---

Мы приезжаем на интервью раньше, чем договаривались, боялись что далеко. Офис Алма-ТВ – еще в центре, но уже не даунтаун. В ожидании нашего собеседника успеваем осмотреться. Здесь все достаточно просто и где-то даже по-советски, но какие-то детали уже говорят о том, что компанию ждут изменения. Внизу – «Фейсбук-стена», любой сотрудник или посетитель может оставить коллегам свое послание. Не виртуально, а маркером на специальном покрытии. В окно виден двор, струящийся яркими цветами весеннего утра. Кабинет Ертаева оказывается совсем небольшим, чтобы разместиться в нем с комфортом всем сразу. Кто-то роняет фразу про двор. Нам говорят, что если удобно, можем поговорить там. Мы угадали с локацией. Через несколько месяцев здесь будет построен модернизированный офис, по типу Google. Стремительный Ертаев, незачехленный в официальный костюм, напротив, подчеркнуто демократичен даже внешне - рваные джинсы, футболка, модный пиджак с неизменным щегольским платочком в кармане. Он взахлеб и размашисто рассказывает, как будет устроено пространство – стеклянные стены, зона отдыха, деревья во дворе станут частью конструкции. Мы переглядываемся и присаживаемся на скамейки, которые передвинули сотрудники специально для этого разговора.

---

Я НАШЕЛ СВОЕ СОЦИАЛЬНОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ

Ахматова: Жомарт, после того, как мы прошли через угрюмые синие ворота, пересекли скромный двор, я не могла поверить, что вы здесь работаете, пока у входа не увидела блестящий, золоченный аппарат для чистки обуви. Все так разительно поменялось. И ваш шикарный офис RBK на аль-Фараби… Где он теперь?.. Что с вами стало за те полгода, что мы вас не видели, что случилось?

Ертаев: (Cмеется) Собственно, если мы говорим о наличии или отсутствии аппарата для очистки обуви, то правильно говорить не о том, что случилось со мной, а что случилось с экстерьером. Он может меняться. В этом нет, наверное, ничего страшного.

Ромашкина: Но экстерьер - отражение внутреннего состояния…

Ертаев: Это да. Поправка справедлива. Я всегда говорил, что некоторые вещи являются некоторой визуализацией того, что происходит внутри. Для меня раньше было яркой визуализацией внутренних процессов в компании проведение корпоративов.

Ахматова: В Royal Tulip?

Ертаев: Да, или в Ball-room RBK. Чтобы построить великую компанию, мы, как минимум, должны построить успешную компанию. Соответственно, внешние изменения как раз являются визуализацией того, что происходит. Голые цифры, которые есть в балансе, не все могут прочитать и понять. Недавно у меня родилась некая сентенция касательно того, что такое великая компания. Если ты что-то тысячу раз сделаешь впервые в жизни, сто раз сделаешь впервые в истории компании и, как минимум , 10 раз сделаешь впервые в истории человечества или в мире, то тогда ты построишь великую компанию.

Ромашкина: Вы купили Алма-ТВ для того, чтобы построить великую компанию?

Ертаев: В том числе.

Ахматова: Мы к этому еще вернемся. Я не могу так… Вас не травмирует смена антуража?

Ертаев: Человека, который сидел и ел баланду?

Ахматова: Вы собираетесь делать реконструкцию здесь?

Ертаев: Конечно! Если бы вы пришли четыре месяца назад, то вы бы увидели бы большую разницу. Мы прекрасно понимаем, как театр начинается с вешалки, офис начинается с туалета. Мы с гордостью можем показать, какие мы сделали классные туалеты и душевые для сотрудников.

Ахматова: Душевые? Они ночуют у вас тут?

Ертаев: Да, это же большая компания, в ней работают порядка двух тысяч человек по всему Казахстану, мы же B2B, B2C. Мы не виртуальный, мы - реальный сектор экономики. У нас очень много техников, инженеров, которые прокладывают кабель, делают все для того, чтобы в домах, и не только в домах, был сигнал. И чтобы качество было хорошее. Они же пачкаются, приходят и принимают душ. И это еще не все. Мы открыли медпункт. Есть требования законодательства, но мы сделали это по собственной инициативе. Медпукт для того, чтобы они могли освидетельствоваться, они же работают с напряжением, с электричеством. Мы их освидетельствуем для того, чтобы они выходили в нормальном психологическом и физическом состоянии.

Ахматова: Зачем вам это?

Ертаев: Мне лично? Чтобы они были здоровы!

Ахматова: Нет. Вот это все вам зачем? Вам неспокойно? Вы не можете в зоне комфорта находиться?

Ертаев: Если совсем откровенно, если это будет личностное интервью, больше через призму моего «я», я как-то уже говорил, у меня, вот сколько я уже здесь – около 4 месяцев, может, чуть больше, - я не считаю эти дни, счастливые часов не наблюдают, по-прежнему бабочки внутри. Я не знаю, хорошо это или плохо, я склонен считать, что хорошо, я только в 42 года, как мне кажется, более-менее приблизился к тому, что я нашел свое социальное предназначение. Я, может быть, не нашел свое глобальное предназначение, но социальное нашел. Я, наконец-то, на мой взгляд, оказался в нужном месте. Не то, чтобы в нужное время - в нужном месте.

Ромашкина: То есть когда вы были банкиром, вы не ощущали это?

Ертаев: Я еще не знал тогда про Алма-ТВ, но я уже тогда говорил вам о том, что лучше бы я был инженером, медиком, не знаю, кем еще там. Мне грех жаловаться. Я очень благодарен банковской профессии, я очень много получил, и не только в материальном плане, наверное, в образовательном, я набрался опыта. Она - классная профессия, банковская, она много дает, но это было не совсем мое. В Алма-ТВ мне кажется, я оказался совсем в своей шкуре.

Ахматова: А вы сюда на работу приезжаете каждый день?

Ертаев: Я каждый день на работе, мне нравится, у меня кабинет есть.

Ахматова: Мы его даже посмотрели. А в банке вы бываете?

Ертаев: Тут тема такая… фиг его знает, говорить об этом или нет. Я по-прежнему консультирую, у меня есть контракт, я интегрирован в жизнь банка, но, наверное, не так, как раньше. Это раздражает рынок, и мы об этом редко говорим. Если быть совсем честным, так как много людей пришло под нашу команду в банк, то конечно я продолжаю контролировать, но это больше для острастки, для успокоения души. Вот сегодня ситуация такова, что… я не хочу быть высокопарным… Алма-ТВ течет в моих жилах. Компания живет внутри меня, я чувствую мир как Алма-ТВ, Алма-ТВ чувствует мир, как я.

Ромашкина: Всего за четыре месяца вас так…

Ертаев: Торкнуло? Я бы перефразировал: за четыре месяца меня еще не отпустило. Меня штырит и вставляет не по-детски.

Ахматова: А вы увлекающийся человек?

Ертаев: Ну, судя по всему, абсолютно.

Ахматова: Насколько обычно хватает этого запала?

Ертаев: Это не запал! Я уверен, что это не носит краткосрочный, среднесрочный эффект. Это - мое. И не потому что - Алма-ТВ. Я действительно люблю эту компанию. Именно люблю, а не «она мне нравится». Это все звенья одной цепи: и банки как таковые, и Алма-ТВ. Это все некие инструменты для самореализации, Всевышний любит меня и дает мне инструменты. Это все попытка построить великую компанию. (Смеется) Вот говорят: человек, которому не хватает секса, говорит о сексе, человек, которому не хватает денег, говорит о деньгах…

Ахматова: А вам нужна великая компания.

Ертаев: Я не знаю, кто автор этого: «В наше время банкиры и олигархи часто говорят о совести и морали». Все говорят о том, чего им не хватает.

Ахматова: О, я сейчас вспомнила все свои предыдущие интервью, просканировала…

Ертаев: Часто говорят о совести и морали?

Ахматова: Да, часто.

Ертаев: Каждый говорит о том, чего ему не хватает. Я когда эту фразу прочитал, пусть она пошлая, я задумался: о чем я чаще всего говорю, я понял, что я чаще говорю о великой компании. Если предметно, то здесь мы планируем, дай Бог, довести количество абонентов до 1 миллиона в среднесрочном горизонте, мы смотрим на активы в соседних государствах. Мы смотрим на Россию, и я ребятам сказал: «Вы понимаете, что Россия - это самая крупная страна в Европе по количеству населения, и если мы с вами сможем построить крупнейшего кабельного оператора в России или в рамках Таможенного Союза или двух стран, или трех стран, хотя бы двух, то мы с вами построим крупнейшего кабельного оператора в Европе». Если мы сможем в 5-7-летнем горизонте в двух-трех странах получить клиентскую базу в количестве трех миллионов абонентов, я понимаю, что это некая претенциозная задача, достаточно амбициозная. Когда мы это сделаем, мы войдем в 5-7 крупнейших кабельных операторов мира.

Ромашкина: Сколько у вас сейчас абонентов?

Ертаев: Сейчас порядка 600 тысяч.

Ромашкина: Когда вы пришли в компанию, вы первым делом, кроме туалетов, повысили абонентскую плату.

Ертаев: Нет, это не первым делом.

Ахматова: Ну, между туалетами.

Ертаев: Вопрос абсолютно справедливый.

Ромашкина: То есть, какой-то негатив был?

Ертаев: Я не знаю. В цифрах негатив как таковой мы не почувствовали.

Ромашкина: Знаете, были такие комментарии: «Вот Жомарт пришел, и сразу повысилось».

Ертаев: У меня доброжелателей всегда хватает.

Ахматова: Ну, объясните, почему.

Ертаев: Почему доброжелатели?

Ахматова: Почему повысили тарифы? Объективные факторы какие?

Ертаев: Объективно? Для повышения существовали все предпосылки, это ни в коем случае не мой каприз. Если бы я хотел понравиться населению, то я бы, наверное, не повысил, а понизил эти тарифы, но правда такова, что в последний раз до нас тарифы повышались в 2011 году на 100 или 150 тенге, а до этого последнее повышение тарифа происходило в 1998 году, то есть в XX веке. У меня-то абсолютно совесть чиста, потому что все деньги, которые мы получили за счет повышения тарифа, они все идут и инвестируются внутрь самой компании. Эти деньги не ушли на потребление собственного топ-менеджмента. Как раз таки топ-менеджмент себе зарплату не поднимал. Вы же понимаете, что я не на зарплату в Алма-ТВ живу. Не бедный человек. Эти деньги ушли на то, чтобы, в том числе, начать ремонтировать душевые, туалеты для сотрудников, если утрировать. А если серьезно – то на улучшение качества контента. В сетке кабельного телевидения появился канал ТНТ. Я думаю, в XXI веке очень стыдно, что в Казахстане смотрят пиратский контент. Вот сегодня вы не покупаете же пиратские диски на Арбате. Мы же не носим с вами фейковые вещи не потому, что это противозаконно, это внутренняя табуированность нам не позволяет носить ворованное или пиратское. Наверное, правильно будет, чтобы народ наконец-то начал смотреть качественный контент, не ворованный.

Ахматова: Качественный, вы имеете в виду, лицензионный?

Ертаев: В слово «качественный» я вкладываю несколько смыслов. Это значит качественный контент с точки зрения смотрибельности.

Ахматова: Рейтинг?

Ертаев: С точки зрения рейтинга, да. Мы не беремся судить, что хорошо, что плохо. Я говорю о том, что «пипл хавает». Когда я говорю о качестве, я говорю о качестве сигнала. Чтобы у вас не рябило, чтобы сигнал не пропадал периодически, чтобы сигнал не был метеозависим, чтобы как можно меньше было аварий. Это как бы кажется незначительные вещи, но сегодня я могу почти профессионально сказать, что это - усилия огромного количества людей. Была авария и несколько сотен домов одного из микрорайонов города Алматы остались без сигнала и все руководство, включая первого заместителя генерального директора, директора филиала, находились там, до трех ночи искали, где поврежден кабель, нашли и его паяли, приводили в порядок. И утром, когда люди проснулись, сигнал был. Это впервые в истории компании, когда руководство выехало на место и лично занималось устранением этой аварии.

ПРОИЗВОДИТЬ ГУМУС - ТОЖЕ ИСКУССТВО

Ахматова: А вы смотрите ТНТ?

Ертаев: Я смотрю ТНТ.

Ахматова: Вам нравится?

Ертаев: Да, мне нравится.

Ахматова: Почему этот канал вы завели первым? Почему не «Дождь» какой-нибудь, а именно ТНТ?

Ертаев: Рейтинги!

Ахматова: Вы как бизнесмен к этому подходили? Или вы сделали то, что давно хотели сделать, а теперь у вас появился инструмент для этого? Домой приходите - включаете ТНТ.

Ертаев: И то, и другое. Тут нет противоречий. У меня была возможность смотреть «Дождь», когда я периодически наездами бываю в Москве. Я вам скажу, что его неинтересно смотреть. Я не хочу быть ни центристом, ни антилибералом, вы знаете, я придерживаюсь либеральных взглядов. Я этого не стесняюсь. Но «Дождь» - несмотрибельный. Вы сами его смотрите?

Ахматова: Да. Мы даже подписку покупаем. Мы его смотрим платно.

Ертаев: С точки зрения гражданской позиции вы его смотрите?

Ахматова: Изначально, когда он только начинался, это был очень красивый канал.

Ертаев: Сейчас? Вам нравится тот контент?

Ахматова: Мне - да, я вот смотрела марафон на «Дожде» - 40 дней со смерти Немцова, и там выступали такие группы, которых в «Голубом огоньке» мы не увидим. Я согласна, канал изменился, но они делают, какие-то важные для общества вещи.

Ертаев: Ну, может, это гражданская позиция, но «Океан Эльзы» можно послушать и в интернете.

Ахматова: Я про информацию говорю. Мы же не будем сейчас с вами обсуждать хрестоматию журналистики. Я там увижу что-то, чего никогда не увижу по Первому каналу. Этим теперь даже немодно хвастаться – тем, что люди не смотрят телевидение, но я редко смотрю. И вот когда я узнала, когда у нас с вами будет интервью, я пришла домой, включила ТНТ. Подготовиться. И там эта пропаганда уже в «Камеди клабе» – мне рассказывают, что санкции это неплохо.

Ертаев: Подождите-подождите, Зариночка! Я понимаю. Мы с вами же не являемся идейными противниками, оппонентами! Но…. и из ваших уст, по-моему, тоже это звучало неоднократно - любой разумный человек понимает, что если кому-то не нравится читать «Казправду», это не значит, что он должен любить читать «Республику».

Ахматова: Справедливо.

Ертаев: У человека должно быть право вкуса и выбора. Соответственно, если мы говорим о ТНТ, мне кажется, у общества настолько есть усталость от пропаганды, оголтелой идеологии, что уже даже вы, человек абсолютно свободный, творческий, начинаете видеть пропаганду там, где ее нет. Поверьте, Зариночка, в ТНТ нет пропаганды! Это уже восприятие большинством населения всего, что происходит - надо выкрасить в политический цвет, и надо сделать все или черным, или белым. Уже на полутона, на нормальную жизнь не остается времени.

Ахматова: Жомарт, я вас поняла, услышала и самое ужасное, что я смогу сейчас сделать…

Ертаев: Выключить диктофон и уйти?

Ахматова: Вовлечься в спор, в который вы меня пытается втянуть. Мне сейчас важнее ваши ответы.

Ертаев: Нет-нет-нет! Мне важнее интервью ваше морально-психологическое здоровье.

Ахматова: (Смеется) Да нормально у нас все. Со здоровьем.

Ертаев: Я не уверен. Я уже переживаю за вас, девчонки, реакция такая сразу. Смотрите, какая погода! Жизнь-то идет. В моем случае это не попытка уйти от действительности. Я живу в реальности, она такова, что есть компания, у которой есть огромные перспективы, когда я говорю вам о создании великой компании, и я уловил некий скепсис в ваших глазах…

Ахматова: А говорите, что у нас плохо с моральным состоянием.

Ертаев: Но я вам на цифрах показал, что еще несколько лет, определенное количество инвестиций, и эту компанию можно сделать пятой в мире и это будет компания с казахстанскими корнями. Это разве не кейс? Это будет кейс!

Ахматова: Нет, вы мне скажите, у вас в «Comedy Women» есть любимый персонаж?

Ертаев: Нет. У меня нет там нелюбимых персонажей. Мне «Comedy Women» не нравился раньше, когда они появились, но нравится сейчас, не знаю, кто им пишет шутки, наверное, мужчины. Шутки шикарные, мне нравятся!

Ахматова: Какая самая смешная была?

Ертаев: Я же не…

Ахматова: Ну, давайте расскажем читателям, которые, как и мы, со скепсисом могли относиться к ТНТ. А в ваших устах это будет привлекательно.

Ертаев: У меня не стоит задача популяризации или пропаганды ТНТ. Вы мне задали вопрос – нравится ли мне ТНТ, я вам ответил, вы меня спросили – смотрю ли я «Comedy Women», я, не кокетничая ответил, что смотрю. Спросили, получаю ли я от этого удовольствие? Да, получаю.

Ахматова: Любимая программа есть на ТНТ?

Ертаев: Конечно. Вот недавно прошел сериал «Закон каменных джунглей», мне очень понравилось, я с удовольствием посмотрел все серии. Я находился как раз в отпуске. Не знаю, может, я не обладаю вкусом, и Ермек Турсунов будет в меня кидаться всем, но я не считаю, что после этого я аморален.

Ахматова: Мы ничего такого не говорим.

Ертаев: Мне нравятся разные вещи. Я за вас больше переживаю.

Ромашкина: Вы считали, сколько абонентов вам принес ТНТ?

Ертаев: Да, конечно, мы всегда занимаемся статистикой. То, что ТНТ востребован, мы узнали, когда я пришел в компанию, по тем замерам, которые мы делали. Мы же проводим маркетинговые исследования - было очень большое количество обращений с пожеланием вернуть ТНТ в сетку. И мы предприняли максимум усилий. В течение трех месяцев мы вели очень упорные переговоры, чтобы завести ТНТ. Как менеджер я могу этим гордиться. Может, как гражданин, в глазах Зарины не могу этим гордиться, но как менеджер могу.

Ахматова: Почему вы себе позволяете за меня делать какие-то оценки и выводы?

Ертаев: Я увидел это в глазах! Неправда? Ну, ладно! Если «Дождь» будет в рейтингах, мы его тоже поставим в сетку. Я ничего не обещаю, я не заигрываю с публикой.

Ахматова: ТНТ включили, конечно, не заигрываете. (Смеется)

Ертаев: Это - бизнес. Дочь моя 10-летняя просит поставить в сетку «Пятницу», но там есть сложности с правами, у них нет международных, очищенных по авторским правам интернет-версий, которые мы могли бы показывать на территории Казахстана. Но мы ведем переговоры. Мы встречались с Картозия.

Ахматова: Николаем?

Ертаев: Да. Мы говорили о том, что имеем интерес к тому, чтобы включить «Пятницу» в сетку.

Ахматова: Жомарт, вы сегодня кто? В прошлый раз мы к банкиру приходили, а сегодня вы кто?

Ертаев: На кого я похож?

Ахматова: Вы оделись так…

Ертаев: Я не для интервью одевался.

Ахматова: Да уж, все одеваются не для интервью!

Ертаев: Для интервью я оделся бы костюм-галстук, а…

Ахматова: Нет, но выглядите креативно.

Ераев: Спасибо. Представляете, как я выглядел бы в этом виде в кабинете?! Вам спасибо за то, что предложили посидеть на улице. Это же ваше было предложение.

Ахматова: Наше-наше. Так кто вы? Продюсер? Ну, кроме официальной должности генерального директора, написанной на визитке, если она у вас есть. Медиамагнат? Медиа-менеджер. Вот кем вы себя ощущаете?

Ертаев: Я все думаю, как бы сбалансировать и не уйти, не скатиться в пошлость, не уйти в пафос. Это же все, наверное, имеет значение, да? Все, что мы делаем. Зарин, вот ты задала вопрос, и теперь, наверное, понятно, почему было пожелание, чтобы интервью прошло с вами, остальным отказывали. Я сейчас пытаюсь найти менее пафосный ответ. Я человек со своими целями, задачами, амбициями, честолюбием, тщеславием, опытом, знаниями, стремлениями, с поиском своего предназначения. Но я, человек, не побоюсь сказать этого, как минимум, гармоничный. Скорее всего, даже счастливый. Вот. Я, может, только после сорока нашел некую гармонию между своим внутренним и внешним я. И приблизился к пониманию счастья. Я сегодня обладаю, как мне кажется, какими-то определенными знаниями, определенным опытом, который я мог бы применить с пользой для общества и я опять же не считаю это патетичным. Мне кажется это нормальное явление – когда человек хочет быть полезным, хочет быть востребованным. Если говорить о моих страхах, ну кроме понятных – жизнь, здоровье своих родных, то мой страх – перестать быть кому-то полезным. Вызывать жалость. Я считаю, что Бог меня любит, он дает мне все эти инструменты самореализации. Если говорить о каких-то внешних и идеологических аспектах, то шелуха все это. Мы ж с вами говорили, что жизнь это тот самый главный актив, который дается нам… понимаете, вот этой беседы больше не будет никогда? Больше не будет у нас с вами…

Ахматова: Интервью…

Ертаев: Не-не, 11:48 пятницы, 10 апреля 2015 года. Сейчас буквально несколько секунд пройдет и будет 11:50. И каждая секунда так или иначе приближает нас к биологической смерти. И что мы после себя оставим? Кучу навоза? Или все-таки какие-то дела? Это тоже от нас зависит.

Ахматова: Ну, навоз - тоже удобрение. Иногда.

Ертаев: Если в одном месте много насрать, будет вонять, это не будет гумусом. Производить гумус - тоже искусство.

ЧЕРЕЗ ГОД У НАС БУДЕТ ЧЕТЫРЕ ТЕЛЕКАНАЛА

Ромашкина: У вас сейчас есть кабельная компания. Вы будете как-то менять ее профиль?

Ертаев: Мы же уже подняли тариф. Еще раз хотите? (Смеется)

Ахматова: Может, СМИ какое-нибудь купите?

Ромашкина: Свой телеканал? Жомарт-ТВ, например?

Ертаев: Я думаю над этим. Если уж идти по этому проторенному пути, то, скорее всего, я назову его именами своих дочерей.

Ахматова: Скажите имена.

Ромашкина: Чтобы мы были готовы.

Ертаев: Если серьезно, у нас в сетке есть четыре собственных телеканала. Я думаю, Иншалла, до конца лета мы уже поднимем два телеканала. Четыре телеканала мы хотели бы иметь в своем активе через год.

Ахматова: Это какие?

Ертаев: Жанры? Предположительно один будет фильмовой, один будет спортивный. У Алма-ТВ есть 4 лицензии на создание своих каналов.

Ромашкина: Вы лицензии когда получили? Это было до вас?

Ертаев: Да, они были в портфеле. Значит, один – фильмовой, один спортивный, два я еще подержу в секрете с вашего позволения. Я не могу раскрыть все карты сразу.

Ахматова: Какое-то информационное вещание будет?

Ертаев: Мы думаем об этом. Он не будет в чистом виде новостной, но мы ведем приговоры с одной из крупнейших российских телекомпаний для того, чтобы заниматься врезками, в том числе, и новостного блока.

Ромашкина: То есть, вы собираетесь формировать свою картину дня?

Ертаев: Нет, я хотел бы изменить немного…Не то чтобы изменить… это неправильно, я не хотел бы никого обидеть. Попытаться реализовать свое видение – все, что касается подачи информации. Мы хотели бы больше давать аналитики, мы все прекрасно понимаем, что телевидение меняется. Это видно, кстати, на примере американского телевидения. Если новость уже произошла в 10 утра, то в 10.01 об этом знают все интернет-издания. Когда вечером в «прайм-тайм» выходят твои новости, это уже старости.

Ахматова: Парфеновское выражение.

Ертаев: Верно, ничего нового мы не открываем. Надо следовать в фарватере новых течений и, на мой взгляд, уже никто и не смотрит новости. Мы хотим сделать телеканал, который бы люди смотрели – с большим количеством аналитики, качественной, с комментариями.

Ромашкина: Вы уже набираете команду?

Ертаев: Ну да, я думаю, что команда уже значительно усилилась у Алма-ТВ.

Ромашкина: Я имею в виду, команду для телеканалов.

Ертаев: Костя Бабкин – генеральный продюсер Алма-ТВ.

Ромашкина: Вы понимаете, что когда люди узнают, что вы собираетесь запускать 4 телеканала, вы будете как-то влиять на умы, не только через ТНТ…

Ертаев: Мне казалось, что уже будоражу умы…

Ахматова: Жомарт, можно я прямо скажу? Света миндальничает почему-то.

Ертаев: Света тоже особо не миндальничает сегодня, смотри, приперла меня!

Ахматова: А мы с ней вместе долго ходим уже на интервью. Жомарт, все банкиры в нашей стране…

Ертаев: Вздохнули с облегчением, когда я свалил из банковской сферы?

Ахматова: Нет, все банкиры, которые имели какой-либо медиа-ресурс в Казахстане, плохо заканчивали. Вот не волнуетесь ли вы по этому поводу?

Ертаев: (Смеется) Нет, ну… Конечно, я волнуюсь, я не хочу плохо кончить! Все-таки я рассчитываю прожить больше 100 лет в счастье, в неге, в любви… И это не шутка! Я, во-первых, исхожу из того, что если двое делают одно и то же – это еще не есть одно и то же. Я не занимаюсь медиа в прямом виде. Алма-ТВ – это телекоммуникационная компания. Вы задали вопрос: «Есть ли у нас желание и возможность заниматься телевидением?» Я сказал: «Да». Это не значит, что мы собираемся влиять на информационное пространство. Мы говорим сегодня о том, что мы готовы и хотим заниматься качественным контентом. Это же не я постоянно говорю о том, что в Казахстане нет своего собственного контента, что это угрожает информационной безопасности страны. И что мы находимся под идеологическим влиянием России. Ну, продолжайте-продолжайте, Зарина! Вы, либералы, любите эти темы.

Ахматова: Это – Байтасов. Это его риторика.

Ертаев: Я публично сказал: «Арманжан Мерекеевич, вы понимаете»…

Ахматова: Жомарт, ну, не уходите от вопроса.

Ертаев: Я не ухожу!

Ромашкина: Банкиры со СМИ.

Ахматова: Вот скажите мне, переживаете?

Ертаев: Во-первых, я уже не банкир. Я же не занимаюсь этим параллельно, я же не занимаюсь этим, чтобы потешить свое эго. Я занимаюсь сегодня СМИ, как телекоммуникационной компанией, как бизнесом.

Ромашкина: Вы же понимаете, что наступит момент, когда у вас раздастся звонок, и вам скажут – не выпускайте эти новости…

Ертаев: Я вам еще раз скажу – мы не собираемся заниматься новостями.

Ромашкина: Ну, хорошо. Аналитическая передача, куда вы пригласили нерукопожатного эксперта…

Ахматова: Грубо говоря, вы взяли санкционированно или не санкционированно, я уж не знаю, в руки этот микрофон, «матюгальник», и в любой момент можете прокричать из окна все, что хотите….

Ромашкина: Землетрясение… Пожар. Революция!

Ертаев: Я думаю, что когда принималось решение и, если вдруг это каким-то образом оценивалось, то было понимание. Я никогда не находился в оппозиции к действующей власти. Я не пытаюсь вам понравиться. Я не боюсь вам не понравиться. Я никогда не находился в оппозиции к здравому смыслу. Поэтому приглашать кого-то, кого я (не только власть) считаю руконепожатным, я не буду. Есть люди, которые активно спекулируют национальными вопросами, псевдооппозиционными вопросами, чтобы сделать рейтинги, я считаю это неправильным. Когда таких людей в отсутствии спикеров приглашают в эфир и делают из них борцов, то я не знаю… общество больно.

Ромашкина: Ну, вы же понимаете, что вы поддерживаете людей, которые не всегда понятны власти, например, Дария Хамитжанова.

Ертаев: Давайте все-таки не будем выходить за рамки разума. Дария Хамитжанова не представляет угрозы власти, она не идет в оппозиции к власти. Она вызвала реакцию как раз-таки у планктона, у серой быдло-массы.

Ромашкина: Она вызвала реакцию и у властей.

Ертаев: Не вызывала она никакой реакции.

Ахматова: Подождите. Света вам говорит вот о чем. Вы отличаетесь.

Ертаев: И слава Богу.

Ахматова: Вы тот человек, про которого не сразу угадаешь, за какие ниточки дергать. Пусть вы не оппозиционер, но вы не марионеточный персонаж. Вы, человек, который мыслит.

Ромашкина: И имеет свое мнение.

Ахматова: Это, поверьте, достаточный набор, чтобы считаться опасным.

Ертаев: Мы немного, мне кажется, демонизируем состояние казахстанского общества и сами стали излишне идеологичными. Для того чтобы выйти из плена пропаганды, в том числе и российской, мы должны быть внутренне к этому готовы. Но для этого мы и сами должны перестать быть таковыми. Если мы с вами не политологи, не политики, не политические обозреватели, то мне кажется, не надо видеть во всех проявлениях общественной жизни политику, идеологию и пропаганду.

Ахматова: То есть, вы спокойны на этот счет?

Ертаев: Я считаю, что сегодняшнее наше общество – разумно, мы потихоньку взрослеем, мы умеем дискутировать, имея разные точки зрения на те или иные события. Умение смеяться в первую очередь над собой и, в том числе над глупыми, а иногда умными шутками ТНТ – это, мне кажется, показатель здоровой психики. А вот фыркать и говорить: я не смотрю Россия 24, я не смотрю ТНТ, поэтому что это пошло…

Ахматова: Нет, ну вы сравнили, я не смотрю Россию-24, потому что у меня не так много времени. Фильм посмотрю лучше хороший, книжку почитаю.

Ертаев: Правильно, я тоже не смотрю Россию-24, но в этом нет позерства, да? А вот сейчас стало очень модно говорить: «А я телевизор не смотрю!» Вот ты молодец! «Я все в интернете!» Ой, какой ты продвинутый. Ну, это же поза! Потому что я прекрасно знаю, что телевизор у него висит дома.

Ромашкина: И диагональ знаю.

Ертаев: Во-вторых, я знаю, что даже если он пользуется интернетом - я не хочу всех расстраивать - но интернет мы тоже продаем. Поэтому меня очень тяжело в этом плане зацепить. Смотрите YouTube, у кого-то от зомбоящика зависимость, у кого-то - от интернета. При этом, мы-то стараемся улучшить контент. Вот вам, пожалуйста, в отличном качестве, в HD-формате

Ромашкина: В последнем интервью мы спрашивали у вас, с кем вы себя ассоциируете, вы сказали, что с Мориарти. И вот теперь представляете, человек, который ассоциирует вас с Мориарти…

Ертаев: (Смеется) Это же не мои проблемы, это проблемы общества. Мне кажется, многие почувствовали облегчение, когда я наконец-то покинул банковское поле и все перекрестились, сказали: «Слава Богу!». Сейчас я занимаюсь тем, что действительно мне нравится. Мы впервые в истории компании открыли флагманские офисы, в АДК, в Меге. Мы впервые в истории этой компании открыли постоянно действующий учебный центр, впервые в истории этой компании осуществляем построение постоянного call-центра, это ежедневная рутинная работа, которую никто не видит, под это создали более 100 рабочих мест, нашим землякам, соотечественникам, почему нет? Мы же это все делаем, даже если это может быть незаметно, может быть, не так интересно, оттого тяжело критиковать – я не про вас говорю. Быдло-массам легче кидаться комментами, чем заметить ежедневную большую работу, это тоже жизнь.

Ахматова: Вот кем надо себя считать, чтобы называть кого-то быдло-массой. Мне всегда было интересно.

Ертаев: (Молчит)

Ахматова: В какой момент это приходит?

Ертаев: Да я их пофамильно могу назвать! (Смеется)

Ахматова: Сейчас же я буду требовать фамилии. В какой момент приходит это осознание: «Я такой…креативный»

Ертаев: Великий? (Улыбается)

Ахматова: Гениальный, ну. Нет, вот «быдло-массы» - это много людей, которые быдло.

Ертаев: Ну, почему много.

Ахматова: Массы – это сколько? Явно больше двух.

Ертаев: Для интернета и пяти человек достаточно… Ну, хорошо, вы абсолютно правы, давайте поменяем дефиницию. Давайте скажем так, чего я бы не хотел видеть в себе, и с каким качеством я, наверное, долго время боролся, и продолжаю бороться в той или иной степени, давайте перечислим просто. Я в этой жизни больше всего боюсь зависти.

Ахматова: Вы суеверны?

Ертаев: Я не суеверен, нет. Зависть не относится к мистике, зависть – это реальное качество, которым обладает, к сожалению, какое-то определенное количество людей. И более того, я думаю, что и я в той или иной степени был завистлив. Я когда говорю «быдло-массы», я имею в виду все больше завистливых людей. Я понимаю, в чем был сарказм или ирония. Но когда я говорю «быдло-массы», я не имею в виду статус. Ни в коем случае, речь не идет о социальном статусе человека, о количестве его денег или успешных кейсов за его спиной. Нет. Вы же понимаете, я не занимаюсь ни в коем случае сегрегацией. Я в последний раз апеллирую к этой теме, но в тюрьме я нашел друзей. Близких очень по духу.

Ахматова: До сих пор с ними общаетесь?

Ертаев: Да. Настоящих друзей. И когда я говорю «быдло-массы» – это люди завистливые, на мой взгляд, безнравственные, вот и все. Есть люди злые – завистливые, и добрые люди. Добрые люди любят других людей. Поэтому, когда мы сталкивается с обструкцией людей завистливых, ее сложно воспринимать, как руководство к действию. Конечно, очень легко кричать: «Ату! Мочи его!» И когда они говорят, что Ертаев выделяется и представляет угрозу, они это делают только для того, чтобы Ертаев исчез с экономической, социальной и политической карты Казахстана. Вы ж прекрасно понимаете, что они не переживают за будущее этой страны, они переживают за то, чтобы у меня не было успеха. Это же очевидные вещи. Не потому что я великий, хотя это само собой (смеется), просто у великих - больше завистников.

Ромашкина: Хороший заголовок!

Ахматова: Мы сначала хотели поставить: «Жомарт Ертаев: «Я смотрю «Дом-2».

Ертаев: Я считаю себя психологически здоровым человеком, и я считаю, что честолюбие, амбиции, желание и готовность эволюционировать и расти над самим собой – это естественно. И по мере того, как я двигаюсь вперед, я все равно сравниваю себя с тем, кем я был вчера, и если знать, что я сегодня больше, чем вчера, то в собственных глазах я – великий. Я в этом не вижу проблем.

Ахматова: Мы не видим проблем, мы слушаем.

Ертаев: Если бы я считал себя лузером, это была бы проблема. Ой, я весь такой несчастный. Ну, это же кокетство. С какого? Не, нормально. Я считаю себя счастливым.

Ахматова: Это прекрасно. Вы заговорили про амбиции, и я вспомнила про вашу великую компанию. Не большую - великую, а то в прошлый раз я ошибалась. Кажется, простите, у Тарковского был такой монолог. Не помню фильм, по-моему, «Жертвоприношение». Если ты каждый день встаешь и что-то делаешь, одно и то же…

Ертаев: Отлично, да

Ахматова: В назначенный час. Каждый божий день. Одно и то же. Хотя бы выливаешь стакан воды в унитаз в восемь часов утра, то мир изменится.

Ертаев: (Смеется)

Ахматова: Так вот, к вопросу о великой компании, вы ее строили в банковской сфере, а потом перестали выливать этот стакан воды в унитаз и стали его выливать в другое место.

Ертаев: Отличная аллегория. А почему стакан воды в унитаз?

Ахматова: Не знаю, почему Тарковский так снял. Но идея такова, что в мире что-то должно сдвинуться. Что-то точно поменяется.

Ертаев: Там так было?

Ахматова: Не дословно, но так. Вы сейчас строите новую великую компанию тут? Все с начала? Или это звенья одной цепи?

Ертаев: Прекрасно! Я только хотел пуститься в пространные рассуждения на эту тему, и тут вы мне классно подсказали. Да, это все звенья одной цепи. Вот для меня ничего не изменилось, понимаете? Поменялся только экстерьер, офис, адрес, куда я езжу, а глобально ничего не поменялось. Есть золотое правило: если ты смотришь на управление компанией через призму потребностей людей, и это не только абоненты или клиенты, это - акционеры, сотрудники, клиенты и общество в целом, то уже не суть в какой области конкретно ты работаешь, какой компанией управляешь. Например, мы повысили тарифы, но мы же параллельно повышаем качество услуг и улучшаем условия труда для сотрудников. Максимальное удовлетворение потребностей всех вовлеченных сторон - вот главная стратегия, если я строю действительно великую компанию!

Мы хотим делать вещи, которые, как минимум, будут конкурентоспособны с российским контентом. Амбициозно? Амбициозно. Я уверен, что мы обладаем человеческим ресурсом, а технологии и деньги - везде одинаковые. Только люди. Креатив! Вы. Мы. Что дал мне Всевышний? Площадку, инструмент для того, чтобы люди творческие могли самореализовываться. И необязательно в области политики и идеологии - нет. Через призму креатива! Не нравится «Дом-2»? Давайте создадим «Үй-1», «Юрта-3»! Вам, что - проблема? Сделайте то, что вам кажется правильным и необязательно в области политики.

Ахматова: Ну, так мы и делаем. И вообще не про политику.

Ертаев: Вы делаете. Поэтому только с вами я хочу поговорить о таких вещах, это мой выбор, и, слава Богу, наконец-то впервые за много лет он у меня появился, я это почувствовал, после первого интервью и почитал потом ваши, Зарина, работы. Прошло чуть более ста дней с тех пор как мы пришли в компанию, и мы понимали, что есть какие-то мысли, которые мы хотим донести до аудитории. При этом я понимаю те риски и угрозы - интервью не будет причесанным. Но я хочу профессиональное! Я хочу работать с профессионалами, я ваши интервью читаю от начала до конца и не по диагонали, а внимательно, это же востребованный контент.

Всевышний мне дал в мои руки компанию, это не только моя компания - это 2000 человек которые тут работают. Понимаете? 2000 людей зависит от компании, умножьте на 5 человек, среднюю семью, порядка 10 тысяч человек от меня зависит! Это - звенья одной цепи, как это может не возбуждать? Как это может не накладывать отпечаток ответственности?!

ДЕРЖАТЬ ДИКТОФОН – ЭТО СТРАШНЫЙ НАРКОТИК

Ахматова: Что дальше, Жомарт? Кино снимете?

Ертаев: Почему, нет? Мне нравится

Ахматова: Сам?

Ертаев: Нет, я не умею. Каждый должен заниматься своим, тут Турсунов прав. Вообще, как-то мы с ним долго разговаривали. Он - художник, к нему можно относиться по-разному, можно соглашаться с тем, что он говорит, можно не соглашаться, у нации должна быть совесть, она не всегда права, но она не должна спать. Он никогда не ставил себе цели самопиара. Никогда не ставил целью раскачивать стабильность. Он никогда этого не делает, но он говорит о текущей ситуации, и он, как художник, имеет право говорить о степени нравственности, об уровне морали и нравственности внутри общества. Я читал ваше с ним интервью, и хочу вам сказать, если мы будет рассуждать на уровне «свобода или несвобода» спикеров вообще не останется. Необязательно привязывать меня к политике. Или Ермека. Дело не во мне - мне не страшно, но мы убьем последние голоса людей, которые выделяются, я хочу донести до людей, что свобода - это абсолют. Я редко использую слово «должны», мы никому ничего на хер не должны, но тут тот редкий случай - мы должны идти к построению свободного общества! Только свободное общество может быть счастливо, свободные люди должны быть свободны не только внешне, но и внутренне, и не только от идеологии, но и от догматизма. Идет радикализация, я - либерал, но человек либеральных взглядов не обязательно должен быть в оппозиции к действующей власти, это не есть синонимы. Мы стали вешать друг другу ярлыки, и если людям по ту сторону это простительно, то нам с вами это не позволено, если мы претендуем на то, что мы люди интеллигентные, а интеллигентный человек - это свободный человек - мы должны перестать судить других! А мы выставляем оценки.

Ахматова: Это вы про нас сейчас говорите?

Ертаев: Про себя, в том числе. Я же вижу эту общественную полемику. Но вы - рупор, вы говорите, вас читают. Я вот Ермека читаю. У него слишком много боли.

Ахматова: Это правда.

Ертаев: Тиражировать добро через боль - это сложно. И не факт, что общество готово к этому - мы его оттолкнем, и оно будет дрейфовать в сторону зла.

Ахматова: Послушайте, ну, подождите. Я о чем-то спрашиваю, он что-то отвечает. Я не начинаю интервью с политики. Но человек об этом говорит - это его позиция! Я ж не могу ему диктовать.

Ертаев: Я ни в коем случае не имею права судить Ермека.

Ахматова: Вы будто бы меня обвиняете. Я включаю диктофон и задаю вопросы, так же, как и вам. Остальное зависит от человека.

Ертаев: Ни в коем случае не обвиняю! Я пытаюсь сказать, что я понимаю Ермека, в нем слишком много боли. Но я боюсь, что в нем умрет добро - когда человека долго бьют по рукам, когда на него выливается дерьмо, он либо сломается, либо станет частью этого дерьма. Добро тяжело нести, но это - благородная миссия. Это тешит мое эго, мы же не такие, как другие.

Ромашкина: Телеканал – это же тоже инструмент, который вы будете использовать.

Ертаев: Да, мне нравится. Я хочу, чтобы много творческих людей нашли себе применение. Мы построим большой павильон, не на словах, а на деле, мы будем снимать фильмы, сериалы. Я хочу, чтобы региональные телеканалы могли бесплатно им пользоваться. В конце прошлого года мы объявили акцию о том, что ряду региональных каналов мы дадим возможность бесплатно вещать в нашей сети, а кому-то понизим цены. Я считаю, что не надо обирать тех, у кого и так нет денег. К нам приезжал руководитель одной из региональных телекомпаний, на повестке дня был вопрос – мы должны заплатить Первому каналу за трансляцию. Он говорит: «Это – сложный вопрос, давайте перейдем ко второму. Где взять деньги на ксерокс?» Это - реальное состояние телекомпаний сегодня. Информационная безопасность – это ведь не заградительные меры, это возможность создавать качественный контент. В нас сидит этот инфантилизм – нам вечно кто-то должен помочь, при этом объединиться друг с другом мы не можем. Несколько лет назад руководители крупных компаний собрались и ничего умнее не придумали, чем принять закон, я его называю «Закон 12-ти», по числу участников, которые его инициировали. Закон о том, что кабельные операторы должны на основе взаиморасчета транслировать местные телеканалы, этот список 12-ти. Что кому дало? Непонятно! Что такое взаиморасчет мне в XXI веке – непонятно. Но, слава Богу, все это решаем, выстраиваем как-то отношения с первыми руководителями, за что я им благодарен. Я пришел с абсолютно зарегулированного банковского рынка, как мне казалось, в свободный, «рыночный» рынок, и его у нас пытаются зарегулировать! Я не знаю, как это назвать.

Ромашкина: Вы хотите вести какую-нибудь передачу?

Ертаев: Как только я оказался по ту сторону экрана, я понял, что держать диктофон намного интереснее, чем говорить в диктофон.

Ромашкина: Вы держите кабель.

Ертаев: Неважно. Когда ты какое-то отношение начинаешь иметь к журналистике, тебя это затягивает. Это - страшный наркотик!

Ахматова: А вы боитесь зависти, потому что у вас присутствует страх, что ваши завистники когда-нибудь будут торжествовать?

Ертаеав: Не-е-ет! Я просто страстно люблю эту жизнь. Истово люблю. Я не хочу проживать чужие жизни, я хочу жить свою. Вы знаете, я страшно хочу жить. Жить – это любить, это быть готовым к самопожертвованию. Я не хочу отдавать свои жизненные силы на борьбу с недоброжелателями. Я хочу полноценно жить, а это не просто под пальмой, на яхте, под яхтой. Жить – это работа. Семья. Люди. И сейчас я это, как никогда ощущаю. По моей морде же видно, я, как кот, который объелся сметаны.