На всех защитах синопсиса это подчеркивали - не ждите, что интернет-портал побьет эфирные ток-шоу, где соседи по подъезду в прайм-тайм пытаются поделить клозеты. Мы были абсолютно уверены - мы найдем своего качественного зрителя, не такого многочисленного, зато думающего. Мы ошиблись.

Когда Адиля Джалилова, редакционного директора Vласти попросили придумать концепцию, Украина еще не полыхнула информационным огнем в эфире и головах разумных и альтернативно одаренных. Если бы мне предложили сегодня создать видео-площадку для дискуссий онлайн, я бы отказалась. Или сильно задумалась. Но тогда это казалось реальным - посадить людей за один стол, не для того, чтобы они наорали друг на друга, а довольный ведущий, протерев забрызганные стекла очков, удовлетворенно бы поднялся из-за стола. Мы всерьез полагали, что необыкновенное множество людей, которое кричит о том, что ему негде высказать конструктивные идеи, найдет эту возможность привлекательной.

Партнеры в нас поверили и дали денег. Сколько смогли. На них можно было провести 15-20 круглых столов в четырехзвездночном отеле «Каз Жол» с кофе-брейками, приглашенными гостями из регионов и Астаны. Хватило бы выплатить суточные, закупить маркеров, ручек, блокнотов, печенья и даже на канапе с казы (последний тренд кофе-брейков) тоже бы хватило. Можно было пригласить спикеров с докладами, которые те в последние 10 лет застоя лишь слегка освежают актуальной «шапкой», словно добитое одной строчкой наверху резюме при смене работы. Но партнеры выбрали программу.

Мы возрадовались, просчитали бюджетную смету ток-шоу. К слову, сделать это, когда ты - не очень большой сайт, хоть и честный, и когда у тебя нет базы – нет студии, нет техники, нет технических специалистов в штате на окладе, сложно. Практически невозможно. Посидели еще сутки, отказались от операторского «крана» (в конце концов, можно отказаться от «общаков» аплодирующей по команде режиссера студии). От собственной студии тоже отказались, просили знакомых знакомых сдать павильоны дешевле, чтобы хватило на приличные камеры и свет. На худой конец, думали мы, есть небольшое почти складское помещение на «Казахфильме», его можно снять за небольшие деньги. Потом мы отказались от всего, от чего только можно было отказаться, чтобы при этом, это был не подкаст, записанный на диктофон, а видеопрограмма в формате ток-шоу.

Просили профессиональных коллег поработать еще раз за идею. В самый последний. На этот раз - настоящую. Это всегда так делается – символический оклад, много работы, но идея, большая, смыслоносная. Раскадровка показала, что без студии можно сократить еще парочку штатных единиц. А потом еще парочку. Я уже перебивала свой график - реально поработать за всех сразу, даже если основную часть времени ты занята текстами и сайтом - не каждый день есть возможность поучаствовать в создании программы, которая поможет изменить общество. Я сейчас пишу и думаю, что я в это действительно верила беззаветно.

Гримёром работает наш репортер. Водитель помогает на съемках ставить свет и звук. Координатор - роскошь. Продюсер - человек, который будет за свою зарплату работать то, что репортер или редактор может сделать бесплатно. Отдельный звукоинженер? Кто это вообще? Видеоинженеры, они же технические режиссеры, они же «звукачи», они же «господи, мужики, что теперь делать будем?» на выходных задрапировали комнату - чтобы комната «не звенела». Режиссер монтажа со специальным сканером, чтобы проводку не пробить, выбирает лучшие точки для сверления, водитель с иголкой и ниткой – нашивает «ленту» на хромакей, операторы держат стремянку. Участвуют все. Идея.

Закупили технику. Долгая борьба добра и зла - плохие видеокамеры или хорошие «зеркалки», которые можно улучшить дорогим светом и неимоверным количеством приличных объективов?

На ток-шоу, даже такое недорогое, денег все равно не хватило. Но идея наша понравилась. Попросили придумать, как ее реализовать, но только… без ток-шоу. Я тогда, уже мысленно выбросила белый флаг. Видимо, это действительно, невозможно, казалось мне.

Концепция была «замороченная», как нам говорили. Рабочее название программы: «Мирный договор», строилась на принципах медиации - два яростных оппонента высказываются по топику, о наболевшем, а три эксперта предлагают компромиссное решение проблемы. Три компромиссных экспертных решения от неангажированных людей - по какому-то из пунктов же должны совпасть. Думали мы. Договориться. Хотя бы по одному. Разные люди должны разговаривать. Кто-то - формулировать. Кто-то озвучивать то, что все думают, но не озвучивают. Баланс и диалог. Мы приводили в пример разные сценарии и иллюстрировали синопсис потенциальными кейсами.

Генеральный продюсер программы Бауржан Мусиров, скончавшийся через полтора месяца после ее запуска, наглядно объяснял про национал-патриота и правозащитника, которые могли бы спорить о возможности проведения в Алматы гей-парада: «Ведь, кажется, нет решения у этой дилеммы? Но мы должны находить экспертов, которые подумают. Ну, пусть условно предлагают компромисс - провести гей-парад, но в день ВДВ». Ему важно было донести: мы сейчас попробуем со скрипом двигать этот пласт и объяснять людям про оттенки разнокалиберных мнений.

Он же придумал решение, когда вместо ток-шоу можно снимать каждого в отдельности эксперта, а потом показывать их предложения каждому оппоненту. Тоже по отдельности. Так сложнее, конечно, но идея наша еще не умирала. Схема «трое в кадре» - эксперт предлагает, оппоненты слушают, помогла спасти ситуацию и хронометраж.

Я до этого думала, что у меня есть опыт телевидения на коленке, я ошибалась. На коленке, это когда яичные лотки развешиваются под потолком, чтобы улучшилось звукопоглощение.

Предложили название - Ekvilibro, с языка эсперанто - «равновесие». Мы посягнули на святое и понятное - неадекватность. Мы хотели найти баланс. Я ездила в цирк. Да, в цирк. Договариваться с артистами. Смотрела на растяжку гимнастов, нюхала кулисы. Обещала рекламу этому цирку на Цветном бульваре, гастролирующему в Алматы. Местные трюкачи оказались то ли заняты, то ли чинушами.

Поэтому обещала московским. Благодарность в титрах канатоходцу, который должен был воплощать собой жизненно важную необходимость баланса, равновесия, адекватности для «шапки» программы. Костюм мы ему привезли. Канатоходец, как выяснилось, снимался в программе «Цирк со звездами». Приятный, собранный человек. Надел чужой костюм - надо, значит, надо. Костюм - это символ системы, что ли. Он честно ходил по канату. Раскачивался. Оператор честно залез под купол и снимал это и вернулся слегка расхристанный, но торжественно напевающий "Советский цирк". Я честно писала им спасибо в титрах несколько месяцев.

Отдельно собирали консилиумы по вводным в тему сюжетам. Репортер программы Юлия Панкратова уже восемь месяцев каждую программу снимает не просто сюжеты, а полноценные короткометражки.

Мы были искренними и выкладывались. Как в принципе, все, кто работает на нашем ресурсе. Только мы не поняли, что это оказалось не то, чтобы нерейтингово, это оказалось каким-то драматическим рентгеном ситуации.

«Это роскошь в реанимационной палате», - говорил человек из числа тех, кого можно пригласить в эксперты. «Тут нужен электрошок, а ты рассуждаешь про конструктив».

«Это слишком сложно», - говорил мне другой знакомый, - «Ты хочешь, не чтобы они договорились, а чтобы они захотели договориться, это невозможно, у них нет такой цели».

«Понимаешь, - сказал мне третий знакомый, - вы снимаете так, что под это не пожрешь. А если пожрать нельзя, зачем смотреть?»

«Понимаешь, - сказал мне еще кто-то, я уже плохо помню, кто именно, - ты попала в компанию еще, как минимум десяти человек, которые верят в эльфов и светлое будущее. Ты уже радуйся. Ты не одинока. А вы делаете программу, которая не нужна даже тем, для кого вы ее делаете».

«Если у меня будет 200 человек, которые посмотрят, я буду дальше тут ночевать. Это наши люди», - эмоционально жестикулировала Панкратова. Она всегда эмоционально жестикулирует, - «Я пойду к ним домой. Проповедовать. Благодарить. Это мои зрители. Я не хочу к другим. Меня устраивает. 200 человек - у них же есть друзья, знакомые, Фейсбук, наконец».

«5 тысяч человек, и ты жалуешься?! 5 тысяч человек здесь. Даже вкупе - это практически треть думающего населения в стране. Это вы сорвали бинго. Если перенести эту программу в ту же Россию, даже вообще ничего не меняя, ты получишь другой фидбэк, пойми. Ты ничего не можешь с этим поделать».

В какой-то момент мне показалось, что я не выживу в борьбе компромиссов - жрать или мечтать? Программа – маленький, но важный фрагмент большого пазла, который мы складываем. И картинка пока вырисовывается неясная - облачка это или что-что другое, но тоже обтекаемое? Ситуация в общем и целом, оказалось, не прогрессирует.

Новость на сайте про пять человек, вышедших на митинг в Алматы, заблокировали. Писать про нарывы можно, если они не пятнают что-нибудь ненароком. Обратная связь не работает. От интервью отказывается все больше людей. Согласившиеся нервничают и переживают. Их можно понять. Непонятно, кем принимаются решения, которые не подлежат обсуждению.

Поговорить снова можно только на кухне. Иногда в кофейне, иногда за границей. Чаще всего – в кабинете у главного редактора, от которого поджигаются самые апатичные или рефлексирующие вроде меня.

Мои друзья и коллеги, не знакомые друг с другом, первым делом спрашивают не про место работы, а «Крым – референдум или аннексия?» И лишь после ответа делают заказ. Это как пароль: принят или отклонен. Людям так истово не хочется сидеть за столом с идеологическим оппонентом, что даже чашка кофе – это слишком длительный срок для некомфортного мимолетного соседства.

Кислород заканчивался. Подступала тошнота и головокружение. Вряд ли это от взятой высоты. Скорее от удушья. Надо было не дойти до черты: «Это все бессмысленно».

«Полетели на Открытые Диалоги в Питер, там будет Андрей Лошак, на выходные?»

Это был побег. И еще немного спонтанного сумасбродства, которое лучше оставить за кулисами.

В абсолютно питерской библиотеке имени Маяковского по адресу Фонтанка, 44, где в гардеробе шарфики и шапки принимают только в пакетах, а куртки только с петельками, в субботний вечер собрались люди. Разномастные, притягательные и не очень. Я некстати вспомнила, что в первом выпуске нашей программы, ведущий читал Маяковского, "Прозаседавшихся". Люди слушали диалоги и читали. Иногда кто-то отрывался от Карамзина и кричал с места про "что вы несете". Андрею Лошаку, с разгромленного НТВ оппонировал Максим Шевченко. Он был конгениален - лучился бронированной, ортопедической последовательностью в своей ненависти к Западу, в своей горячительной убежденности в том, что говорит он правду. А говорил он много, чисто, хлестко, перехватывал голосом аудиторию, требовал от Лошака извинений. Смотрел прямо и зло. Обличал, сыпал проклятьями и был убедителен. Если наблюдать со стороны, не субъективно, то нельзя не признать эту его блистательность.

Андрей Лошак - журналист. Возможно, интроверт, я не знаю. Но явно он привык слушать, наблюдать, задавать вопросы, делать пометки в блокноте, потом писать текст, а не бросаться в жаркие дебаты. Поэтому говорил он мало. «Нужен баланс!» - кричала бабуля позади. Мне кажется, она в последний год все время это кричала у меня в голове, - «Дайте Андрею сказать!» Но это было непросто. Даже модератору и организатору Открытой библиотеки - Николаю Солодникову. Николай ушел с позиции нейтралитета еще где-то в начале дебатов и в отличие от Андрея не мог демонстрировать смирения.

Максим Шевченко - демагог. Поэтому говорил жарко. Ничего, что не по существу. Красиво же. Демагоги побеждают и выигрывают аудиторию и эфиры. Бюджеты тоже, не развешивают наверняка яичные лотки под потолком, чтобы было дешево, но красиво звуку и картинке. Никто не думает о картинке. Хотя Максим Леонардович жаловался на то, что его внесли в стоп-листы федеральных каналов с марта по сентябрь. Коллеги мне подтвердили: внесли, какой-то он был перенапряженный.

Присутствовавшие кричали, что им неважно, куда внесли Шевченко, они хотели Парфенова. «Хотите Парфенова, пишите письма в администрацию президента», - отвечал он. Хотя, казалось бы, при чем тут Путин?

«Вот и Максим Шевченко, как выяснилось, оказался гоним», - грустно сказал интеллигентный Лошак-интроверт после дискуссии, - «По сентябрь», - добавил мой коллега с КТК Алексей Рыблов, - «По сентябрь», - хохотнул Лошак-журналист.

Мы скомкано и неловко поговорили про геополитику. Я посмотрела за спину Лошака. Мы стояли «задником» у Первого Канала, которому гонимый по сентябрь Шевченко рассказывал что-то важно и убедительно, наверное, про религиозные общины в Техасе или про необходимость баланса.

На улице мы с упоением хлебнули дождливого питерского января. Фонтанка тихо засыпала. Кто-то громко и радостно заорал с моста победоносным басом неразборчивое.

«Это сейчас я», - проговорила я Панкратовой вполголоса, ожидая ее эмоциональной жестикуляции. Мы проходили мимо Солодникова и Гордеевой. Катерина Гордеева – из той же команды разгромлённого НТВ. Сбитые или несбитые летчики сейчас пытаются создавать дискуссионные площадки. Они очень удивились, что мы прилетели в Питер из Алматы, чтобы послушать Диалоги. А мне очень сложно было объяснить кому-то, что я просто хотела проверить, нужны ли нам пара тысяч критически мыслящих людей, которым мы отдали по 8 месяцев своей жизни каждый на программе. И три года каждый - на сайте.

Вопрос, оказалось, риторический.