В конце 80-х британскую молодежь захватила смесь хаус-музыки и экстази, которая породила рейв-культуру, ставшей своеобразной формой протеста против реалий взрослой жизни, политической и экономической повестки страны.
30 лет назад Англию захватил феномен, получивший название «Второе лето любви» по аналогии с летом 1967 года, когда Сан-Франциско и его пригород собрали в одном месте хиппи со всего света. В 1988-м, как и 20 лет назад, молодые люди нашли в музыке форму протеста и эскапизма в одном лице.
Ибица
С середины 60-х годов поток туристов на Ибицу начал неуклонно расти. На остров приезжали тусовщики, хиппи, битники, художники, бэкпэкеры. После того, как хиппи посеяли на Ибице зерно свободомыслия и любви, туда потянулись и богатые политики, актеры и музыканты. Остров стал все больше походить на курорт, начали расти цены, но поток людей уже было не остановить. В 80-е годы на остров начали приезжать молодые британцы, бежавшие от безработицы и нового порядка «Железной леди». Одним из популярнейших клубов на Ибице стал клуб Amnesia, в котором в 1984 году обосновался аргентинец Альфредо Фьорильо. Он играл на вечеринках самую разнообразную музыку: соул, рэгги, электропоп и ранние чикагские хаус-треки. Под его сеты в клубе собиралось много людей, приходили туда и британцы, которые после окончания летнего сезона увезли в дождливую Англию воспоминания о вечеринках на Ибице под экстази и, конечно же, эйсид-хаус. Среди вернувшихся в 1987 году были диджеи и промоутеры Дэнни Рэмплинг, Пол Оукенхолд, Никки Холоуэй и Иэн Сент-Пол из Лондона.
Лондон
В 1987 году друзья вернулись с летних каникул на Ибице. Какой была Великобритания в конце 80-х? Это было время четвертого срока Маргарет Тэтчер на посту премьер-министра страны. Предпринимательство, индивидуализм и консюмеризм расцветали пышным цветом. Количество тех, кто не мог стать богатыми тоже росло, и они находили своей жизни другое применение. Полная противоположность легкости и свободе, царившим на средиземноморском острове. В ноябре Дэнни Рэмплинг вместе с женой арендовали зал фитнес-клуба, вечеринку назвали Shoom. Чуть позже Иэн Сент-Пол и Пол Оукенфолд устроили вечеринку Future в пристроенном к гей-клубу Heaven клубе Sanctuary. В те дни, по воспоминаниям очевидцев, хаус воспринимался как разновидность диско и тоже ассоциировался с гей-культурой. Вместе с тем он изменил представления людей о музыке: теперь её можно было создавать при помощи сэмплов и драм-машин. Хаус открывал перед людьми те же возможности, что и экстези перед человеческим сознанием. Shoom стал культовым местом, куда молодежь приходила за новой свободой и новыми ощущениями единства и похожести друг на друга. В январе 1988 года у клуба появился логотип – Smiley, который стал узнаваемым символом эйсид-хауса. Многие участники событий считают, что без наркотиков эйсид-хаус не был бы так воспринят, что две эти вещи шли рука об руку с самого начала, когда 12-минутный трек Acid Trax электронного коллектива Phuture из Чикаго впервые прозвучал в клубе Music Box.
«Дело было не просто в наркотиках. Я думаю, время и атмосфера в обществе были также важны, как наркотики. Сейчас трудно вспомнить какой была Британия Тэтчер. Многие люди были безработными, они были далеки от того, что происходило в обществе. Многие люди искали что-то, чтобы найти выходи из такого положения. Трудно даже вспомнить каким тусклым всё было в то время», – вспоминает известный британский диджей Фабио (Фицрой Хэслоп) в разговоре с The Guardian в 2008 году.
Позже, в 1988-м, Никки Холлоуэй провел первую эйсид-хаус вечеринку – The Trip. Авторы книги «Измененное состояние. История экстази и рейв-культуры» Джон Годфри и Мэттью Коллин называют это событие поворотным – эйсид-хвус вышел из подполья. Кто-то обвинял Холлоуэя в том, что он начал зарабатывать деньги на андеграундной культуре, так или иначе, эйсид-хаус стал доступнее и популярнее, о нем узнала пресса. Спустя несколько месяцев популярный таблоид The Sun опубликовал расследование о том, что молодые британцы употребляют ЛСД и танцуют до утра под странную музыку, восприняв слово «эйсид» буквально. В то время, как молодые девушки и парни ощущали эйфорию в единении и эмпатии, правительство и родители беспокоились об их моральном облике. Постепенно общество захватила паника, начались полицейские облавы на подпольные рейвы, которые проводились на заброшенных складах:
«Представители консервативной партии в парламенте говорили о том, что эйсид-хаус развращает невинную молодежь. Сэр Ральф Холперн изъял футболки со Смайли из розничной продажи своего магазина Тор Shop. Хит-парад ВВС «Тор Of The Pops» наложил мораторий на все хиты, содержащие слово «эйсид», после того как гимн клуба Astoria «We Call It Acieed» группы D Mob в тот месяц занял третье место в хит-параде», – пишут Годфри и Коллин в своей книге.
В конце 80-ых годов из Детройта в Великобританию пришло техно, европейцы начали экспериментировать, привносить в стиль новые звучания. Со временем новая танцевальная культура вышла за пределы исключительно андеграундного течения и стала приносить доход. В это были вовлечены не только музыканты, промоутеры, дилеры, но и дизайнеры одежды.
«В 1993 году британская танцевальная сцена была оценена маркетинговыми аналитиками исследовательского центра Хенли в 1,8 миллиарда фунтов в год, то есть она не уступала по прибыльности книжной или газетной промышленности. Возможно, исследователи слегка преувеличили стоимость экстази-культуры, но их подсчеты давали представление о том, насколько высоки были ставки клубных промоутеров, рекорд-компаний, радиостанций, диджеев и наркодилеров, и подтверждение (если в нем кто-нибудь еще нуждался) того, что эйсид-культура постепенно проникает в мейнстрим. По тому, как с каждой неделей разрасталась рубрика «Клубы» журнала Time Out, можно было судить о том, какой выгодной стала профессия клубного промоутера: если на новогодний вечер 1985 года было назначено двадцать вечеринок и цена билетов на них в большинстве случаев составляла 10 фунтов, то десять лет спустя вечеринок было уже свыше ста, и плата за вход выросла до 25 фунтов. За пять лет клубов стало в пять раз больше, а прибыль, приносимая ими, увеличилась больше чем в десять раз», – рассказывается в книге «Измененное состояние. История экстази и рейв-культуры» Мэттью Коллин.
Алматы
Несколько лет назад Алматы захватила рейв-лихорадка. К этому моменту привычная «Дача» стала слишком привычной, Казахстан захватила мода на 80-ые и 90-ые, электронная музыка полилась рекой. Старшее поколение считает молодежь беспечной и аполитичной. Хотя нынешние молодые люди всего лишь выбрали гедонизм, как когда-то это сделали британцы, уставшие от давления правительства. Вторая волна популярности танцевальной культуры в Алматы стала ответом не только на западные тренды, но и ответом на социальные и экономические потрясения последних лет.
Со временем в городе стали появляться разные рейв-площадки. Нельзя сказать, что среди них нет имиджевых проектов, они есть, но это не мешает развивать культуру. В авангарде алматинской рейв-культуры – промо-группа ZVUK, которая регулярно привозит на свои вечеринки западных диджеев. В эту пятницу, 16-го ноября, на Заводе им. Кирова (локация максимально соответствующая духу рейвов) пройдет их четвертая в этом году вечеринка, на которой выступит дуэт из Бристоля Giant Swan. Участники дуэта – Робин Стюарт и Герри Райт выросли на панке, катали на скейте и играли в группе The Naturals, а затем начали собственные эксперименты с электронной музыкой, которым способствовала богатая бристольская андеграунд-сцена. Сегодня их музыка, вышедшая из индустриальных локаций, играет на танцполах международных фестивалей. Их музыку отличает индустриальное звучание: ломанный трайбл ритм, грубый скрежет текстур, гипнотический зацикленный вокал.