В Соединенных Штатах законопроект о введении аудита Федеральной резервной системы – то есть фактически вынесение повседневных денежно-кредитных вопросов на рассмотрение Конгресса – был отклонен с минимальным перевесом в начале 2016 года. А избранный президент Дональд Трамп в ходе своей кампании обвинил председателя ФРС Джанет Йеллен в политизации процессов принятия решений в ФРС.

В Европе все громче становится популистская шумиха, направленная против неизбираемых бюрократов Европейского союза и независимого Центрального банка; а в Соединенном Королевстве министр финансов теневого кабинета лейбористов Джон Макдоннелл призвал к «демократическому контролю» над процентными ставками, подразумевая, что денежно-кредитная политика Банка Англии была направлена на помощь финансовым институтам.

Поскольку популистские движения отвоевывают себе позиции и даже занимают места в некоторых правительствах, их жалобы рано или поздно превратятся в политические предложения, которые могут изменить взаимоотношения между центральными банками, министерствами финансов и законодательными органами. Большой вопрос 2017 года заключается в том, будет ли это чем-то хорошим или же независимость центральных банков следует защищать от предстоящих популистских атак.

Богатый спектр критических замечаний в адрес центральных банков включает в себя обвинения в том, что количественное смягчение (QE) и низкие процентные ставки работают в интересах богатых; специальная кредитная политика защищает интересы банков, не оказывая реальной помощи экономике; и сохранение острого акцента на инфляции происходит за счет других целей, таких как поддержание полной занятости и борьба с неравенством.

Такие доводы можно услышать и от левых, и от правых, и некоторые из этих доводов совпадают с озабоченностью, озвучиваемой консервативными экономистами – такими как Джон Б. Тейлор в США и Отмар Иссинг в еврозоне, – о том, что центральные банки приобрели чрезмерную роль в управлении экономикой, начиная с финансового кризиса 2008 года. Экстраординарная политика, например количественное смягчение, долгосрочные услуги кредитования и выросшая вовлеченность некоторых центральных банков в финансовый сектор, расширила границы легитимных полномочий тех, кто определяет монетарную политику.

Однако, в то время как популисты склонны отдавать предпочтение ограничению политической и операционной независимости центральных банков, а также расширению их мандата, консервативные экономисты хотят обратного: сохранить независимость центральных банков, ограничив их мандат и сферу принятия решений по определению политики.

Концепция независимости центральных банков, берущая начало в девятнадцатом веке, развивалась по-разному в различных валютных зонах. И только значительно позже, в 1990-х годах, независимость центральных банков была привязана к целевым показателям инфляции. Хотя некоторые центральные банки обладают большей гибкостью в управлении стабильностью цен, все они публично привержены численным целевым показателям. Без такой ответственности (и прозрачной коммуникации) их независимость было бы сложно оправдать.

Численные целевые показатели ценовой стабильности появились на свет в инфляционных 1970-х годах; однако начиная с 2008 года центральные банки борются с совершенно противоположной проблемой: низкой инфляцией или даже дефляцией, когда краткосрочные процентные ставки достигли нулевого нижнего предела. В более общем смысле финансовый кризис бросает вызов интеллектуальной структуре и некоторым ключевым принципам, которыми ранее руководствовалась добродетельная деятельность центральных банков.

Например, мы больше не можем расценивать трение рынка капитала всего лишь как индикатор второго порядка; точно так же мы больше не можем предполагать, что гипотеза эффективного рынка всегда будет предоставлять нам работоспособное приближение рыночной деятельности или что финансовые показатели – в частности размер и структура балансов центральных банков – не являются важными. Благодаря повсеместным провалам рынка центральные банки смогли выйти вперед в качестве маркет-мейкеров и влиять на премию за риск посредством политики активного баланса.

Как следствие этого, организационная структура центральных банков претерпела изменения. С новыми инструментами в своем арсенале, такими как количественное смягчение, центральные банки перешли от модели одного инструмента и модели одного целевого показателя к множеству инструментов и целей. Эта перемена была ускорена финансовым кризисом, но мы можем ожидать, что центральные банки продолжат активное использование своих балансов даже в «обычные времена», чтобы бороться с финансовыми трениями или дефицитами ликвидности.

Эта новая рабочая модель может быть оправдана обеспечением ценовой стабильности, однако, когда центральные банки также уполномочены сохранять финансовую стабильность, их подотчетность, а значит, и независимость находятся под угрозой. Более того, пребывая в среде больших долгов и низкой инфляции, центральные банки даже не могут добиться ценовой стабильности без координации с налоговыми властями.

Как мы поняли за последние годы, сохранение «Китайской стены» между теми, кто определяет фискальную и монетарную политику, может привести к чрезмерному делегированию ответственности центральным банкам. И к началу 2017 года перед нами стоят две проблемы: ослабление подотчетности при поручении центральным банкам выполнения нескольких задач и побуждение налоговых властей, подотчетных избирателям, что особенно заметно в еврозоне, перекладывать всю ответственность на независимые центральные банки.

Если мы считаем, что центральные банки необходимо защитить от краткосрочного политического вмешательства, когда они преследуют цели денежно-кредитной политики, это обязывает нас к проведению реформ, которые позволят нам осуществлять демократически подотчетную координацию между денежно-кредитными, налоговыми и финансовыми органами. Это, скорее всего, потребует предоставления другим частям правительства некоторой степени независимости, чтобы они могли преследовать четкие, измеримые цели в рамках контроля со стороны общественности.

Центральные банки стали играть большую роль в формировании экономической политики, однако теперь на сцену возвращается фискальная политика, частично благодаря давлению со стороны популистов. Предстоящий вызов, на который будет особенно сложно ответить в еврозоне, заключается в обеспечении эффективности и легитимности как денежно-кредитной, так и фискальной политики. Популистские решения могут быть опрометчивыми, но проблема в отношении центральных банков, которую они вынесли на обсуждение, является реальной.

Project Syndicate, 2016