Саид Атабеков — современный художник. Он воспитывает четверых детей, живет и работает в пятиэтажных хитросплетениях микрорайоновской окраины Шымкента. Атабеков — участник легендарной арт-группы «Кызыл трактор». Если бы в традиции авангарда и трансавангарда было уместно слово «классик», то Саида Атабекова можно было бы назвать живым классиком южно-казахского трансавангарда.

Саид Атабеков необщительный, немногословный интроверт, который редко дает интервью. Еще реже выходит в свет, но при этом очень много ездит по миру. В современном искусстве Казахстана и Центральной Азии фигур, сравнимых с Атабековым можно пересчитать по пальцам одной трехпалой руки: его работы хорошо знают все приличные и неприличные кураторы, арт-критики и художники от Венеции до Манхэттена. В родных степях Саида Атабекова знает лишь немногочисленное сообщество, которое кто-то иронично, а кто-то патетично именует «богемой». Также поверхностное представление о его творчестве имеют полторы дюжины эстетствующих хипстеров, которые днем на «Недельке» читают Орхана Памука и художественный журнал Aluan, а вечера и ночи прожигают на «Чукотке» и в «Ракете».

Последние 25 лет Саид Атабеков и его соратники из арт-группы «Кызыл трактор» через свои яростные тенгрианские перфомансы и панковские камлания, медитативные пост-номадические инсталляции и скульптуры, пытались не только отобразить вибрации своих внутренних струн и барабанов, но и сформировать новую эстетику и новый язык современного искусства Центральной Азии.

На своем четвертьвековом пути чимкентских трансавангардистов с символикой красного трактора ждали разные этапы. Они пережили кризисы и озарения, двигаясь по ломаной линии взлетов, падений и снова взлетов. «Кызыл трактор» преодолел годы молчания в родных степях и восторженные слова в западных арт-изданиях, музеях и галереях. «Кызыл трактор» пережил смерть в забвении и посмертную славу одного из своих лидеров — бесстрашного и жизнелюбивого художника Молдакула Нарымбетова. Они выезжали из Шымкента в арт-пространства Истанбула, Москвы, Перми, Венеции и Нью-Йорка, но Шымкент не покидал ни их, ни их работы — ни на секунду.

Впервые я увидел работы Атабекова около 12-15 лет назад. В своих трудах он вольно или невольно открывает потаенные смыслы в циничной прозе постмодерна, он одновременно исследует и воспевает нео-номадизм и поэзию утраченного рая тенгрианства, он де-кодирует символы Дивного нового мира и беспощадную эстетику степного кокпара. Он проектирует выходные костюмы Чингисхана и чапаны для американской морской пехоты. В своих инсталляциях, скульптурах, видео-арте и фото-проектах он оставляет огромные плодоносящие пространства идей, парадоксов и интерпретаций — не столько для посетителей арт-галерей и искусствоведов, но для литераторов, философов и других сложных пытливых натур.

Мы встречаемся с ним на излете бесснежной и не холодной зимы 2016-го. Шымкент, щедрое солнце, смиксованный аромат плова, шашлыка и адыраспана. Мы ждем героя нашего времени где-то между остановкой и потрепанным алюкобондовым моллом. Над нами парит огромное количество пернатых, в связи с глобальным потеплением преждевременно вернувшихся из дальних стран. Ровно в полдень Саид Атабеков выныривает из людского моря граждан казахского Техаса. Атабеков в черной куртке милитари, руки в карманах, шаг широкий. Фотограф Жанара Каримова переводит свой Canon в режим On. Я включаю диктофон. Он будет включен на протяжении двух дней и двух вечеров, которые мы провели с Атабековым. Диктофон запишет его голос, негромкий и четкий, как у школьного учителя. Я фиксировал голос Атабекова, когда мы находились в доме мастера, на его кухне, в его студии, во время прогулок по дворам, полям и переулкам нового Шымкента, во время поездок на стихийных такси, украшенных перьями филина, во время долгого сигаретного стояния на балконе, за которым открывается вид на огромную степь с вкраплениями мечети, кладбища, садов, мешаниной городских и деревенских домов. И где-то далеко за всем этим южным пейзажем - Атабеков уже когда-то давно разглядел не только прошлое и не только XXI век, но и, пожалуй, само будущее.

Отдельные фразы Саида Атабекова, привезенные из той пары южных суток.

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Саид Атабеков:

Я говорю мало. Иногда могу неделю ни с кем не общаться.

Вы фотографируете на Canon Mark III, а я во всех последних проектах использую старенький Mark II, который мне подарила жена несколько лет назад.

Во время репрессий мой дед сбежал с маленьким сыном, моим отцом, из Тараза в Ташкент. Отец долго не говорил нам, что мы родом из Казахстана. В 1986 году он рассказал, что наши корни в Аулие-Ате. После этого рассказа я захотел вернуться в Казахстан.

Мне нравится копаться в саду, в огороде. Нравится тишина. Без таких вещей мне трудно. В городе я не выживу.

Я служил на Дальнем Востоке. Там непростой климат, тем более для меня — человека с юга. Но ко всему привыкаешь. К концу службы не хотелось прощаться с этими местами.

Днем в художественном училище нас учили академическому искусству, а вечером мы изучали совсем другие вещи и методы. После 7 вечера мы собирались в общежитии и для нас проводил лекции Симаков *. Он показывал нам упражнения с квадратом и кругом, давал разные полезные книги, в том числе запрещенные в Советском Союзе.

———————

Симаков * — Виталий Симаков, художник, педагог, куратор, один из участников и основателей арт-группы «Кызыл трактор». В 1970-х годах переехал из Уфы в Шымкент. В 1980-х годах Симаков организовал при Чимкентском художественном училище семинар, где передавал молодым художникам знания по художественному авангарду и модерну.

В 1990-е годы в Чимкенте мы создали группу «Трансавангард», чуть позже «Кызыл трактор». Мы поставили себе задачу сформировать собственный стиль, свою школу современного искусства, свой язык.

Все любят видеть звезд и героев в актерах, певцах и олигархах, а мне хочется, чтобы звезд видели в простых степных парнях, которые занимаются кокпаром. Мне кажется, они и есть подлинные герои. Я думаю, если станет трудно, то именно они будут защищать эту землю.

Несколько лет назад, когда я приехал на кокпар, там на спине одного из всадников я увидел большую красную звезду. Было понятно, что он сам пришил эту огромную звезду на куртку. Мне показалось, что он словно прилетел в нашу степь с какой-то другой, далекой планеты. С этого всадника и его звезды начался мой арт-проект, посвященный кокпару. Теперь этот всадник со звездой на спине стал не только степным волком, но и частью мирового современного искусства, теперь он в буквальном смысле superstar.

Первую групповую выставку «Красный король» мы организовали, по-моему, в 1990 году в Чимкенте. Потом в алматинском кафедральном соборе. Это была выставка «Чимкент Трансавангард». А название «Кызыл трактор» придумал Молдакул ** в областном музее в Шымкенте в начале девяностых.

———————

Молдакул ** - Молдакул Нарымбетов (1948-2012), художник современного искусства, живописец, один из основателей и лидеров арт-группы «Кызыл трактор», один из главных представителей современного и актуального искусства Казахстана 1990-2010-х годов.

В начале 1990-х мы поехали с Молдакулом в горную местность Казыгурт. По местной легенде там когда-то остановился Ноев ковчег. Туда мы отвезли целую машину работ и материалов. Мы построили там несколько инсталляций, хотя тогда мы еще не знали это слово. Местные люди подходили к каждой работе, аккуратно трогали их и читали молитвы.

Город меняет человека. И художника он тоже меняет. Работы Молдакула в Шымкенте и его работы в Алматы — как будто работы разных людей.

Я бы мог сейчас сделать много работ. Но сегодня я стараюсь больше думать, больше размышлять.

Я прихожу в мастерскую каждый день.

Долгое время у меня не было места для хранения работ, поэтому многие работы я растерял.

Когда я езжу в другие города и страны, мне нравится останавливаться не в роскошных отелях, а в домах и квартирах других художников.

Художники всегда помогают друг другу.

Когда мне дали голландскую премию*** - на эти деньги я купил маленький участок. Теперь хочу построить небольшой домик, арт-резиденцию. Я не хочу строить большой дом, не хочу дворец. И я не хочу строить дом для себя. Я хочу, чтобы приезжали другие художники, и они останавливались не в отеле, а здесь, у меня. И могли бы здесь работать. Когда в кармане есть деньги, я покупаю материал и потихоньку строю этот дом. Иногда мне помогает брат.

———————

Премия ** - Prince Claus Awards, премия принца Клауса Нидерландского, ежегодная официальная премия правительства Королевства Нидерландов. Вручается персонам и организациям из разных стран мира, внесших, по мнению экспертного совета, выдающийся вклад в сферы культуры, науки, искусства, образования и социальных проектов, «работы которых имеют прогрессивное влияние на развитие общества». В 2011 году Саиду Атабекову была вручена премия фонда с формулировкой: «Саид Атабеков - сильно восприимчивый художник и ключевая фигура, представляющая современную культуру Центральной Азии. Удостоен премии за поэтизм, глубину и смелость его художественной практики, за преодоление культурных границ и открытие новых горизонтов в сложном транскультурном контексте, за стимулирование и поощрение молодого поколения, а также за значительный вклад в развитие культурного самовыражения Центральной Азии».

Я сам покупаю кирпичи и стройматериалы. Своими руками строю дом. А соседи меня не понимают. Они спрашивают: «А что ты сам все делаешь? Сам строишь?» У нас же модно, чтобы за тебя гастарбайтеры работали. Модно смотреть на них свысока. И я это не понимаю.

Когда я смотрю на всадника с огромной звездой на спине, я слышу южный звук. Хочется, чтобы, когда зрители видели наши работы, неважно в какой бы стране это не происходило, то они слышали бы звук Южного Казахстана.

Юг надо пропускать через себя.

Художники любят приезжать в Шымкент.

Мне нравится не только казахский дух, но и центральноазиатский. Мне нравится современность. Это очень разные слои. Но я люблю совмещать их, накладывать их друг на друга.

Часто сны обманывают человека. Во сне видишь одно, а в жизни происходит все совершенно иначе.

Когда приедете ко мне летом, увидите, какие крутые помидоры и дыни будут в моем огороде.

Я люблю Стамбул, люблю Нью-Йорк и Венецию. Когда гуляешь по Стамбулу, чувствуешь, как прямо под подошвами снизу поднимаются разные слои истории, разные цивилизации. В Нью-Йорке очень классно. Там даже спать сложно, хочется все время гулять по городу и изучать его.

Когда прилетаешь в Москву, то с самых первых минут кажется, что на тебя катится огромное тяжелое колесо. И ты должен что-то быстро делать. Иначе оно тебя переедет, раздавит.

Берлин как завод.

У меня плохой уровень английского. Хотя, стыдно говорить, моя жена — преподаватель английского языка. Она говорит, что у меня ужасный английский, а я ей отвечаю, что у меня американский английский, а у нее британский.

В 1989 году, на втором курсе колледжа нас отвезли на технологическую практику в Польшу. Мы побывали в Варшаве, Белостоке, Люблине. Мы проехали страну, увидели людей, музеи, нацистские концлагеря. В одном из парков, старики-поляки впервые озвучили, что скоро Советскому Союзу конец. Польша была другим миром. Ровные аккуратные поля и дороги. Другой воздух. Не СССР. Когда мы на обратной дороге пересекали советско-польскую границу, у меня было желание остаться. После этой поездки я начал думать совсем иначе о многих важных вещах.

Чтобы работать, художнику не обязательно идти в мастерскую. Иногда нужно посидеть дома и поразмышлять. Это тоже работа.

Мне хотелось бы, чтобы в моем микрорайоне появился настоящий street art. Чтобы художники расписали стены, чтобы появились трафаретные рисунки и концептуальное искусство. И не только в моем микрорайоне, но и во всем Шымкенте.

Раньше было интересно познакомиться и поговорить с Бойсом или с Пикассо. А сейчас хочется просто много работать.

В художественном колледже я вел кружок для молодых фотографов. Рассказывал о современных фотографах, о современном искусстве. Я у них спрашиваю: «После училища чем хотите заниматься?» А они отвечают: «Пойдем в тойхану, свадьбы фотографировать, тои». В сознании огромного количества нашей молодежи, артистов, музыкантов и других людей тойхана — потолок развития.

Свадьбы, праздники — это хорошо, но сейчас ДВЕРЬ открыта и время, Солнце, Небо работают на нас, на Казахстан. Главное не пропустить это время, пока эта дверь не захлопнулась.

В настоящее искусство идут немногие и остаются единицы.

Мой родной дед на фронте получил тяжелое ранение в 1944 и умер через четыре года после 1945-го. Двоюродный дед пропал без вести на фронте. Я стал искать его следы и нашел некоторые документы. Также нашел документы 106-й Казахской кавалерийской дивизии****. Когда я своими руками создавал скульптуру глиняного кавалерийского седла, я думал о них. И еще я думал о том, что когда люди уходят с этого света, они превращаются в глину и прах.

———————

**** 106-я Казахская национальная кавалерийская дивизия - кавалерийское соединение, сформированное в Акмолинске в 1941-1942 гг. Более 60 лет дивизия считалась «пропавшей» и «расформированной». В составе 6-го кавалерийского корпуса, дивизия была отправлена в бои с наступающими немецкими пехотными и танковыми дивизиями, 106-я дивизия приняла последние бои в мае 1942 года, находясь в окружении в Харьковском «котле». Большая часть дивизии погибла, немногие выжившие кавалеристы попали в концлагерь «Дулаг 205». В начале 2010-х годов казахстанско-украинская поисковая группа обнаружила братские могилы в Восточной Украине, в которых были захоронены кавалеристы 106-й дивизии и 6 кавалерийского корпуса.

———————

Мне нравится совмещать современные формы и традиционные. Поэтому появляются мои седла, чапаны, кетмени. Хотя, возможно, это влияние детства, влияние Ташкента и аромата дыни…

Мне нравится «Келин» Турсунова. В этом фильме молчание говорит так много.

В начале 1990-х в «Кызыл тракторе» мы просто говорили: «Давайте сделаем это. Давайте попробуем». И мы просто делали. Не архивировали, не сохраняли работы. От этого времени остались только несколько старых негативов и фотографий. Возможно, это влияние нашей ментальности. Мы часто не ценим того, что делаем, не фиксируем важные вещи в истории.

Если в народе будут помогать друг другу, не будут воровать и молчать, тогда он будет непобедим.

Очень хочу, чтобы в Шымкенте появился свой арт-фестиваль. И чтобы работы появились не только в центре города, но и на окраинах, в микрорайонах, в районах саманных домов, там, где живет простой народ.

Некоторым зрителям, когда они видят в одной композиции кокпаровцев, танки, вертолеты, глину, это кажется диким. А я просто вижу другой новый мир. И мне это кажется интересным.

Кетмень***** — святой инструмент. Им зарабатывают на хлеб, возделывают поля, строят каналы и дороги.

———————

***** Кетмень - земледельческое орудие типа мотыги, распространенное в Центральной Азии, применяется для строительства, окучивания посевов, для рытья арыков и т.д.

Зимой 2015 года в Чон-Кеминской долине Кыргызстана была установлена огромная инсталляция в форме кетменя. Автор инсталляции Саид Атабеков. Работа посвящена труду сельских жителей и установлена «в честь неизменного трудового помощника сельчан. Общий вес арт-кетменя составил три тонны, а высота металлической части памятника — 4 метра, деревянная ручка достигает в длину 22 метров. Установку памятника труду чонкеминцы произвели в самый канун Нового года. У местных жителей памятник сразу стал любимой достопримечательностью» (источник: http://zanoza.kg).

———————

Когда я создавал концепцию инсталляции «Таможенный пункт» я думал о разных вещах и разных историях. О том, как сейчас относятся к выходцам из Центральной Азии. И о восстании 1916 года в Средней Азии, когда простые земледельцы защищались одними кетменями. И о тех выходцах из Казахстана и Центральной Азии, которые отправились защищать Москву в 1941 году.

Я хотел бы, чтобы под Москвой когда-нибудь установили памятник тысячам выходцам из Казахстана и Центральной Азии, погибшим в 1941 году. Они оставили кетмени на своих полях, они были плохо вооружены, но отправились защищать город. Я хотел бы, чтобы этот памятник был не в форме оружия или звезды, а в форме кетменя.

Бывают такие маленькие, но такие красноречивые мелочи. Как разбитые дороги в новом микрорайоне или трещины в подъезде только что построенного дома. Наблюдательному человеку такие вещи могут сказать о многом.

Иногда мне помогает музыка, иногда тишина.

Мы, «Кызыл Трактор» — не авангардисты, а трансавангардисты. Мы изучали итальянский авангард, русский авангард, изучали двадцатые и тридцатые годы, пятидесятые и шестидесятые годы ХХ века. Но мы хотим найти свой путь, обрести свой язык. Язык центральноазиатского авангарда.

Горы, степь и балбалы знают больше, чем люди. Некоторые вопросы лучше задавать им. Они свидетели другой подлинной истории.

Я с детства любил работать. Раньше мне нравилось работать в поле, копаться в огороде, потом стало интересно заниматься искусством и делать инсталляции.

Для некоторых кокпар - это не просто игра, а религия.

Иногда я себя не узнаю. Блин, оказывается, время идет быстрее, чем мы думали.

Хочется много трудиться, много думать и делать хорошие работы.

Лучше заниматься кокпаром, а не войной.

Шымкент, февраль 2016 г.