10098
3 января 2023
Ольга Логинова, Алмас Кайсар, Власть, заглавное фото Ольги Логиновой

Годовщина января: отказ от амнистии, новые обвинения и «превышение власти» вместо убийства

Что происходит с пострадавшими от пыток и делами погибших спустя год после январских событий

Годовщина января: отказ от амнистии, новые обвинения и «превышение власти» вместо убийства

Спустя год после январских событий многие дела погибших и переживших пытки, расследование которых тянулось месяцами, были закрыты. В отношении тех, кто первыми заявил о пытках в СИ-18 в Алматы, заведены новые уголовные дела, и некоторые из активно выступавших весь год теперь помещены под стражу. Семьи осужденных и погибших сталкиваются с преследованием и давлением.

Власть поговорила с адвокатами, правозащитниками, пострадавшими и их семьями о том, что изменилось после Кровавого января, и почему эту страницу в истории страны нельзя перелистнуть.

«Нам добавили еще одну статью, чтобы мы просто молчали»

Пятого января 2022 года Нуртас Каранеев, 41-летний барбер из Алматы, направился на площадь в поддержку протестующих жителей Жанаозена – по его словам, молодые люди, которых он встретил рядом с домом, сообщили ему, что там проходит мирный митинг.

«Когда я пришел, я увидел поднимающихся со стороны Сатпаева людей, – вспоминает он. – Заборы (резиденции президента – В.) были пробиты КамАЗом, и уже люди получили ранения. Я одному человеку оказал первую медицинскую помощь – я бывший военный, и нас обучали, что делать в таких ситуациях. Этого человека отправили на машине в медицинское учреждение. Когда я увидел кровь, я убедился, что это не мирный митинг, здесь стреляют в людей».

Когда Каранеев стал уходить, в сквере напротив резиденции он получил пулевое ранение. Затем поступил в больницу, перенес операцию, а через три дня его, как и других, раненым забрали в СИ-18, о пытках и избиениях в котором позднее рассказывали многие задержанные в январе.

«Меня допрашивали, и я говорил, что я бывший военный, и, возможно, поэтому меня особо не трогали, – вспоминает он. – Но в тот день восьмого января я свое конкретно получил, и девятого числа я получил. Но не настолько, как Акылжан Кисымбаев, Саят Адилбекулы и Косай Маханбаев – надо мной не издевались так, как над ними. Я видел, как людей избивают. Но меня это не сломало, и я был в состоянии потом об этом говорить объективно и конкретно».

Вместе с Косаем Маханбаевым, Акылжаном Кисымбаевым и другими пострадавшими, чьи истории Власть рассказывала в материале «Пережить январь», Каранеев несколько месяцев пытался добиться расследования дел по пыткам, а сам также подал заявление о покушении на свою жизнь. Тем не менее, по этим делам так и не были найдены подозреваемые.

Нуртас Каранеев, фото Владислава Сона

«По пыткам Косая Маханбаева, Акылжана Кисымбаева дела закрыты, – говорит Каранеев. – Никто к ответственности не привлечен. Просто прекратили дела из-за того, что по факту избиений, насилия, никаких видеозаписей нет. Свидетельские показания они в учет не берут. Мы сидели пять-шесть человек в одной камере, и теперь даем свидетельские показания о том, что над данными задержанными издевались, их избивали, и наши показания не учитываются».

Самого Каранеева, как и Кисымбаева и Маханбаева, обвинили в участии в массовых беспорядках (часть 2 статьи 272 Уголовного кодекса) – эта статья попадает под объявленную главной государства амнистию, однако дела Каранеева и Маханбаева до сих пор не прекращены, а им самим недавно вменили еще одно обвинение.

«По амнистии уже должны были наше дело прекратить, – уверен Каранеев. – Но, к сожалению, по каким-то причинам нам добавили статью 269 часть 3 (нападение на здания и сооружения; часть 3 этой статьи не попадает под амнистию – В.)»

«Просто люди, которые находятся во власти, видят, что мы не будем молчать. Даже если нас посадят. Я лично не буду молчать, пускай меня избивают», – говорит Каранеев.

Первого июня 2022 года Косая Маханбаева, неоднократно призывавшего родных погибших и пострадавших добиваться справедливого расследования, арестовали на 15 суток, обвинив в организации незаконного митинга у городской прокуратуры. Затем его поместили под арест по основному уголовному делу об участии в массовых беспорядках.

Нуртас Каранеев говорит, что с тех пор пережившие пытки и родственники погибших больше не выступают активно и не приходят к городской прокуратуре.

«С прокуратурой мы несколько раз встречались, они нас просили, чтобы первого июня мы не приходили, – говорит он. – Мы уже несколько раз на тот момент говорили: это не митинг, мы всего лишь придем, как до этого мы приходили к прокуратуре, но с большим количеством людей. Будем требовать в здании прокуратуры должного внимания по отношению к нам и к тем, у кого родственники погибли. Но эти люди восприняли это как несанкционированный митинг. Нам было сказано, что будут приняты конкретные меры, и вот эти меры они и выполнили – Косая закрыли».

Косай Маханбаев, фото Алмаса Кайсара

В ноябре Косая Маханбаева перевели под домашний арест. Вскоре после этого у него умерла мать.

Адвокатка Жалгас Сапарханова же сообщила, что сам Маханбаев отрицает новые обвинения по статье 269 части 3, так же как и обвинение в участии в массовых беспорядках.

«Его обвиняют в том, что он участвовал в нападении на резиденцию президента. Такого не было. Он был около музея. Было подано несколько жалоб по уголовному делу. Сейчас он под домашним арестом. Знакомство с делом только должно начаться, потому что у него проблемы со здоровьем. Мы попросили отсрочку. До 29 декабря он принимает лечение в дневном стационаре. Скоро ожидается знакомство с 600 томами по его делу», — сообщила она.

Дело раненого и пережившего пытки Акылжана Кисымбаева, заведенное по статье об участии в массовых беспорядках, было прекращено. Однако в ноябре его вновь взяли под стражу, обвинив вместе с несколькими другими задержанными в организации «беспорядков с целью захвата власти» в день президентских выборов.

«Когда у Акылжана закончилась эпопея с январскими событиями, он попытался здесь устроиться на работу, но у него не получилось, поэтому он уехал к своим родственникам в Жамбылскую область. Его там задержали и привезли сюда», – говорит его адвокат Галым Нурпеисов. В Комитете национальной безопасности тогда сообщили, что «задержали преступную группу» и нашли схрон оружия, при помощи которого якобы планировалось нападать на правоохранительные и государственные органы.

Акылжан Кисымбаев (справа) и Нуртас Каранеев, фото Алмаса Кайсара

Нурпеисов говорит, что его подзащитный несколько раз приходил в гости к другим пострадавшим в ходе январских событий, с которыми познакомился еще в СИ-18.

«Он раз пять приходил, а там была слежка, записывали их разговоры. То, что якобы при обыске у них нашли оружие – для меня большая загадка, потому что я не могу связать наличие оружия, которое они нашли, непосредственно с моими подзащитными. У меня большие сомнения, – говорит адвокат. – И имея определенный опыт в данных делах, когда Комитет национальной безопасности ловил и захватывал якобы террористические группы на религиозной основе, я вижу, что по этой же схеме здесь все отработано».

По словам Нурпеисова, у находящегося под стражей Кисымбаева тоже проблемы со здоровьем.

«У него до сих пор не зажила нога, ему требуется хирургическое вмешательство, так как пулевое ранение в ногу повредило и вену, и нерв, – говорит адвокат. – Мы подавали ходатайство, чтобы ему оказывали медицинскую помощь, чтобы он прошел полное обследование, чтобы его осмотрел нейрохирург. Он мне сказал, что его возили в больницу, и его обследовал просто хирург. Посмотрел раненую ногу, постукал под коленкой, посмотрел глаза, сказал: жив-здоров, все нормально. Это неправильно, у него чувствительность на пальцах ноги уже не работает, если просто так оставить, этот нерв может отмереть, и он может потерять ногу – вот в чем проблема».

Адвокат утверждает, что с момента задержания никаких прямых доказательств в отношении Кисысмбаева предъявлено не было. «Кроме разговоров, которые они записали – и с ними нас еще не ознакомили, – говорит Нурпеисов. – Мне кажется, с этими разговорами хотят показать, что они такие радикальные взгляды вынашивали. И где-то там нашли оружие, которое теперь будут привязывать к ним. Я считаю, что это была чистая провокация, срежиссированная, чтобы показать, что у нас борются с экстремизмом.

«Мое мнение – это не с экстремизмом борются, это определенные лица, находящиеся у власти, борются со своим же народом».

Нурпеисов также отмечает, что у него было три уголовных дела по пыткам во время январских событий, и все они были закрыты.

Адвокатка Жалгас Сапарханова тоже рассказывает, что из 14 ее уголовных дел по пыткам в ходе январских событий 12 были закрыты. Лишь два дела в скором временем могут дойти до суда: дело Азамата Батырбаева, ставшее одним из самых резонансных, и Ильяса Дукенбаева в Талдыкоргане.

«Закрылись дела по пыткам Женисхана Ожета и Бакыта Онтая, которые подверглись пыткам в Есикском районном департаменте полиции. Они также были первыми осужденными по 291 статье на 5 лет (Хищение оружия – В.). В Алматы по пыткам суд начался только у Тимура Радченко. В большинстве дела закрыты. К тому же, к нынешнему моменту я получила постановление о закрытии дела только двоих людей. Остальные до сих пор не могу получить, не могу ознакомиться с материалами. Пишем запросы в архив, но там говорят, что они переезжают и прочее. Отговорки. Из-за того, что я не могу получить их материалы, я не могу попросить снова возбудить их дела по пыткам», – рассказывает она.

Жалгас Сапарханова, фото Алмаса Кайсара

При закрытии дел по пыткам, говорит Сапарханова, ссылаются на отсутствие доказательств. Однако ее подзащитные указывают на сотрудников полиции, которые их пытали, опознают их во время очной ставки.

«И все равно им мало доказательств. Они требуют видеозаписи. Сотрудники полиции, когда их пытали, заскотчевали все камеры наблюдения в комнатах. Нету таких видеозаписей. Следователи из Антикора и прокуратуры нам говоря: “Почему у вас нет видео?”. Мы отвечаем: “Какое еще видео? Их там толпой избивают, откуда им достать телефон и снимать? Они же не будут просить их остановиться, чтобы отснять”. В общем много такого. А сотрудники на очных ставках говорят, что никого не пытали и никого не знают», – добавляет адвокатка.

Она также занимается уголовными делами обвиняемых по статьям 188 (кража), 291 (хищение оружия), 287 (незаконное приобретение, передача, сбыт, хранение перевозка или ношение оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ) и 272 (массовые беспорядки). Из них уже завершились дела девяти человек по разным статьям. В Талдыкоргане двое вышли на свободу, подписав процессуальное соглашение. Есть и те, у которых был сокращен уголовный срок в связи с амнистией.

«Те же самые Женисхан Ожет и Бакыт Онтай, им, согласно амнистии, сократили срок, с учетом того, сколько они уже просидели. Им осталось пару месяцев. Но мы сейчас просим изменения наказания на условное. Другие получили условно по 1-2 года наказания. По 188 статье, к примеру. Еще будет рассматриваться дело пятерых людей по массовым беспорядкам», – говорит она.

Женисхан Ожет и Бакыт Онтай, фото Алмаса Кайсара

Сапарханова рассказывает, что среди ее подзащитных немногие соглашаются на амнистию – лишь те, которые уже были осуждены.

«Амнистия – это на самом деле пустые слова. К примеру, 23 декабря в Алматы началось дело 25 человек по массовым беспорядкам, 1 из них погибший. Прокуратуре пришло несколько просьб применить к обвиняемым амнистию. Но прокурор всем отказывает. Да и многие отказываются от нее, потому что требуют оправдания. Так, не признают амнистию активисты Косай Маханбаев, Калас Нурпеисов и Бекетов Бердах», – рассказывает Сапарханова.

Один из 25 обвиняемых на суде в Алматы – Галымбек Бесаев, является подзащитным Сапархановой. Он также отказался от амнистии.

«В самом начале он был подозреваемым по 272 части 2 – участие в массовых беспорядках. Мы доказывали, что он к ним непричастен и требовали закрыть это дело. Потом дело переквалифицировали в 272 часть 3 – призывы к массовым беспорядкам. Была проведена государственная экспертиза филологом, который сообщил, что у Бесаева Галымбека были призывы к массовым беспорядкам. Но ничего такого не было. Мы подали жалобу на экспертизу. Эксперт пришел к следователю и сказал, что не может сказать точно, был ли призыв или нет. Мы обратились к независимому филологу, который дал свое заключение. На суде 23 числа, во время предварительных слушаний, мы попросили зарегистрировать его заключения и закрыть дело, согласно 35 статье Уголовного кодекса», – говорит она.

Бесаев также является жертвой пыток. Его на протяжении четырех дней пытали в Жамбылском районном департаменте полиции, в Узынагаше. Потом его этапировали в изолятор временного содержания Алматы. Там, по словам Сапархановой, его не захотели регистрировать, потому что на его теле были следы многочисленных побоев.

«Ему назначили государственного адвоката, а он не подал заявлений об избиениях Бесаева. В итоге его не приняли в ИВС. Вместо этого его отнесли в один кабинет и привязали к батарее, как собаку. Около шести сотрудников там напиваются, один из них подходит к нему и угрожает убить. Бесаев просил воды и хотел в туалет. Тот разозлился и вытащил пистолет. Он тогда подумал, что полицейский его убьет. Но тогда другой сотрудник по имени Медет закрыл телом Бесаева и спас его. Все дальнейшее время он надеялся, что этот сотрудник не уйдет, потому что он ему давал воды и отводил в туалет», – говорит адвокатка.

Бесаев очень внимательно слушал их разговоры, запомнил их лица и имена, говорит Сапарханова. Он их опознал на фотокарточках и все в подробностях рассказал, но дело было закрыто.

Защитница говорит, что раньше считала, что дела так долго расследуются из-за большого количества фигурантов. Но теперь, поработав с более чем четырьмя следственными группами, убеждается, что дела расследуется «однобоко».

«Все экспертизы, все однобоко, они очень много там придумывают. Столько простых людей стали преступниками. Косай Маханбаев - врач, Калас Нурпеисов - преподаватель истории. 5 января в Алматы вечером он встретил группу людей, направляющихся в аэропорт и пошел с ними, потому что как историку, ему был очень интересен сам исторический момент. Теперь ему вменяют статью 269 часть 3 (нападение на здание, совершенное преступной группой, либо повлекшее смерть человека) и 272 часть 1 (организация массовых беспорядков). Так же с активисткой Айгерим Тлеужан, [подозреваемой в захвате аэропорта]. Мне так тяжело от этого. Что они даже не смотрят на их прошлое. У них нет истории не то что уголовных правонарушений, но и административных», – делится Сапарханова.

Она считает, что доказательства против ее подзащитных «сфабрикованы». По ее мнению, запугиванием и различными предложениями, в отсутствие других доказательств, они заставляли других людей свидетельствовать против них.

«Такая ситуация была с Каласом Нурпеисовым. Следователи ему показывали, как будто Тлеужан дает показания против него. Убеждали, чтобы он также дал показания против Тлеужан. Есть еще один случай. У меня есть 21-летний подзащитный Турсынбай Алпысбаев – ему на моих глазах, следователь в СИ-18 предлагал свидетельствовать против Жанболата Мамая, и тогда его дело бы закрыли за сотрудничество. Есть еще один парень, который рассказывал, что когда сидел в камере с Нурпеисовым, двум парням предлагали назвать Нурпеисова лидером. За это их бы отпустили. Они согласились. Это примеры того, как строятся такие дела. Я думаю, это потому, что людей держат уже на протяжении года под арестом. Если они не докажут их вину, они после могут потребовать компенсации, даже привлечь к ответственности их. Потому они пытаются всеми способами их закрыть», – считает Сапарханова.

Она также рассказывает, что шесть ее подзащитных все еще остаются под стражей в СИ-18 в Алматы.

«Они очень надеялись, что до нового года все закончится. Мне, честное слово, важнее всего было, с самого начала вытащить их всех из СИ-18 под подписку о невыезде или домашний арест. Но то, что они тут до сих пор сидят, меня это сильно задевает. На них навешивают кучу статей. Последние две недели совсем беспорядок начался. Бердахов Бекет, мой подзащитный, его 12 декабря снова арестовали. Я ходила в генеральную прокуратуру на прием. Тогда я сказала: “Вы видите ситуацию в мире. Войны и восстания. Если нашему государству будет грозить опасность, посмотрите, сколько людей, которые во время январских событий вышли за свою родину, сидят в тюрьмах. Вы их сделали преступниками. Это большая ошибка. Именно они будут защищать нашу родину”».

Она очень надеется на то, что невиновные будут оправданы. «Надеялись на амнистию, но и с ней вышел бардак. Ждала, что на независимость, может, что-нибудь будет. Жду теперь на годовщину января. Я очень надеюсь. Январские события были очень тяжелыми для всего народа. Сколько людей погибло. Ну выпустите вы невиновных, тех, кого пытали, кто пострадал, но выжил. Я с ними ведь вижусь. Я вижу, что в их глазах уже настоящая ненависть и злость. Власти словно сами разжигают в них это, заставляют их стать этими преступниками», – говорит Сапарханова.

Пострадавшие от пыток и родные осужденных после встречи в Алматы, фото Алмаса Кайсара

«Ни одна жертва не увидела справедливости»

О закрытии дел по пыткам также говорит Роза Акылбекова, координатор коалиции НПО Казахстана против пыток.

«Более 190 жертв пыток и жестокого обращения обратились к нам по январским событиям из 14 городов. Из них в 11 городах дела были прекращены - чуть больше 80 дел», – говорит правозащитница. Она отмечает, что 33 дела, ранее прекращенные в Талдыкоргане, агентство по противодействию коррупции возобновило.

«Потому что было очень много жалоб со стороны адвокатов жертв, которые говорили о том, что людей пытали, и они их опознали. И очень важно, чтобы эти дела дошли до суда, потому что эти люди должны получить компенсацию, – говорит эксперт. – К сожалению, до сих пор ни одна жертва не увидела справедливости».

Некоторым пострадавшим, по словам Акылбековой, стали поступать компенсационные выплаты, так как они признаны потерпевшими. Однако их размер сложно назвать достойным: «По закону о компенсации там всего от 90 до 120 тысяч – это не та компенсация, особенно если тебя прижигали утюгом, ломали нос и вырвали зубы».

Правозащитница отмечает, что пока по пыткам до суда дошло только одно дело в Талдыкоргане. В то же время многие пострадавшие стали жертвами «превышения должностных полномочий», однако по этой статье пока ни одно дело не дошло до суда.

Акылбекова считает, что очень важно, чтобы люди, которые пережили пытки, увидели справедливость, так как безнаказанность может привести к новым преступлениям. Одну из историй она отмечает особенно.

«К нам обращался один человек, жертва пыток. Он многодетный папа, его дети пошли в сентябре в школу. Район маленький. И один из полицейских, который принимал участие в его избиении, будет инспектором в школе, куда ходят его родные дети, – говорит она. – Так как он не принял амнистию, он считается осужденным, у него ограничение свободы. Это на него налагает определенные обязательства, и он должен приходить и отмечаться у второго человека, который его пытал. Если люди, которых опознали жертвы, продолжают работать, то это о чем говорит?».

Правозащитница констатирует, что в таких обстоятельствах люди, пережившие пытки, могут устать и отказаться от своих заявлений, однако государство не имеет права прекращать заведенное дело. «Прокуратура должна заставить агентство по противодействию коррупции расследовать эти дела, и сейчас они должны быть подняты», – говорит Акылбекова.

Родные погибших в январских событиях у прокуратуры Алматы, фото Алмаса Кайсара

«Все дела об убийствах были переквалифицированы на превышение власти»

Общая тенденция по расследованию дел погибших во время январских событий, говорит правозащитница Бахытжан Торегожина, это всего 2 приговора по 238 убитым.

«Один – в Талдыкоргане, где военнослужащего [Марка Злуняева] осудили на 6 лет лишения свободы [за убийство 24-летнего Ерназара Кырыкбаева]. Второй – в Кызылорде, где по гибели военнослужащего Мадияра Кайсарова осужден предприниматель Казыбек Кудайбергенов. По остальным уголовным делам до стадии суда дошло небольшое количество. Фактически по фактам убийства в Алматы среди 139 погибших более 15 дел засекречены, многие дела приостановлены. Единственное, что переведено в суд – уголовное дело по факту гибели от пыток Жасулана Анафияева», — констатирует она.

Торегожина добавляет, что спустя год после событий можно говорить, что государство намеренно затягивает рассмотрение уголовных дел и передачу их в суды. «Либо они хотят на такой стадии прекратить расследование всей январской трагедии», – считает она.

Правозащитница также сообщает, что ситуация отличается по регионам. К данному моменту прекращены уголовные дела по факту смертей в Кызылорде, Шымкенте и Таразе. В Таразе же идет судебное разбирательство по факту участия погибших в массовых беспорядках и актах терроризма.

«Уже осужден Андрей Опушиев (на момент гибели ему было 17 лет – В.). Его дело прекращено по 35 статье УПК части 11 – это без права на реабилитацию. В отношении участия пятерых погибших в Таразе идет судебное разбирательство. Также прекращено уголовное дело по факту участия Айтбая Алиева в Кызылорде, тоже по статье 35 УПК. Все основные дела по факту смерти, которые были возбуждены по статье 99 (убийство), были переквалифицированы в 451 (превышение власти) и 362 (превышение власти или должностных полномочий) и прекращены», – сообщает она.

Правозащитница напоминает, что во время январских событий люди также погибли в Актобе, Семее, Усть-Каменогорске, Талдыкоргане и Алматы. При этом прогресс есть лишь в Талдыкоргане, где по одному делу был вынесен приговор, дело в отношении семьи погибших Сейткуловых было передано в суд, и также ожидается передача дела по факту смерти от пыток Алмаса Мукашева. В отношении еще двоих убитых дела были приостановлены в связи с тем, что не было найдено оружия, из которого были произведены выстрелы.

«Самая печальная ситуация в Алматы. Фактически ни одно дело по факту смерти человека не передано в суд, кроме дела Анафияева. А в Алматы погибло больше всего людей, по официальной версии - 139. По данным правозащитников, еще больше», — констатирует она.

Траурный митинг в память погибших во время январских событий в Алматы, 13 февраля

Есть тенденция, по которой дела закрываются при подписании процессуального соглашения, утверждает она. Однако это по большей части касается дел по факту участия – тех, кто был ранен, находится под следствием или арестован.

«На них распространяется амнистия, поэтому у них все заканчивается весьма благополучно. Однако есть дела, которые попадают под амнистию, но уголовные дела не прекращают, потому что есть рецидив. То есть, если человек был привлечен, а это касается активистов, которые проходили по 405 статье (участие в запрещенной организации) и находился под условно-досрочным освобождением или под заменой на более мягкое наказание, то под амнистию они не попадают. И получают реальный срок. Так, к примеру, Жанмурат Аштаев в Шымкенте – его предыдущий срок по 405 за членство в “Көше партиясы” был не закончен», – добавляет Торегожина.

Она также рассказывает, что на родственников погибших оказывается давление для того, чтобы они подписывали документы о прекращении уголовного дела. Их запугивают тем, что их родственники могут быть признаны террористами, если дело дойдет до суда.

«Родственники страдают, они сейчас как враги народа. При этом их не информируют о том, кто убил, из какого оружия убили. Еще есть фактор времени. За год люди уже устали, трагедия была сильнейшая, очень сложно без конца переживать стресс и депрессию. Людям надо жить и растить детей. У многих семей остались по двое-трое детей без единственного кормильца. Это работает на руку властям. И они заинтересованы в затягивании расследования, именно учитывая фактор усталости, чтобы люди сами соглашались на прекращение уголовных дел», – заключает Торегожина.

Помимо родственников погибших, с давлением и трудностями в течение года после январских событий сталкивались и родные осужденных.

Баян Шырынбекова, супруга Алибека Иманбекова, приговоренного к шести годам лишения свободы по делу о хищении оружия, добивалась его освобождения со дня его ареста. В суде она выступала в качестве его защитника и вместе с адвокатом заявляла о нарушениях в деле и нестыковках в обвинении. Сам Иманбеков на суде заявлял, что его вынудили дать признательные показания под пытками.

«Муж говорил следователю: у тебя семья есть? Родители есть? Совесть есть? Почему ты так делаешь? Он смотрит ему прямо в глаза, говорит, я могу даже хуже сделать. Все в моих руках. Я могу все, что хочу сделать, со мной ничего не будет», – вспоминает Шырынбекова. Она подавала жалобы, однако недавно узнала, что дело по пыткам ее мужа было прекращено. За время борьбы за освобождение своего супруга Баян Шырынбекова сама столкнулась с разного рода преследованием.

Баян Шырынбекова, фото Акботы Узбекбай

В апреле вместе с родными других осужденных и погибших она выходила на акцию протеста с требованием снять с них обвинения.

«Тогда меня оштрафовали, – говорит Шырынбекова. – Мы просто выходили за свободу. Тогда о политике я не думала, не знала, что такое митинг. Там была Акмарал Байсеитова, мама Бакыта Онтая, одного из первых, кого приговорили к лишению свободы. Смотрю: ее задерживают. А ее муж сразу после приговора впал в кому и на тринадцатый день умер. Сын у нее единственный. Я говорю, куда вы ее везете, вы знаете ее состояние? Я за нее заступалась, и меня тоже задержали».

После того, как Иманбекова осудили, Шырынбекову с двумя детьми попросили съехать со съемной квартиры. Те же просьбы стали поступать и от хозяев склада, который она арендовала на ближайшем к дому базаре, неподалеку от которого занималась торговлей. «Такое происходило трижды. Где бы я ни арендовала, через три-четыре дня приходят, говорят, освободите. Без причин», – говорит Шырынбекова. Она торгует всего по несколько часов в день из-за состояния здоровья. У Шырынбековой эпилепсия, судороги случаются по несколько раз в месяц, и с таким диагнозом женщину больше никуда не берут на работу.

В один из дней, когда Шырынбекова занималась торговлей, на ее телефон стали поступать звонки якобы от службы доставки одной из кондитерских. По телефону у женщины уточняли, где она находится, чтобы привести заказ, хотя она его не оставляла. Она попросила курьеров подъехать, чтобы разобраться в ситуации. Вскоре к ней подошел сотрудник правоохранительных органов и, пояснив, что ее подозревают в организации митинга в столице, забрал ее в управление полиции. Он показал Шырынбековой оформленный на нее авиабилет в Астану – кто его купил, ей неизвестно. После нескольких часов в управлении полиции ее отпустили, убедившись, что она никуда не поедет, но предупредили, что ее планировалось удерживать до самого времени вылета. В другой день во время поездки к супругу в СИЗО на Шырынбекову напал и избил водитель такси. После этого неизвестный пытался пробраться в ее квартиру и испачкал снаружи всю ее входную дверь.

В середине ноября стало известно, что Иманбеков попадает под объявленную главой государства амнистию. Сейчас Шырынбекова добивается замены его оставшегося срока на штраф. Она говорит, что январские события повлияли на всю семью, и после освобождения супруга они планируют уезжать из страны.

«Сейчас у меня под тональным кремом не видно синяков. Но у меня частые судороги, и целых зубов почти не осталось. Дочка три месяца работала, так как знает мое состояние. Она мне говорила летом: мама, оказывается, государство никому ничем не помогает, каждый озабочен своими проблемами», – говорит Шырынбекова.

***

В марте генпрокуратура сообщала, что по республике заведено 243 уголовных дела по фактам пыток и превышения власти. В декабре в ответе на запрос Власти ведомство сообщило, что прекращено 235 досудебных расследований по фактам пыток и превышения должностных полномочий, из них 231 за отсутствием состава, и 4 – за отсутствием события преступления.

Из шести фактов гибели задержанных от пыток, по трем фактам досудебное расследование было завершено, из них одно дело направлено в суд с обвинительным актом, а два других находятся на ознакомлении сторон. «По одному факту сроки досудебного расследования прерваны, по двум фактам досудебные расследования в производстве», – также сообщила генпрокуратура.

Согласно ответу ведомства, «из 238 погибших лиц, досудебные расследования прекращены по фактам смерти 186 лиц». Только троим из погибших были вынесены обвинительные приговоры с освобождением от уголовной ответственности в связи со смертью.