В начале недели новость о том, что театр Марка Вайля
«Ильхом» выселяют из здания, в котором команда в будущем году готовилась отмечать
45-летний юбилей театра, выбила почву из-под ног у каждого, кто хоть раз был в
«Ильхоме». Потому что побывать в «Ильхоме» и не полюбить «Ильхом» - это
практически невозможно.
Мы с театральными коллегами здесь, в Алматы, бросились строить планы, как можно помочь театру: писать письма, записывать видео в поддержку, рассказывать зрителям в зале, в социальных сетях. День спустя вроде все немного выдохнули: узбекские власти заявили, что «Ильхом» в обиду не дадут. Тем не менее, ситуация продолжает оставаться мутной: компания, которой принадлежит здание театра, намерена то ли устроить реконструкцию, то ли снести все под ноль – никакой проектной документации нет, сроки не обозначены, сплошная неизвестность.
Но показательна реакция. Тысячи сообщений в поддержку «Ильхома» - от узбекской публики, от друзей и поклонников театра из разных стран.
Интересно вот что. Ровно в этот же день новости с похожими заголовками – «театр под угрозой закрытия» - пришли с юга России. В Ростове-на-Дону крик о помощи подал независимый «Театр 18+». И если оценить количественно и качественно реакцию в одном только Фейсбуке, то вот что получается. Редкие голоса о том, что «Ильхом» как независимый театр должен решать свои проблемы самостоятельно, моментальной захейтили. Под новостью о закрытии «Театра 18+» из-за недостатка финансирования – сплошь комментарии в стиле «назвались независимым театром – заткнитесь и танцуйте».
И это при том, что в России государственная поддержка театрального искусства распространяется далеко не только на государственные и муниципальные театры. Грант от минкульта или от СТД вполне может получить независимый художник или труппа, больше того – российский союз театральных деятелей поддерживает русские театры в том числе за границей.
В Узбекистане и в Казахстане такой практики нет и не было никогда. Поэтому как применить слова поддержки узбекского минкульта к ситуации с «Ильхомом» - не очень понятно, так как под ними нет никакой правовой базы. Именно за это, за присвоение «Ильхому» особого статуса официально, в том числе и борется сейчас руководство театра.
Директор алматинского ARTиШОКа Анастасия Тарасова в день, когда «Ильхом» обнародовал свое открытое письмо, написала: мы боимся, что это может случиться с каждым из нас. Добавлю: не просто может – а случается каждый день. Большая сцена ARTиШОКа – это площадка, которую театр взял в аренду, и Настя в интервью и в своих презентациях о театре уже рассказывала, как после проведения на сцене театра дискуссии «От правды не убежишь» в здание приходила полиция и заставила арендодателя серьезно понервничать.
Проблемы со зданием касались «Бункера» - сейчас бомбоубежище, где расположен театр, команда уже выкупила в собственность, но продолжает рассчитываться с долгами. Регулярные конфликты с арендодателем и у другой независимой площадки в Алматы – у пространства «Трансформа».
Когда в Алматы был фестиваль «Откровение», доходило совсем до абсурда: случалось, что независимый театр откуда-нибудь из регионов подавал заявку на участие, но в итоге не приезжал – потому что за те несколько недель, что проходили от опен колла до старта фестиваля, умудрялся закрыться без поддержки.
Это все - показатель слабой театральной политики. Что в Казахстане, что в Узбекистане. Слабой, впрочем, не очень верно сказано – скорее отсутствующей.
В Алматы накануне презентовали независимое объединение театральных критиков. Один из его участников, искусствовед Аманкельды Мукан, на презентации тоже говорил о ситуации с выселением «Ильхома» в контексте культурной политики региона. По мнению членов объединения, государственная поддержка театров в Казахстане должна распространяться в том числе на независимые театры – те, кто занимается искусством вне стен государственных театров, тоже должны иметь возможность претендовать на гранты на общих условиях. Другое дело, что самого понятия «творческих грантов» в Казахстане тоже не существует. Но в министерство по этому вопросу критики пообещали обратиться.
Отсутствие внятного законодательства порождает еще вот какую путаницу: то же объединение критиков использует в своей документации определение «жеке театр» - частный театр. В противовес театрам государственным. Но слово «частный» (а тем более казахский вариант «жеке», более точный перевод которого звучит даже как «личный») носит явный коммерческий оттенок. А бизнес из театра – ну такой себе объективно.
В терминологии, кажется, и кроется ответ на вопрос об отношении к негосударственным театрам в той же России: многие считают – раз ты частный, значит ты – бизнес, и крутись, как умеешь.
А «Ильхом» - театр независимый. И пусть билет здесь стоит дороже, чем в другие театры Ташкента, это все равно достаточно небольшие суммы, соизмеримые, к примеру, со стоимостью билета в ARTиШОК – то есть что-то около $10 в местных валютах. При вместимости зала в 100-150 человек – совсем не грандиозные сборы.
Театром невозможно озолотиться, это вам скажет любой, кто в театре работает. Не бедствовать, занимаясь любимым делом, - да, можно. Но при это важно еще и чувствовать себя в безопасности.
То, что происходит с «Ильхомом» и потенциально может произойти с любым другим независимым театром в центральноазиатском регионе (а есть примеры и из других стран, конечно, кроме наших двух) – это цена нашей собственной незаинтересованности в культурной политике. Краудфандинги и петиции эффективны в качестве экстренных мер, но системных изменений они за собой не несут.
«Ильхому» нужен особый законный статус – говорят в «Ильхоме». Любому независимому театру любой страны нужен особый официальный статус – добавляю я. В правовом поле есть законы, а значит, есть система координат, по которой можно действовать. Как соблюдаются законы в нашей (или соседней) стране – другой вопрос, но это уже хотя бы та печка, от которой можно танцевать.