2015. Алматы. Суббота. Кинотеатр «Арман».

Я смотрю на коробку. На ней - бумажка. На бумажке - детской рукой: «Все будет хорошо». «Шо» не помещается, и уходит вниз по краю длины листа. Точно. Все будет хорошо, даже если для этого мало места. Алине - 9. Она - сестра нашего журналиста. Она очень хочет помочь. Она пытается поднять коробку, которая больше нее самой. По весу – точно. «Я хочу помочь», - упрямо говорит девочка.

«Помочь?» - это слово, которое все время звучит здесь, прерывая хлесткий шорох скотча, мерный скрип тележек и шелест китайских баулов, которые по полу тащат на склад по мере их готовности.

Я автоматически исправляю маркером на приклеенном на коробку листе «мурская одежда» на «мужская».

- В этих детских ошибках - самое то! - улыбается мне девушка, которая рядом сортирует и раскладывает вещи по коробкам. Мы не успеваем все знакомиться. Поэтому просто запоминаем улыбки и лица.

Мне становится стыдно. Хочу вернуть «мурская» - это действительно «самое то» - и не знаю, как. Алина рисует солнышко на бумажке. И мальчика. А потом девочку – на другой, с женской одеждой.

Со многими из тех, кто копошится в субботу в кинотеатре «Арман» на полу и сортирует гуманитарную помощь для пострадавших от паводков, у меня – непонятные отношения. С большинством из них – никаких. До субботы.

- Зарина, воды? - кидает мне бутылку Досым Сатпаев. В серьезном тексте я бы написала, что Досым - «политолог и директор оценки группы рисков». Но здесь нет никаких групп. А, кажется, рисков уже тоже нет. Мы слишком долго рисковали собой в глухом безразличии. Досым вместе с женой Гаухар и пятилетним сыном тоже пришел помогать.

Телеведущая Адель Оразалинова кормит всех пирожками. В прямом смысле кормит - руки грязные у волонтеров: «Ешь, давай», - пихает она мне пирожок. Я жую. И киваю. Вообще-то, я не ем хлеб. Но, кажется, здесь говорить про это не к месту. К тому же, хочется есть. Светлана Ромашкина, моя боевая подруга по полилогам, держится. Ест банан.

Константин Нагаев, которого я периодически удаляю из друзей в Фейсбуке, не зная его лично, но понимая – нельзя так бескомпромиссно материться в сети, как-то сразу оказывается приличным человеком.

«Нагаев, прости, я не знала, что ты нормальный». В обычной жизни на «ты» я перехожу годами. Но это – необычная жизнь. - «Мать, ты уже определись», - орет он, - «Сумки нужны? Сейчас организуем!» Когда он не работает – он орет. И когда надо заорать, чтобы было слышно, все идут к Нагаеву. Людей много. Вещей еще больше.

2010-й. Осень. Украина.

Мы стоим на вечерней остановке, Киев тихо обнимается с сумерками. Автобусы подъезжают один за другим. Я забыла обо всем и тихо спросила местного провожатого: «Егор, что это?» - «Это - называется самоорганизация, Зарина», хохотнул он. Я пять лет ездила на маршрутках и понимала, что битва за место - это кровавое зрелище, я не знала, что где-то в Киеве люди на автобусных остановках становятся в «ручеек», потому что помимо личного комфорта есть еще и общественный порядок. «Самоорганизация». Впечатывается в сознание.

Я ездила за этим ощущением «самого того», которое оказалось в детских ошибках на коробках с гуманитарной помощью, в разные места. Из-за него когда-то влюбилась в Киев.

2011. Апрель. Уральск.

Мы отработали выборы, и я оказалась в затопленном Уральске. Мы прилетели утром, и сразу пришла печальная весть: где-то в городе сегодня хоронят погибшего от наводнения. Я позвонила коллеге с телеканала КТК Канату Омарову, который прилетел раньше, он сказал, что они уезжают за город, но в городе - да, похороны.

Мы нашли местного бомбилу. На одной из улиц – скопление народа.

- Ты просто снимаешь. Сразу, - сказала я оператору.

Меня трясло, от увиденного, от зябкой тревоги, от сирен, включенных всюду. Я пошла во двор, когда в ковре выносили погибшего. Мне навстречу. Мне показали его брата. Я ненавидела все. Особенно себя. Слезы были невымышленными.

«Снимай!» - заорала я оператору.

«Не буду», - он упрямый, - «Они его хоронят, понимаешь?»

«Делай, что говорю, на «бис» не понесут специально для тебя», - срываюсь я и бегу к брату погибшего:

«Аға, мы из Алматы, примите соболезнования». Потухший мужик вытирает слезы:

«Снимайте, может, кому-то помогут». Мы сидим на полу в продрогшей от слез и холода комнате. То пугающее ощущение тотального одиночества, когда мужчины уезжают на кладбище. Ощущение, что это конец. Ты можешь делать все, что угодно, но это конец. Невозврат. Отсчет нового, но пока еще никому из оставшихся ненужного. Женщины плачут. А потом рассказывают про погибшего – он вывел семью и пошел собрать какие-то вещи. Не успел.

«Кызым, мы тут совсем одни, в Алматы знают про нас?», - плачет брат погибшего.

Я молчу. В Алматы – уже зелено. И солнечно. И, наверное, сняли агитационные билборды. Не надо ходить в огромных резиновых сапогах и снимать плавающих мертвыми глазами вниз детских кукол. Я обнимаю вдову. Я забываю про профессиональную заповедь: «Никаких эмоций во время производства материала».

В местной школе развернули штаб, моют полы хлоркой и дают людям места для ночлега. Выглядит плохо. Пахнет – много хуже. На дезинфицированные полы падают пряники. Пряники дают не часто. Детки вгрызаются в них сразу. Пряники черствые. Я ничего не могу сделать. В местном магазине продуктов уже нет. Ждут. Оператор снимает малыша с пряниками. Я хочу в Алматы, и чтобы никто не радовался черствым пряникам. И чтобы было «самое то», не где-нибудь, а здесь. В этой стране, которая, на самом деле, «моя» или «наша».

Уральск случается уже после Кызыл-Агаша, про который просто не поднимается рука ничего писать. До сих пор. Ничего. 40 с лишним смертей. Нищета. Печаль. Вонь. Невозможность. Парень до последнего вывозил людей на ГАЗике, такой же нищий и несчастный. А потом скот. А потом соседский скарб. Когда пошла волна, стало ясно – всех не вывезет. Ощущение от этой истории, несмотря на всю его прожигающую болезненность, было приближено к «самому тому». Они сами спасались. Вдалеке от официальных ведомств, лозунгов и программ. В ночи, один на один со стихией. Единственный шанс спастись – встать в цепочку. Лицом к лицу. Плечом к плечу. Они пытались.

В американских блокбастерах меня с детства коробил наигранный «хэппи-энд», когда сценаристы жертвовали второстепенными персонажами, чтобы Стивен Сигал кого-то спас и под музыку вышел победителем с девушкой на руках. А как же все погибшие второстепенные? Это не хэппи-энд, нет. Спасаться должны вместе.

2015. Понедельник. 20 апреля. Кинотеатр «Арман». Алматы

Нагаев прислонился к коробкам. Мы ждем очередную машину, чтобы погрузить на нее вынесенные на улицу со склада вещи. Погрузка идет десятый час. Люди устали. Машина задержалась.

«Где Сигал? Пришел бы сейчас, всех убил и сфотографировался на фоне коробок».

Я вспоминаю другой фильм - «Не горюй». Сцена погони. «Больные просятся домой, отпустить?» Помните?» - говорю я, глядя на уставших парней, распластавшихся на «пятачке» у «Армана».
Поэт Паша Банников, который обещал зайти на полчаса, а остался на восемь вместе с братом, привалившись к баулам, подхватывает грузинский мотив из «Не горюй!»: «Дари-дари-дари-да». Дина Сабирова – маленькая рыжая девочка, с которой все началось, поет с Нагаевым романс Вертинского.
- Давайте ходить в кино только в «Арман»? Хотя бы полгода, - говорим мы друг другу.

Мы не знаем, как сказать спасибо директору кинотеатра Бауржану Шукенову. Но нам очень хочется кричать, что без него бы не получилось.

Кто-то вырезал канцелярским ножом, которым резали скотч, ложку для плова. Плов принесла женщина. Она вытащила пакеты из кармашка детской коляски. Пластиковые коробочки с пловом. Мы не рассчитывали на плов, поэтому ложки не предусмотрены.

Девушка улыбается. В коляске – ребенок. Рядом еще один. Девочка.

- Тут помогают Караганде? Мы принесли вам немного плова и курта, - улыбается она. Я складываю плов на ступеньках у кинотеатра. Сегодня девочки экономят «топливо» и стараются кормить мужчин. Им нужнее – два вагона гуманитарной помощи они на плечах выносят со склада и грузят в машины.

Со стороны в минуты перерыва, когда одна машина погружена, а вторая еще в пути, это выглядит колоритно. На «пятачке» в центре города – сидят, лежат, стоят, едят люди. Директор кинотеатра «Арман» пытается въехать на территорию. Парни, которые не в курсе, машут руками: «Не паркуйся тут, брат, сейчас фура придет». Я успеваю отбить их оборону. Дина Сабирова подбегает к Шукенову:

- В КТЖ нам дали второй вагон! – кричит она радостно и бежит дальше. Все – на ней. Кажется, она получается дополнительный заряд бодрости от того, что устает. Так бывает?

Бауржан Камалович улыбается. Он помогает и будто бы этого очень стесняется.

- Вас скоро к вам же на территорию пускать перестанут, - говорю я ему.

Он неопределенно кивает. Я пытаюсь поговорить с ним о кино. Мне почему-то кажется, символичным, что сбор помощи начинается здесь, в очень алматинском кинотеатре, месте моего детства. Не только моего. С человека, который любит кино. Мне кажется, кино, как и стратегия игры в футболе – очень характеризует человека. Я кручу в руках желтый канцелярский нож и жду людей, которые «привезут для мужиков «Буратино». Шукенов смотрит на меня, потом на нож, потом на баулы. У него – хороший киновкус. Мы зачем-то говорим про проблемы отечественного кинематографа.

- Слушайте, - не выдерживаю я его внешнего абсолютного спокойствия, - в субботу тут был такой бедлам, что люди, которые пришли к кино, толпами уходили, когда видели на пороге эти баулы.

Шукенов улыбается как-то сочувственно, что ли. Я забываю, что я не на работе. Меня «включает». По-журналистски так. Что может ощущать этот человек, когда видит такое? Неужели ни капли раздражения? Или сожаления? Ну, дал согласие, но масштабы не предусмотрел – с кем ни бывает. Я ошибаюсь.

- Вы знаете, у нас впервые было такое, что в воскресенье пришли больше людей, чем в субботу. Это правда.

- А вы много потеряли? - сдуваюсь я.

Он отводит взгляд от людей, которые работают, и смотрит на меня:

- А сколько я приобрел?

Я иду с ним в кинотеатр. Он сгребает все гамбургеры, бутерброды и прочую нехитрую еду, что есть в баре «Армана». Милая женщина на кассе смотрит вопросительно. Шукенов мягко говорит ей: «Потом». Доносит пакеты до двери. Отдает мне.

- Спасибо вам, Бауржан Камалович!

- Да не за что, - смеется он, - Пойду к своим французам.

В «Армане» стартует шестой фестиваль французского кино.

Вторник. 14-е апреля, 2015.

Дина Сабирова делится на Фейсбуке постом из Караганды. Им нужна помощь. Несколько человек обсуждают план действий.

Индира Калиева из Караганды пишет, что у них там штаб. Помощь принимают.

Дина Сабирова пишет Бауржану Шукенову. Смысл сообщения: мы у вас в уголочке попринимает одежду для Караганды? В половину второго ночи Шукенов пишет Сабировой. Смысл сообщения: попринимайте.

Главный редактор Vласти Вячеслав Абрамов отправляет столичного корреспондента Тамару Вааль в Караганду и область. Это ее родные места.

Она будет все эти дни писать репортажи. Тамара отправляется в затопленные районы и пишет эмоциональные вещи в редакционные чаты. Я периодически вспоминаю Уральск и Кызыл-Агаш и тайно плачу над ее репортажами. Но не звоню ей вне дела - поговорить. Узнать о душевном состоянии сотрудника. Малодушничаю. Она ревет. Люди сами помогают друг другу. Местные власти бьются со стихией. Республиканские - еще не успели оказать всеобъемлющую помощь. Люди стоят в цепочке. Плечом к плечу. Лицом к лицу.

Среда. 15 апреля. 2015.

Алматинцы узнают, что в «Армане» принимают помощь для Караганды. Дина Сабирова с друзьями и единомышленниками начинает сбор. Среди них, люди, которые были там все это время – семьи Садыковых – Алмас, Амина, их маленький сын Таир; Сержановых, Азамат Зулкарнай, Иса Сабиров, брат Дины и много других. Неравнодушных. Имена многих даже не успели спросить.

Молодой, смешливый парень Камиль Каримов, директор логистической компании от кого-то узнает, что в Алматы собирают помощь. Находит номер Дины Сабировой, предлагает помощь. Приезжает. Осматривается. Пишет на Фейсбуке сообщение. Смысл можно уместить в вырванной из его текста фразе: «Сегодня заезжал в пункт сбора гумпомощи в кинотеатре Арман. Людей много, но блин, осадок такой. Из 1,5 миллионного города собрали помощи от силы 1,5 газели!!! Продуктов совсем не много. Мы вызвались доставить до Караганды все собранное. Сегодня отсортируем первую партию, и даст Аллах, завтра же отгрузим ее. В воскресенье будем грузить вторую партию».

Кажется, на следующий день Дина Сабирова звонит Камилю Каримову: «Присылайте свои машины». Камиль Каримов удивлен. ГАЗелью тут теперь не поможешь. Они запустили механизм. Он заработал. Алматинцы потянулись в «Арман».

2015. Четверг-пятница. Апрель, Алматы.

Камиль Каримов отправляет первую фуру в Карагандинскую область. За свои деньги.

Дине Сабировой звонит «Коля из Караганды». Больше мы про него ничего не знаем. Благодаря Коле появляется дополнительный транспорт.

Организаторы сбора просят в социальных сетях помощи – вещей уже много, нужны руки.

В баре «Чукотка» объявляется благотворительный концерт - Zarra, Алим Заиром и Галымжан Молданазар поют для всех. Общество Красного Полумесяца, которое помогает Сабировой, проводит сбор средств в помощь Караганде.

2015. Суббота. 18-ое апреля. Алматы. Кинотеатр «Арман»

Центральное фойе кинотеатра превращается в огромный склад. Люди идут непрерывным потоком. Приносят пакеты. Видят масштабы и остаются. Крик: «Остановитесь на секунду! Первая фура дошла до Караганды!!!» прерывают конвейрную сортировку. Аплодисменты. Все обнимаются. Еще два часа назад незнакомые друг с другом. Сменяются лица, приходят новые, волонтеров – все больше. Приносят все – одежду, обувь, детские игрушки, средства гигиены. В первый день, говорят, принесли колыбель. «Бесiк» - сакральное для казахов понятие, ее во все времена передавали из поколения в поколения и бережно хранили, если в семье не было маленького ребенка. Кто-то мне рассказывал, что бесик можно купить, а вот продавать не принято. Мужчины все эти дни оберегали эту колыбель, будто бы в ней был младенец.

Суббота оказывается «часом икс»: фойе кинотеатра, площадка рядом с ним заполняется коробками и вещами быстрее, чем ее успевают разбирать.

«Нам нужны сумки!» - кричат женщины. Взять их уже негде – девятый час вечера. Какой-то парень находит меня среди толпы: «Я купил мусорные. Может, подойдут пока?» Я вспоминаю, что он несколько часов назад приходил принести «гуманитарку».

Подъезжают ГАЗели – бизнесмены средней руки, рынки и организации отправляют продукты и вещи. Волонтеры говорят «спасибо», тем, кто приходит и друг другу. Те, кто приходит, говорят спасибо волонтерам. Я выхожу в вечерний город. Гостиница «Казахстан» зажигает огни. Вспоминаю ночник из детства в виде гостиницы. Становится хорошо. Как давно не было. Алматы сегодня вместе с Карагандой. Десятки людей, с образованиями, проблемами, статусами и характерами, как дети кричат: «Караганда, мы идем!» Куда идут? Зачем идут?

Склад забит. Из Караганды просят продукты. Прием вещей пытаются остановить. Почти все воскресенье люди, как подожжённый бикфордов шнур, не прекращают движения – к «Арману» несут пакеты. Бабушки, девушки в положении, люди на богатых машинах и, победнее, выходящие из автобусов и метро.

Это так тяжело дается говорить: «Простите, им нужны продукты, вещей у нас больше одного вагона».

В желтом весеннем солнце появляется ветеран. В орденах, стареньком, но опрятном костюме. Он в свите своих главных жизненных достижений – внуки, дети и правнуки. Они несут пакеты. С вещами. Киношники бы замедлили эти фигурки небогатых, честных, славных людей на контровом свете и подложили музыку.

- Я – ветеран. Там людям помощь нужна. Я всем сказал собрать. Это хорошие вещи, постирали, собрали, вот, - лихо улыбается он и пытается перехватить у парня рядом баул. Тот не дает. Старик смотрит на меня в упор. Времени, войне и испытаниям удалось много чего стереть с его лица, но вот блеска глаз приглушить не получилось.

- Ну, кызым, запускай нас, - он тычет тросточкой в плакат, на котором написано, что вещи не принимаются. Все расступаются. Благодарят. И не находят слов. Это уже привычное состояние для многих. Слова ведь – великая вещь, но иногда они проигрывают. По очкам. Поступкам.

Тихий парень подходит, читает плакат: «Продукты возьмете?» - «Продукты возьмем». Подгоняет Mercedes. 10 минут разгружает машину. Девочкам на входе не дает помочь. Выходит. Говорит тихо: «До свидания» – «Спасибо!» Разворачивается. Смотрит на девочек: «За что?» Уезжает.

В воскресенье вечером все понимают – на складе столько вещей, что в один вагон их не вместить. И что еще хуже, вряд ли хватит имеющихся мужских рук, чтобы все перетаскать.

Все уходят домой и пишут друзьям, знакомым, посты в социальных сетях – нам нужны люди. Все осложняется тем, что погрузка будет в понедельник – рабочий день. Дина Сабирова просит всех найти мужчин. Женщины уже не помогут.

Я прихожу домой и пишу на Фейсбук, кажется, впервые – давайте сотворим еще одно маленькое чудо? Напишите мне, нам нужны люди. Я – не популярный блогер. Моя страница в Фейсбуке – странная и закрытая. Но я делаю попытку. Они откликнулись. Люди делятся постом и пишут мне личные сообщения. Их смысл прост: «+1, буду».

Решаю перестраховаться. Пишу начальнику управления внутренней политики алматинского акимата Санжару Бокаеву. Смысл тоже незатейлив. Санжар, де, вы, конечно, можете не откликнуться, уже поздно и воскресенье, но нужны люди. Кидаю ссылку на свой пост. Санжар задает только один вопрос: «Сколько нужно?» - «Сколько придут».

Понедельник. 20 апреля. Кинотеатр «Арман»

Я прихожу на пресс-конференцию, которая проходит здесь же, но остаюсь на погрузку. В 13.45 приезжает замруководителя управления молодежной политики города. Звонит кому-то. Приезжают несколько человек. Их отправляют на поиски волонтеров. Находят. Звонят из Лиги Волонтеров, отправляют еще партию «ответственных и сильных парней». Приезжают студенты и неравнодушные.

Женщины приносят пирожки и оладьи.

Мимо идут мужики: «А что здесь?» - «Помощь на Караганду». – «Я из Караганды», - говорит парень. Возвращается к машине, оставляет там вещи и идет к мужчинам помогать. Кто-то отдает мне куртку: «Здесь ключи, деньги и телефон, приглядите?» Я его не знаю. Прошу записать мой номер, в случае, если потеряю в толпе.

Я пишу главному редактору – пусть коллеги расшерят мой пост. Он передает просьбу, передает еды и не спрашивает меня, когда я приду на работу. Сотрудники тоже приезжают.

Приезжают люди из Kazcom и Sulpak, приезжают студенты бывшего МАБа, нынешнего UIB, Турана, нескольких академий. Подходят люди и говорят: «Вы писали вчера на Фейсбуке? Я написал вам «+1». Я не понимаю, что происходит, просто киваю и говорю куда идти. А они материализовались из своих дурацких аватарок и сосредоточенно бубнят, как договорившись: «Это я вчера писал «+1».

Иса Сабиров выстраивает парней в цепочки. Общество Красного Полумесяца помогает с машинами – приезжают фуры Службы Спасения Алматы, приезжают машины Камиля Каримова. Теперь надо погрузить и увезти через весь город в промзону, там уже два вагона. Дина Сабирова снова съездила в КТЖ.

Иса уверенно организовывает мужчин: «Встаньте в цепочку. Лицом друг к другу. Вот так. Поехали».

Я цепенею. «Лицом друг к другу». Они стоят разные – молодые и не очень, спортсмены и офисные сотрудники, менеджеры и грузчики, студенты и школьники, успешные и побитые жизнью, хорошо одетые и попроще. Стоят. Плечом к плечу. Лицом к лицу. Наверное, до Караганды. А может, кольцом вокруг всей страны. И по этой цепочке коробка, подписанная неровным детским подчерком, уходит в машину. И меня пробирает навылет. Насовсем. Как никогда в этой стране. В нашей стране. «Самое оно».

22 апреля. Среда.

Два вагона пришли в Караганду. Индира Калиева пишет Сабировой: здесь все танцуют и обнимаются. Дина Сабирова выкладывает видео. Девочки в Караганде встретили вагоны. Благодарят Алматы. Говорят: «Низкий поклон». И кланяются. До земли.

Мы сидим по офисам. Получаем в свои компьютеры это сообщение и не можем сформулировать ни-че-го. Кроме междометий и слез. Смысл их сводится к тому, что – все не зря.

И даже неясно, кто кому помог. Мы – Караганде. Или Караганда – нам. Стать гражданским обществом. Безо всяких круглых столов и пустых лозунгов. Мы еще научимся не любить себя в этом неясном порыве. Мы еще научимся не класть неликвид в пакеты с гуманитарной помощью. Мы еще пообтешемся и сумеем отладить процессы. Нам предстоит долгий путь. Но теперь мы не каждый за себя. Теперь есть надежда на «хэппи-энд». Потому что когда-то маленькая рыжая девочка Дина в час ночи, в блоке номер 313, попросила уставших, но счастливых людей аплодисментами проводить сотрудников службы спасения и грузчиков Камиля Каримова. Потому что волонтеры скандировали «спасибо» и не знали, что еще скандировать. Потому что сотрудники службы спасения пытались поклониться, но не умели и смешно пятились к машинам, изможденные и покрасневшие. Потому что теперь есть шанс, что нам не надо корить себя за то, что дети наших земляков, оказавшихся в беде, радуются черствым пряникам. Потому что Дина забросила последнюю коробку во второй вагон, а волонтеры – взрослые, образованные люди хлопали в ладоши и кричали: «Караганда, мы скоро».

Спасибо, Караганда. Держись. Мы теперь стоим плечом к плечу. Мы теперь увидели друг друга.