Арслан Акубаев сыграл в трилогии Адильхана Ержанова: «Строителях», «Риэлторах», «Хозяевах», и его голос на удивление похож на голос самого режиссера. В какой-то момент мне даже начинает казаться, что это какой-то розыгрыш. «Да, мне все говорят о том, что голос Адильхана и мой похожи», - признается Арслан. В процессе разговора я понимаю, что похожи у них не только голоса, но и мировоззрение.

— Я — непрофессиональный актер, где-то играл, а вот как художник имею профессиональное образование, но нигде не работал. Вот такая ситуация получается. Я работал с ребятами — с Сериком Абишевым, с Адильханом Ержановым на студенческих короткометражках, потом Адильхан позвал меня в «Риэлторов». Недавно я сыграл в фильме «Шлагбаум» у Жасулана Пашанова. В прошлом году был провозглашен манифест казахстанского кино (молодые казахстанские режиссеры подписали манифест о том, что их работа будет базироваться на трех принципах: отсутствие бюджета, актуальный социальный аспект и предельный реализм и протестная форма – прим. редакции) и это первая работа в его рамках. Я там опять-таки сыграл второстепенную героическую роль.

— Как вы начали рисовать карикатуры?

— Мне хочется выразить свое мнение, но оно никому неинтересно, если я говорю просто так, поэтому я облачаю все это в примитивные рисунки. И внимания к ним приковывается больше. Наверное, это способ самовыразиться, высказать то, что я думаю, может быть, это какая-то терапия. Я рисую, чтобы успокоиться, просто переношу свои мысли на бумагу. Я не умею писать, но умею рисовать.

— Герои ваших карикатур обижаются на вас?

— Я уверен, что обижаются, но меня это никак не заботит, потому что раз уж выбрал такой жанр, то не стоит задумываться о подобных вещах. А то, что это чревато, конечно, да. С другой стороны, они просто могут не обращать на мои карикатуры внимание. Ведь это мнение отдельно взятого человека.

— А какие-то отклики от героев ваших карикатур были?

— Нет, и надеюсь, что не будут. У меня нет ни с кем из них какого-то общения. Все думают, что у меня что-то личное к Сергею Азимову, министру культуры, но я их практически не знаю. У меня с ними не было никакого опыта работы, да я и не хочу. Общаюсь с киношниками, Сериком, Адильханом, с другими ребятами, я как губка, впитываю их, и как лакмусовая бумажка выражаю это поколение. Считаю, что как личность я, наверное, меньше, чем все эти режиссеры, но как лакмусовая бумажка я гораздо более точный. Карикатура — это не способ свести какие-то личные счеты, это способ привлечь общественность, цитировать проблемы, которые замалчиваются. Для меня на первом месте сейчас стоит суицидальная политика министра культуры. То, что он делает с кинематографом, это цирк и суицид. СМИ привычно реагируют на это – молчат, и протест не поднимается, тем самым общество дает добро на все эти казахские ханства, на всю эту белиберду об исторически-фантастическом кино. Если общество ничего не сделает, мы деградируем. Меня раздражает прежде всего бескультурье и непонимание искусства. Что министр путает прогибательство перед своим начальством и творчество. Он не понимает, что наносит ущерб кинематографу, театру и телевидению. Такого не должно быть – чтобы один человек контролировал и регулировал план выпускаемых фильмов и спектаклей. Единственный способ поддержки авторского кино – государство. И то, что министерство возглавляет человек, который из страха перед начальством готов запретить всякое инакомыслие, это страшно.

— Уже давно жанра карикатуры в Казахстане не существует…

— Я согласен, его и не было.

— В советское время был журнал «Крокодил».

— Да, там были замечательные карикатуры.

— Вам предлагали публиковать ваши карикатуры?

— Нет, но если бы мне предложили, я бы с удовольствием согласился. Я не знаю, когда будет возможность сняться в фильме, а рисование – единственная отдушина.

— Вы чувствуете какую-то солидарность с карикатуристами из «Шарли Эбдо»?

— Я не разбираюсь в политической ситуации, я не знаю, кто кого использует. Но тот факт, что за карикатуру могут убить, это абсурд, которого не было даже во времена Кафки. Я считаю, что «Шарли Эбдо» делает то, что должны делать. Карикатура не может быть мягкой и чужие обиды не должны иметь влияния. Если завтра Абдрашев придет и убьет меня, и его станут оправдывать, я буду считать где-то с небес что это неправильно.

— Вы готовы к тому, что вас могут побить за карикатуры?

— Меня могут побить просто на улице, не за карикатуры. У нас такое общество. Не туда пойдешь и — или тебя побьют или ты кого-то. Побить могут и за гораздо меньшую причину. Это не страшно. Я готов.

— У вас на странице в Facebook указано, что вы работаете на «Казахфильме».

— Да, я это принципиально так указываю, потому что «Казахфильм» был основан не ими, не этими… не ворами, откровенно говоря. Он был основан до них и с ними не кончится. Я надеюсь, что они уйдут, а «Казахфильм» останется. Это хорошее место, где собираются творческие люди. У меня нет на студии работы, но я езжу туда общаться с ребятами. Они что-то делают на свои деньги. Кабинета нет, его забрали, но мы собираемся у Дарежана Омирбаева. Это единственный в казахстанском кино человек, поддерживающий молодых.

— Вы как-то в комментариях к одной из карикатур сказали, что даже у актеров бывают принципы. У вас они какие?

— Я человек, подверженный влиянию. И хорошо, что на меня влияют люди, которые обретаются по правую сторону. Мои взгляды во всем – это честность. Я считаю, что кино должно быть честным. Лучше выберу маленькую роль в честном кино, чем большую в буржуазном.

— У вас часто мелькает словосочетание «буржуазное кино». Что оно для вас значит?

— Да, я знаю, что оно злит многих, все почему-то думают, что слово себя изжило и дискредитировало. Но это очень верное слово для нынешнего общества. Не в том смысле, что оно богатое, а в том, что оно мещанское. Оно готово терпеть что угодно, какую угодно власть и произвол ради личной выгоды. Положение крайнего индивидуализма ведет в тупик.

— У меня сложилось ощущение, что недавний манифест казахстанских кинематографистов был пшиком.

— Я не согласен, потому что ребята готовятся. Готова первая работа Жасулана Пашанова. Скоро будет показ, я видел эту картину и мне кажется, что в ней есть протест. Ее сюжет в противостоянии между стоянщиком и сыном нефтяника. Вокруг этого конфликта, который имел реальное место, и строится повествование. Думаю, что весной «Шлагбаум» покажут. Презрительное отношение к манифесту – признак буржуазности. Наш человек с радостью примет «Рывок», «Мын бала», «Небо моего детства», но как только кто-то начинает критиковать и говорить: ребята, давайте жить иначе, на него набрасываются. Разве это не психология арестанта в тюрьме? Все сидят и чувствуют себя рабами, никому не нравится, когда кто-то встает и говорит: «Вы все рабы!» Такова и психология нашего обывателя. Мы чувствуем себя прекрасно, когда забываем что мы рабы, а когда нам напоминают, начинаем психовать. Отношение к манифесту – индикатор. Почти все ждут, что он закончится пшиком. Но я считаю: не дождетесь, потому что манифест – это идея. Даже если те ребята не смогут создать ничего хорошего, другие смогут.

— Вам не кажется, что многие молодые режиссеры создают слишком высоколобое кино, нацеленное на фестивали? И в результате зрителю кажется, что автор смотрит на него свысока?

— Если режиссер делает что-то непонятное, его сразу обвиняют в презрении к зрителю. Но если зритель тупой, если он любит «Келинку Сабину», то почему мы должны опускаться до его уровня? Если зритель умен, он не будет относиться к этому так, словно мы его презираем. Любое непонятное для широкого зрителя кино можно назвать фестивальным. Но это не так. Вы думаете «Хозяева» это элитарное кино? Это бурлеск, это карикатура, в которой все сделано для понимания. Оно предельно просто. Это сделано в протест, с вызовом, но не для фестивалей. Но проблема в том, что у нас такое кино не пойдет.

— Представьте себе на миг, что вы стали министром культуры. Чтобы вы сделали в первую очередь?

— Прежде всего, я бы разделил государственный заказ и свободу творчества. Должна быть какая-то квота на заказные картины – к примеру, не больше 20%. А оставшиеся 80% бюджета должны распределяться между частными продюсерами. В театре я бы упразднил контроль за репертуаром. Должна быть политика государства в области культуры такая же как и в области экономики. Экономика развивается свободно, и культура должна развиваться также. В нашем государстве это понимают все, только не понимает один министр. Кстати говоря, я более оптимистично настроен в отношении министра. В плане того, что если поднимется волна недовольства, его снимут. Невозможно поменять общество, но, по крайней мере, можно поменять политику в отношении культуры.

— Вы ощущаете, что в стране не хватает человека, который бы воспринимался как нравственный ориентир? За которым бы не было никаких прегрешений и к которому бы прислушивались?

— Я, к примеру, уважаю своих друзей, в частности, тех, с которыми я работаю, но это ориентир только для меня. Уважаю Дарежана Омирбаева, это для меня человек с чистой совестью и больше я не знаю никого из известных людей. Я не знаю в чем проблема. Может быть в том, что у нас нельзя дойти до самых верхов, оставаясь чистым или таких людей у нас давят? Гульнара Абикева, Гульжан Ергалиева… Всех хороших людей задавят. К сожалению, у нас только женщины готовы бороться, а мужчины в нашем обществе традиционно трусливые, или бессовестные. Женщинам совесть не позволяет окончательно прогнуться.

— Вы рисуете карикатуры, журналисты пишут статьи. Что может сделать каждый из нас?

— Он может высказывать свое мнение. Он может сказать водителю, чтобы он нормально ехал. Если все в автобусе попросят ехать поаккуратнее, водитель послушается. Если же скажет один человек, то его заткнут. Вот вся модель нашего государства.

— У вас были предложения сняться в буржуазном кино?

— Да, конечно. Я отказывался, хотя ради заработка денег я ищу какие-то подработки на проектах.

— Как вам с вашими принципами выжить финансово?

— Хороший вопрос. Мне хватает заработков, которые я делаю: иногда преподаю. Об этом не стоит задумываться человеку, который пришел в искусство. Нельзя сварить две головы барана в одном котле. Нельзя думать и о деньгах, и об искусстве. Будет недоискусство. Дело даже не в таланте. Вот говорят, что в Казахстане нет талантливых режиссеров. Просто, наверное, не у всех есть воля и четкие ориентиры.