«Программа – я это специально подчеркиваю – рассчитана на неравнодушного зрителя», - говорит нам с экрана Олег Борецкий, представляя очередной выпуск «Посмотрим. Обсудим». «Программа, которая, напоминаю, рассчитана на широкого, но и на глубокого зрителя», - слышим мы спустя несколько часов от Александра Гордона, открывающего «Закрытый показ» на Первом канале. Разница между двумя репликами хоть и очевидна, но, отнюдь, не принципиальна.

В минувшее воскресенье, к слову, схожих черт между двумя программами было несколько больше, чем обычно. Например, выбор фильмов для обсуждения в обоих случаях пал на кино для молодежи. Борецкий предложил гостям студии высказаться в отношении фильма Дарежана Омирбаева «Студент», Гордону даже и не нужно было прикладывать каких-либо сверхусилий для того, чтобы развернуть дискуссию вокруг картины Амета Магомедова «Запах вереска».

Если не полениться и подсчитать, сколько времени в течение программы говорил Борецкий, а сколько времени – Гордон, то динамика дискуссий предстает перед нами во всем своем великолепии. В «Поговорим. Обсудим» высказывания ведущего заняли в общей сложности 34% времени программы – и это если учесть, что само обсуждение длилось чуть больше получаса, а в студии кроме него присутствовали три члена съемочной группы и шесть приглашенных экспертов.

Гордон в абсолютном выражении говорил примерно столько же – около 14 минут, однако эти драгоценные минуты составили всего 22% от общего эфирного времени программы. Стоит также отметить, что нередко ему приходилось говорить одновременно с другими спикерами, а порой даже перебивать их, дабы быть услышанным или придать дискуссии сколько-нибудь упорядоченный вид.

Борецкий, не в обиду ему будет сказано, предпочитал не перебивать и так не шибко разговорчивых спикеров, которые, однако же, пару раз даже успели поспорить относительно высоких материй обсуждаемого фильма. Последние с легкостью обнаруживались в картине, так как «Студент» оказался попыткой снять фильм по мотивам (Борецкий подчеркнул именно это словосочетание около трех раз в течение программы) романа Федора Достоевского «Преступление и наказание».

Где-то в середине программы спор между сторонами «за» и «против» возник вокруг способности обывателя постичь суть сказанного режиссером слова – так, как правило, называют снятые кинокартины в программах о кино. Режиссер Асия Байгожина без тени смущения отождествила представленный на суд зрителя фильм с «дыней». Она привела цитату советского писателя Виктора Шкловского, которого по забывчивости назвала Юрием Тыняновым, о том, как «бесполезно описывать аромат дыни человеку, который всю жизнь жевал сапожные шнурки».

Уязвленные этим сравнением, но не показавшие вида, сидящие напротив оппоненты фильма поспешили поделиться своим мнением о фильме. Один из спикеров, оказавшийся откровенным поклонником творчества Достоевского, к примеру, заявил, что в «Студенте» отчаянно не достает «отражательной силы». «Какое должно быть отражение?!», - раздосадовано воскликнула Байгожина. В ответ режиссер получила порцию похожего недоумения: «Тогда в чем смысл вот этого математического расчленения, о котором вы сейчас говорите, как о приеме искусства?».

Состоявшийся диалог, вероятно, мало кому из присутствующих показался понятным, поэтому сразу же после него слово взял молчавший до этого момента художник-постановщик фильма Александр Ророкин. «Вот в этом и есть смысл, - начал было отвечать на риторический вопрос он, и тут же озвучил уж совсем неожиданную версию, - как раз тотальное непонимание друг друга!». «Отсутствие коммуникабельности!», - горячо поддержал его Борецкий.

Кое-как восстановив коммуникативные связи между присутствующими в студии экспертами, Борецкий чуть было не упустил их снова уже в завершении программы, когда речь зашла о вечном – оправданности экранизации классических литературных произведений. Байгожина, вероятно, неожиданно даже для самой себя заявила, что это «хороший маркетинговый ход». Позже то же самое, перебивая режиссера, кто-то из гостей назовет «эксплуатацией», а ведущий с этим даже согласится.

Дальше главного героя фильма (исполнявший его актер в это время недвижимо и молча наблюдал за дискуссией) назовут «депрессивным бездельником», а позже, пытаясь оправдать – «одиноким неприкаянным человеком». Присутствовавшие на записи программы члены съемочной группы, кстати, ни слова не проронили практически до самого окончания программы – более того, ни один мускул на их лицах ни разу не дрогнул по ходу дискуссии. Казалось, происходящее их беспокоит еще меньше, чем присутствующих в студии экспертов.

В «Закрытом показе» схема вообще-то такая же: слово представителям съемочной группы дают в самом завершении программы. И еще режиссер фильма, пользуясь предоставленным ему правом, может напутствовать зрителей перед просмотром. Ничего подобного в казахстанской версии программы не случилось. Дарежан Омирбаев в конце передачи лишь отметил, что в его фильме намеренно не было места для актерской игры. До него, впрочем, присутствующие не раз озвучивали это замечание.

К сожалению, нужно констатировать, что если бы посмотреть и обсудить казахстанский фильм аудитории предлагали уже за полночь (как это происходит с российскими фильмами на российском телевидении), зрителей у экрана телевизора набиралось бы столько же, сколько экспертов собиралось бы в студии. Отложить воскресный отход ко сну ради отечественного фильма, который, будучи представленным на шести мировых кинофестивалях, не удостоился ни одного действительно значимого приза, решился бы только страдающий бессонницей самый преданный любитель казахстанского кинематографа. Но это уже совсем другая тема…