Прерванная жизнь

Айсулу Тойшибекова, фотографии Жанары Каримовой

По данным за 2014 год около 195 тысяч казахстанцев состоят на учете в психиатрических больницах. Акмарал Лукашева одна из них, однако, никаким психиатрическим заболеванием она не страдает, диагноз, как и инвалидность, ей дали по ошибке. Сейчас она вместе с общественным фондом «Қорғау HR» намерена добиться отмены диагноза и снятия с учета. Сделать это не так-то просто. Врачи отказываются признавать свою ошибку. Случай Акмарал далеко не единичный.

В 1998 году студентка-второкурсница Акмарал стала рассеянной, появилась заторможенность и резкое снижение интеллектуальных способностей. Она обратилась к психиатру, который поставил диагноз «эндогенное заболевание», скорее всего специалист имел в виду шизофрению. Ее направили в стационар психиатрической больницы на Каблукова. Так началось лечение по неверному диагнозу, которое длилось 8 лет. С 1998 по 2006 года Акмарал шесть раз пролежала в стационаре психиатрической больницы. Ей давали психотропные препараты, ее состояние только ухудшалось. Она все время мерзла, стала набирать в весе. В 2001 году врач-психотерапевт Надежда Лашманова поставила девушке диагноз и присвоила инвалидность. В 2006 году, находясь на лечении в психиатрической больнице, Акмарал очень сильно отекла, врач испугалась и выписала ее, отправив домой. В таком состоянии Акмарал пошла к терапевту, затем к эндокринологу. Эндокринолог выявил болезнь эндокринной системы – гипотериоз, то есть организм не вырабатывал достаточное количество гормонов, отвечающих за интеллект, вследствие чего была заторможенность, отечность, потеря интеллекта. А вот никакой шизофрении не было:

— За счет того, что щитовидная железа не вырабатывает тиреоидный гормон, это все имеет влияние на психику и неудивительно, что я попала к психиатру. Просто они не стали разбираться, – вспоминает Акмарал. – Шизофрения – это когда человек не отдает отчета своим действиям. Большинству людей ставят такой диагноз, причем ставят тем, которые прекрасно понимают, что с ними происходит. Шизофрения и маниакально-депрессивный психоз – это, по-моему, два самых расхожих диагноза.

Лечение гипотериоза дало результаты, состояние Акмарал стало улучшаться:

— У меня прошла заторможенность, вялость, депрессивность. Я смогла выйти замуж, родить детей, потому что раньше никакой семейной жизни с таким диагнозом мне не светило.

После лечения у эндокринолога Акмарал вновь вернулась в психиатрическую больницу, но с другой целью – она хотела добиться отмены диагноза и снятия с учета:

— Они (врачи, – V.) отпускать никого не хотят. Ты не знаешь, что тебе пишут. Обследования нет. Когда ты попадаешь в больницу, то думаешь, что там врачи, они разберутся. Не будут они разбираться, диагноз ставится за 15 минут только с ваших слов. Информированности нет, никто вам ничего говорить не будет. Если вы будете что-то вякать, вы себе еще хуже сделаете. То есть доказать, что вы нормальный, вы не сможете. Никогда. Признавать свои ошибки они не будут, как сказала мне профессор: «Ну, идите и разбирайтесь со своими эндокринологами». Мы пришли с мамой, а врач сказала: «Да ваша дочь тупая. Как она учится в университете?», она не стала разбираться, почему я тупая. Я ходила в таком состоянии довольно длительное время. Я училась на журфаке КазГУ. Писать не могу, читать не могу, работать не могу, заторможенность, вялость, депрессивность. Никто не стал разбираться. Не можешь работать? Давай мы тогда дадим тебе инвалидность.

Однако, жалобы Акмарал не нашли отклика у врачей, они лишь разводили руками. Несмотря на неверный диагноз, ее не собираются снимать с учета:

— Это мне мешает устроиться куда-то. Я не мечтала всю жизнь полы мыть, у меня диплом лежит. С Каблукова никто не берет. Я оканчивала в центре занятости курсы переобучения и то, меня не хотели брать. А зачем? Работодателям не нужны люди с Каблукова, – заключает она.

— Мне оставили вторую группу инвалидности, ссылаясь на социальные показатели, так как у меня был маленький ребенок. Я согласилась, не раскинула мозгами, а потом дали третью. Обычно люди, чтобы получить эту инвалидность, знаете, сколько ходят? Это очень тяжело. Мне дали закрытыми глазами. Я стала поднимать вопрос о снятии, потому что мне это не нужно. Заведующая сказала мне: «А вы знаете, что у вас документально проходят наши препараты». Я говорю: «А вы знаете, я их 9 лет не получаю». А как доказать? Я их (препараты – прим. V) принимала очень мало, потому что я принимала их в стационаре. Какие последствия? Как дурак – пустая голова, ничего не соображаешь, на уровне, наверное, курицы. Поклевать, поспать, поклевать, поспать. У очень многих людей начинается тремор конечностей – они трясутся. У меня своя заторможенность, а тут дают препараты, которые вообще вас тормозят.

Сейчас у Акмарал есть семья, друзья. Недавно ее книгу под псевдонимом издало московское издательство Рипол Классик. Единственное препятствие для нее – учет в психиатрической больнице:

— Вот эта справка очень мешает в жизни. Водительские права не смогу получить, мешает даже устроиться на работу. Если состоишь на учете, то ты никому не нужен, проще взять на работу человека без руки или ноги, чем человека из психушки. Психиатрия никого не лечит.

У нас общество заточено на то, что если ты обратился к психиатру, значит ты конкретный психопат. Ты не докажешь, что ты нормальный, адекватный. Мой муж сомневался насчет того, что я страдаю психическим заболеванием, не похоже говорит. Я не скрывала, а смысл – скрывать? Мой супруг это оставил без внимания. Я сожалею, что я потеряла свою профессию, мне жалко, что столько времени, практически эта маленькая жизнь ушла коту под хвост.

Акмарал намерена добиться отмены диагноза и если понадобится, то доведет это дело до суда:

— Знакомые говорят: «Ну, на фига это тебе надо?». Извините, у меня 15 лет ушло коту под хвост. За эти 15 лет я могла бы работать по диплому, и было бы все нормально. Моя жизнь просто разрушилась, я так и не состоялась в профессии, я не вольюсь в эту профессию. Когда человек приходит к психиатру, они никого не привлекают, не привлекают других специалистов. Если бы они кого-нибудь привлекали, мне бы не дали эту инвалидность. Если что-то будет не так, то тогда будет суд. Я не хочу просто так оставлять это дело. Если бы не эндокринолог, я сомневаюсь, что я дожила бы до этих лет. Это очень страшно, когда ты начинаешь отекать, отекают внутренние органы.

Однако Акмарал понимает – одной бороться будет трудно:

— Я знаю, что с учета можно сняться за очень большие деньги, а просто так уйти оттуда очень тяжело. Одна я ничего не сделаю, это такая ветряная мельница…

Сейчас Акмарал не одна, ей помогает общественный фонд «Қорғау HR». Фонд занимается защитой прав человека в сфере душевного здоровья. Практика показывает, что в психиатрических больницах фактов нарушения человеческих прав далеко не редкий эпизод. Президент фонда Наталья Шадрина собрала инициативную группу людей, которая занималась просвещением среди горожан. Однажды к ним в руки попал документальный фильм «Эпоха страха», о временах нацистской Германии, его сняли после рассекречивания архивных документов Третьего рейха. В нем поднималась тема психиатрии:

— Когда мы стали показывать фильм, люди начали вставать и говорить, что все это происходит здесь, у нас. Нарушаются права. Я, как юрист, заинтересовалась этой темой. Очень много поступало обращений, касающихся нарушения прав человека в области душевного здоровья. Мы увидели, что на эту область никто внимания не обращает – думают психи и психи. Мы решили заняться этим вопросом. В феврале 2014 года мы создали общественный фонд «Қорғау HR», – вспоминает исполнительный директор фонда Алия Абдинова.

Стали собирать информацию по нарушению прав человека в области душевного здоровья. За короткий промежуток времени удалось накопить достаточно информации.

Затем начался новый этап в жизни фонда – волонтеры стали раздавать листовки рядом с психиатрическими учреждениями, сотрудники стали фиксировать случаи нарушений прав человека.

— Мы беремся только за те дела, где права человека действительно были нарушены. Сейчас мы накапливаем материал по обращениям, собираем факты. Если случай наш, то мы приглашаем человека в офис, документируем, в дальнейшем, по просьбе человека мы пишем жалобы в прокуратуру, суды, помогаем с этим. Все это на бесплатной основе.

Как и многие общественные фонды, «Қорғау HR» начинал на чистом энтузиазме людей. В начале денег не хватало, зарплат практически не было. О фонде и его деятельности стали узнавать. Неравнодушные люди, такие же, как и сотрудники фонда, стали оказывать посильную спонсорскую помощь, жертвуя по 5 тысяч, по 2 тысячи, одна предпринимательница взялась оплачивать офис, чтобы люди могли куда-то приходить. Сейчас фонду помогают частные спонсоры.

— Был случай, когда к нам обратилась женщина. На нее просто пожаловались соседи. В марте у нее кот сбежал на улицу, ну, вы понимаете – брачный период. Она не всегда бывает дома, поэтому у двери поставила миску с едой для кота, чтобы он в ее отсутствие кушал. Из-за этой миски, ее забрали в психиатрическую больницу. Телефон забрали, она не смогла никого предупредить о том, что она в психиатрической больнице.

Человека могут забрать по заявлению посторонних лиц. Когда он попадает в психиатрическую больницу, ему не дают звонить, отбирают телефон, подвергают унизительным процедурам – тут же начинают раздевать догола, дают другую одежду. Если человек отказывается, начинают насильно снимать одежду. Для человека, особенно, для женщины – это очень унизительная процедура, – объясняет Алия.

В основном нарушается информированное согласие, зачастую пациент не знает ни диагноза, ни подробностей лечения:

— Когда люди туда попадают, со слов обратившихся к нам граждан, им не говорят, почему их забрали, какой у них диагноз, есть ли вообще диагноз. Тут же дают препараты, не говорят какие, не говорят о побочных эффектах этих препаратов. Многие из тех, кто к нам обращаются, жалуются, что они не знают даже какие препараты им дают, что после их приема очень сильное побочное явление – у них начинают трястись руки, текут слюни, головокружение, заторможенность речи, прибавка в весе. Те, кто туда попадал, жалуются на такие последствия. Согласно кодексу о здоровье народа, пациент имеет право пользоваться телефоном. Там не написано, что пользоваться запрещено кому-либо. Часто нарушается право принимать посетителей. Я сама несколько раз ходила к одному пациенту. Ходили 3 дня, нас 3 дня не пускали. Хотя, по закону они имеют право на посетителей.

Приходил дед, мы ему составляли заявление в прокуратуру, – вспоминает случай Алия, – Он тоже находился там 2 недели. Пошел в психиатрическую больницу на Каблукова разобраться, почему его поставили на учет, потому что в одном заключении ему дают что он не стоит на учете, в другом – что он стоит. В тот же день его забрали и положили в стационар, не дав ему возможности предупредить родственников – выкрутили руки и забрали телефон. И он находился там 2 недели, никто не знал, где он находится, пока медсестра не сжалилась над ним и дала свой сотовый телефон. Он смог позвонить своей сестре, которая вытащила его оттуда. Этот человек вышел оттуда с психиатрическим диагнозом. Или та женщина, которую забрали из-за миски кота. Она тоже оттуда вышла с психиатрическим диагнозом. Теперь эти диагнозы как клеймо на них, понимаете. Они не смогут теперь нигде работать, потому что почти везде требуют справку из психиатрической больницы. Они уже стоят там на учете. Чтобы сняться с учета, нужно обратно ложиться в психиатрическую больницу на месяц и диагноз могут подтвердить, – заключает Алия.

Свежее из этой рубрики