрите, сколько человек прочитали статью. Там папа Жанны Фриске набил морду ее мужу – 30 тысяч читателей, а что-нибудь серьезное – 5-6 человек прочитали.

— Может быть, раньше тоже так было? Просто мы этого не видели.

— Лиля Калаус считает, что наше время хорошо тем, что оно показало истину. Я согласен с ней в этом, я не согласен с ней в том, когда она начинает раздавать оценки — хорошо или плохо. Это не хорошо и не плохо, это естественно. А когда я думаю о себе, потому что я человек совсем другого склада, для меня это страшно. Я чувствую, что все тяжелее становится общаться с людьми. Не то что я такой умный, просто мой аппарат для общения и обмена информацией не совпадает с их аппаратом. Я вот этой ерундовиной – телефоном пользоваться не умею, не испытываю потребностей, не использую большей части его возможностей. Тоже самое произошло с молодыми людьми. Они не знают, не умеют и не испытывают потребностей пользоваться словами и т.д. Насколько я знаю, это плохо. Вместе с уменьшением словесного мышления уменьшается использование и интенсивность клеток головного мозга, наверное, это плохо. Человека становится легче обмануть. Не зная прошлого, он легко поддается иллюзиям относительно будущего. Например, незнанием истории большинства жителями Украины и России объясняется такой резкий всплеск национализма и ксенофобии по отношению друг к другу. Я, будучи по национальности украинцем, читаю украинскую прессу, и вижу, что она ничуть не умнее российской. Точно такие же идиотские мысли внушаются украинцам, что и россиянам по каналам НТВ, и по Первому. А какая против этого прививка? Одна, это образование. Лиля говорит – всегда была большая часть необразованных людей. Но беда в том, что раньше необразованных не пускали занимать посты. А сейчас сплошь и рядом сидят люди, которые ничего не знают. Они никакого образования не получили. Не страшно, когда 90% - дебилы, страшно, когда 90% дебилов формируют цели общества.

— Давайте вернемся к литературе, к тому, с чего мы начали. Когда я читала ваши статьи, у меня сложилось ощущение, что вам просто необходимо написать книгу о городе.

— Собственно, я сейчас это и собираюсь делать. Это не будет книжка об Алматы, это будет книжка о моем представлении о городе. Я не люблю реализм, я считаю, что он давно себя исчерпал, тем более что никто толком не знает, что означает слово реализм. Это будет субъективная книжка о том, каким в моем представлении город был, каким он стал, каким он мог стать. Скорее это будет жанр альтернативной истории, который я очень люблю. Тут надо четко делить. Книги, которые являются эссе, этюдами на тему Алма-Аты, воспоминания о людях, местах, которые не существуют, я могу написать. Но у меня нет точного знания. Я считаю, что все-таки когда человек пишет, что-то претендующее на мемори, он должен быть точен. Я, к сожалению, краеведением никогда не интересовался, и это требует огромного времени, огромного труда. Это у нас же все пишут, как например, Клепикова написала про Алматы, когда видно, что все это безграмотно, бессвязно, построено на анекдотах, путаются десятилетия и т.д. Я считаю, что так нельзя делать. Или ты пишешь беллетристику, тогда ты можешь себе это позволить, а если ты пишешь книгу об Алма-Ате, это надо такую кучу материала перевернуть, у меня нет на это ни времени, ни сил, ни желания. Но вы правы, я всегда жалел, что Проскурину Господь не дал литературных даров, если бы он ему дал, он бы мог написать книжку. У него большой набор знаний. У теперешних молодых ребят просто нет знаний. Один из упреков, который предъявлялся «Лидеру XXI века», это что мало вопросов о Казахстане, хотя мы старались их включать как много больше.

Мы сами не знаем Казахстан. Мы не знаем страну, в которой живем, и мало того, мы не хотим знать.

Некоренные жители бессознательно или сознательно считают, что это провинция, что тут знать. А сами казахи и русские совершенно равнодушны. Вот Есенов очень интересный, он прожил очень тяжелую жизнь. В сталинскую эпоху начинал, при Хрущеве жил в эпоху волюнтаризма, наслушался оскорблений за свои нетрадиционные научные взгляды, его много раз снимали, назначали. С Кунаевым у него был тяжелый конфликт. И начинаешь с людьми беседовать, можно было бы роман написать, сериал поставить, мыльную оперу, фиг там! Нет материала. Все садятся и так тихо: «А знаете, что Кунаев… но не говорите об этом, все было хорошо, не пишите об этом, дарили коврики с Джамбылом, кормили бешбармаком, все было замечательно!» Это менталитет такой. Это был бы замечательный роман, но возникнут проблемы с распространением, в Казахстане его сразу же запретят.