Когда в декабре 2010 года разразилась «арабская весна», у сторонников изменений в арабском мире была причина надеяться на лучшее будущее. Но, как мы видели в 2016 году, авторитаризм возвратился, прежде всего в Египте, которым теперь управляет репрессивная военная диктатура.
Между тем Сирия настолько разорена гражданской войной, громадными оттоками беженцев, военными преступлениями и нарушениями прав человека, что потребуется как минимум жизнь целого поколения, чтобы восстановить эту страну и ее общество – если все это вообще можно когда-либо восстановить. Йемен, в свою очередь, расколот гражданскими раздорами и военной интервенцией, возглавляемой Саудовской Аравией; Ливия, после свержения Муаммара эль-Каддафи в 2011 году, глубоко разъединена и стала страной, в основном никем не управляемой. И, конечно, никто не может проигнорировать возникновение Исламского государства.
Тунис часто рассматривается как единственная «успешная история» арабской весны. Но хотя демократия каким-то чудом выжила в этой стране среди большого количества неудач в регионе, Тунис не свободен от геополитических сил, которые угрожают его безопасности и экономике. И репрессивное использование тунисским правительством антитеррористических законов о чрезвычайном положении ставит под сомнение будущее этого демократического эксперимента.
По мере того как мы приближаемся к 2017 году, мы должны извлечь уроки из «арабской весны» и ее последствий и определить, можно ли изменить склонности стран региона к автократии на противоположные. Прежде всего, нам известно, что проводимые государством реформы часто терпят неудачу. В то время как арабские диктаторы часто обращаются к «дубинке» репрессий, чтобы поддержать свою власть, они также применяют и «морковку» ограниченных политических реформ. Такой набор средств очень нравится диктаторам, потому что, создавая урезанное поле для политической деятельности, они могут ограничить и поглотить своих противников, позволяя таким образом «выпустить пар» недовольным общественным кругам.
Этим и объясняется тот факт, почему некоторые режимы теперь сочетают авторитарные и демократические черты. Например, монархии в Марокко и Иордании разрешили формирование «оппозиционных» партий, но держат их под строгим контролем и жестким наблюдением. Аналогично, информационные агентства могут в некоторых случаях критиковать правительство до тех пор, пока они не пересекут «красную линию» критики правителя страны.
Многие активисты и ученые полагают, что политика, управляемая государством, несмотря на ее недостатки, действительно дает серьезные возможности для демократических реформ. Согласно этому представлению, оппозиционные активисты, которые участвуют в ограниченных демократических процессах, могут расширить границы политического инакомыслия за пределы того, что первоначально предполагал ввести диктатор. Таким образом, со временем, активисты могут достигнуть демократических преобразований, постепенно проталкивая внутри страны серьезные реформы.
Сегодня, когда большинство восстаний «арабской весны» потерпели неудачу, не любящие рисковать активисты и оппозиционные партии склонны одобрять именно этот тип инкрементализма. Но хотя этот подход имеет стратегический смысл, существует очень мало примеров, чтобы государственные реформы привели к подлинным демократическим преобразованиям в арабском мире. В действительности народные восстания за последние годы и были ответом на созданный государством политический застой и дисфункцию в управлении.
Вместо того чтобы выпускать пар, политические системы, которыми длительное время руководят арабские диктаторы, стали новым источником общественного гнева, потому что диктатуры не обратились к основным социальным требованиям населения о хлебе (буквально и фигурально), экономическим возможностям и их справедливому распределению и не ввели власть закона. Во времена «арабской весны» граждане перестали проводить организованную, формальную политику предъявления требований и перешли к протестам, забастовкам и сидячим демонстрациям, чтобы выставить свои требования: импульс для проведения этих действий появился не из государственной или формальной политики, а непосредственно от населения.
Таким образом, можно извлечь еще один урок из событий последних лет ‑ в интересах арабских лидеров опережать общественное недовольство и проводить постепенные, но подлинные институциональные реформы, а не создавать имитации потемкинских деревень. Монархии Марокко, Иордании, Кувейта и других стран Персидского залива могли бы преуспеть, начав переход от абсолютизма к конституционному закону. И все же во всех странах региона, похоже, нет никакой политической воли, чтобы двигаться в этом направлении, путем постепенных изменений или другими методами; и в число этих стран включаются Марокко и Иордания, которые имеют больше возможностей, чем другие страны, чтобы преобразовать свои политические системы в конституционные монархии.
Арабским режимам не удалось создать новую общественную систему взамен существующей сегодня старой социальной системы, посредством чего государство обеспечило бы себе высокую степень экономической безопасности в обмен на политическую свободу и достоинство граждан. Любой новый социальный договор должен разрешать более свободное волеизъявление, обеспечивать больше политических и экономических прав и свобод, обеспечивать реальное осуществление принятых законов – и все это необходимо для борьбы с повальной коррупцией и клановым капитализмом.
Коррумпированные автократии Египта и Бахрейна и до сих пор преуспели только в том, чтобы заставить диссидентов замолчать за счет жестких репрессий; но долгосрочные перспективы существования этих режимов выглядят весьма мрачно. Без стратегии постепенного создания нового общественного договора между людьми и государством законность существования этих режимов становится все более иллюзорной и поверхностной.
Последний урок «арабской весны» ‑ это то, что другие внешние государства-участники этих событий всегда имели несоизмеримо большое влияние как на арабские режимы, так и на распространение демократии на Ближнем Востоке. К сожалению, исторически это влияние было отрицательным: Соединенные Штаты Америки, как ранее и европейские колониальные державы, защищали и вооружали различных арабских диктаторов, и именно этим они нарушали и подрывали права человека. И многие яростные конфликты, которые начались в результате «арабской весны», подпитывались международными и региональными государствами-участниками, и не в последнюю очередь Россией в 2016 году.
Перспективы мирных политических изменений в разрушенных войной арабских странах сегодня тесно связаны с действиями стратегических стран-конкурентов, таких как Иран и Саудовская Аравия, которые ведут непрямые (чужими руками) войны в Сирии и в других странах. Фактически, начиная с 2011 года Саудовская Аравия совершенно явно пытается направлять политические события в других арабских странах, чтобы предотвратить распространение подобных событий.
Между тем США, Россия, Иран и Турция тоже стали главными действующими лицами в конфликтах региона, и переход к миру будет также зависеть от их возможностей согласовать свои собственные конфликтующие интересы. В условиях сложного согласования интересов региональных и международных конкурентов сами граждане стран региона должны найти новые и мирные способы послать ясное сообщение своим правителям, что старый порядок не может быть сохранен, и, рано или поздно, должны произойти демократические изменения.
Ларри Даймонд - старший научный сотрудник в институте Фримена Спогли Стэнфордского университета международных исследований и старший научный сотрудник в институте Гувера.
Хешам Саллам - заместитель директора в Центре демократии, развития и власти закона Стэнфордского университета.