Наибольший интерес для экспертного анализа в последние годы представляют возможные сценарии смены власти в странах Центральной Азии. Интерес к теме основан не только на наблюдениях за президентским электоральным циклом, в который вступили страны региона, но и на рассуждениях о будущей судьбе региона в условиях неминуемой смены власти в двух наиболее влиятельных странах Центральной Азии — Казахстане и Узбекистане.

В данном случае довольно показательны примеры трех стран региона, испытавших последствия смены главы государства.

В Туркменистане смена первого лица государства произошла относительно спокойно с точки зрения оценок внутриполитической стабильности. По мнению экспертов, вопросы передела зон влияния и собственности в Туркменистане были решены локально, быстро и без перехода на дестабилизацию.

Смена руководства Таджикистана проходила на заре независимости государства в условиях кланового противостояния и гражданской войны, что сегодня позволяет экспертам говорить о невозможности смены президента в стране силовым методом, так как страна уже имеет «прививку» от дестабилизации.

Кыргызстан за годы независимости накопил самый большой опыт не только по смене глав государства, но и по выбору процедур для ее осуществления, превратившись из «островка демократии в Центральной Азии» в «район социальной нестабильности».

В то же время сохранение стабильной политической власти на протяжении 20 лет в Казахстане и Узбекистане вкупе с неопределенностью по вопросу преемственности власти имеет достаточно высокие политические риски. Сегодня Центральная Азия входит в период политической турбулентности, когда очень сложно спрогнозировать развитие событий. Исходя из этого возникает несколько вопросов. Изменится ли сам политический режим при следующем руководителе государства, если изменится, то насколько реальными будут эти изменения или будет реализован вариант «косметического ремонта»?

Каким образом скажется смена президента на стабильности власти — она или сохранит свою целостность, как в постниязовском Туркменистане или элита начнет бесконечно дробиться как в революционном Кыргызстане?

А отсюда и главный вопрос — реализуема ли вообще идея преемничества, и имеют ли шанс следующие главы государств продолжить политический курс своих предшественников?

Смена режима или смена лица?

Экспертные дискуссии сводятся к тому, что процессы смены власти в странах Центральной Азии должны рассматриваться на основе двух ее производных — смена режима и смена лица. По мнению экспертов, и тот, и другой подход имеет свои основания и предпосылки, и в той или иной степени применим для любой из пяти центральноазиатских стран.

Смена режима влечет за собой изменения в функционировании политической системы страны, определяющей качество политической жизни в ней. Это означает, что изменения происходят не только в методах управления, но и непосредственно касаются прав и свобод граждан. Таким образом, положение личности в обществе является главным индикатором в идентификации политического режима.

Возможна ли в среднесрочной перспективе смена политического режима в какой-либо из стран региона?

С одной стороны, это кажется вполне вероятным, ведь, по сути, политический режим — это более пластичное и динамичное явление, чем система власти. В этом смысле эволюция одной политической системы может осуществляться по мере смены нескольких политических режимов. Например, установившаяся в XX столетии в СССР система советской власти из сталинского режима трансформировалась в режим, сформировавшийся в годы так называемой хрущевской «оттепели» (в 60-х гг.), а впоследствии — в режим коллективного руководства при Брежневе.

Но, по мнению большинства экспертов, кардинальная и скоротечная смена режима — это маловероятный сценарий. Во-первых, полная смена режима требует довольно продолжительного времени, в среднем до 20 лет (одно поколение), так как сопряжена с качественными изменениями в обществе, признаки которых, по оценкам экспертов, никак сегодня не проявляются. Во-вторых, у центральноазиатских режимов есть определенная социально-экономическая устойчивость и лояльная социальная база, которая не может исчезнуть в один миг.

Большинство экспертов сходятся во мнении, что в Казахстане и Узбекистане смена главы государства пройдет по сценарию «смены лица». Вероятнее всего следующие фигуры президентов будут транзитными, что позволит сохранить статус-кво как во внутренней, так и во внешней политике, и даст время местной элите выбрать вектор дальнейшего развития. В целом, тезис о том, что смена лидера не означает смену режима, подтверждается на примере Туркмении. Пришел новый Туркменбаши, изменилась риторика, появились новые портреты, но качественных изменений в политическом режиме, методах управления не произошло. Данный способ смены власти, по мнению экспертов, является наиболее реалистичным и приемлемым в центральноазиатских условиях. Риск же, как отмечают эксперты, заключается в том, смогут ли этот тест пройти следующие лидеры.

Стабильность или дестабилизация?

По мнению ряда экспертов, в таких странах региона как Туркменистан, Таджикистан и Узбекистан отсутствует даже потенциальная возможность дестабилизации ситуации при смене власти. Эксперты исходят из особенностей формирования элитой общего консенсуса, который далеко не всегда устойчив, но всегда — результат компромиссов и договоренностей. Нет никаких оснований полагать, что при смене власти в этих странах будет предпринята попытка изменений или передела собственности. Однако, если это и произойдет, то только локально.

В Кыргызстане и Казахстане, как считают наблюдатели, дестабилизация ситуации при смене власти вполне возможна. В Кыргызстане каждая смена президента сопровождалась революцией, и это становится своего рода кыргызской политической традицией. А Казахстан, по мнению экспертов, сейчас стабилен только за счет авторитета Нурсултана Назарбаева. Но в политической элите Казахстана есть фигуры, которые хотели бы и потенциально готовы к перехвату власти. В качестве примеров, эксперты выделяют группировки Мухтара Аблязова и Рахата Алиева, не гнушавшихся даже откровенно криминальных методов в борьбе за власть. «Банковские дела» характеризуют местную политическую элиту, как склонную к политическому предательству и нельзя исключать возможности появления новых фигур, стремящихся к перехвату власти.

По большому же счету ни одно из государств Центральной Азии не является абсолютно стабильным. В любой из рассматриваемых стран есть свои слабые места, зоны прорывов, которые существовали или вновь образовались — от Андижана в Узбекистане, партизан в Таджикистане до Жанаозена в Казахстане. Также открытым практически для любой страны Центральной Азии остается вопрос насколько сами государства при смене режима будут сильными, а главное — насколько население внутри страны будет идентифицировать себя с государством, и не приведет ли смена режима к потере суверенитета и государственности как таковой.

Еще одной предпосылкой потенциальной дестабилизации является отсутствие у всех правящих режимов в Центральной Азии простой и доступной массовой идеологии. И эту нишу в последние годы, по оценкам центральноазиатских экспертов, активно занимает исламский фактор. Также возникают новые риски, связанные с радикализацией ислама, о чем свидетельствует ужесточение государственной политики в религиозной сфере. Часть экспертного сообщества уверена, что исламская оппозиция уже сегодня может составить реальную альтернативу действующей власти, например, в Таджикистане. А в среднесрочной перспективе и в других странах Центральной Азии[1].

Будет ли преемник?

По оценкам экспертов, преемственность в странах Центральной Азии может и должна восприниматься не в качестве смены имен, а в качестве того, какая будет проводиться внешняя и внутренняя политика, — то есть преемственность предполагает сохранение базисных установок политического курса страны. А иначе это не преемственность. Если механизм преемничества эффективно налажен, то фигура правопреемника становится совершенно неважной — он вынужден будет следовать основным идеологическим и стратегическим установкам предшественника, в противном случае он будет сменен. На первый взгляд идея преемственности воспринимается как некая демагогия. Во-первых, следующий глава государства столкнется с целой лавиной проблем, которые надо решать, и причем срочно. Решая эти сиюминутные проблемы, преемник может и отклонится от прежнего курса. Во-вторых, преемственность предполагает идеологическое направление, которого в арсенале современных центральноазиатских правителей нет. А в-третьих, не следует упускать и чисто психологический фактор — мало кто согласен исполнять роль второй скрипки, быть копией своего предшественника. В политике, в центральноазиатской политике тем более, каждый лидер стремится создать свою эпоху.

Также при анализе процессов смены власти надо учитывать такой фактор, как легитимность нового политического режима — внутренняя и внешняя. Внешняя легитимность — это когда притязания на власть в стране, признаются мировым сообществом. Внутренняя легитимность — это когда притязания на власть в стране обеспечены лояльностью, поддержкой политической элиты и значительной частью населения страны. Принцип легитимности подразумевает способность власти создавать у населения веру и «убеждение в том, что, несмотря на все их промахи и недостатки, существующие политические институты являются наилучшими, нежели какие-либо другие, которые могли бы быть установлены и которым следовало бы в результате подчиняться» (X. Линц).

Узбекистан

По оценкам экспертов в среднесрочной перспективе наиболее реалистичным сценарием смены власти в Узбекистане будут всенародные выборы. С учетом изменений даты очередных президентских выборов, которые были перенесены с 2014 года на весну 2015 года, нынешний глава государства Ислам Каримов может удерживать пост президента страны вплоть до 2020 года. Эксперты выражают полную уверенность в том, что будущая президентская кампания пройдет с участием Каримова в качестве кандидата.

Распространено мнение, что он не хочет расставаться с президентским креслом и даже в случае смены власти, будет заботиться о том, чтобы пришел подконтрольный ему человек. Учитывая специфику внутренней ситуации, ментальность и существующую структуру управления, второго Каримова не будет, но быстрая, резкая схватка между кланами все равно произойдет. Тем не менее, к помощи улиц элита вряд ли прибегнет.

До 2011 года позиция преемника в Узбекистане была не определена по Конституции, то есть, в случае недееспособности действующего Президента, Президентом становится кто-то из парламента, но кто конкретно — оставалось неизвестным. В 2011 году были расставлены точки на «i», в Конституцию введена поправка, где четко определена позиция преемника, — им стал спикер Сената. Таким образом, на сегодняшний день имеется юридически закрепленный, заранее определенный преемник. То есть, в случае выборов, этот человек, получая власть на трехмесячный период, получает и возможность эту власть у себя оставить.

Можно предположить, что кроме обеспечения внутренней легитимности при возможной передаче власти, официальный Ташкент закладывает также и основы внешней легитимности. Так, решение Узбекистана в 2012 году о выходе из ОДКБ может означать с одной стороны поиск новых источников гарантий национальной безопасности и нынешнему политическому режиму, а с другой — попытку обеспечить гарантии именно политическому преемнику.

Данное решение можно расценивать, как готовность вновь пойти на сближение с США и выступить его союзником в регионе, в ответ на политическую поддержку и гарантии с американской стороны[2]. Возможно, такой резкий шаг был необходим с точки зрения подготовки к процессу передачи власти, если не в самое ближайшее время, то уже в недалекой перспективе. Другим словами, параллельно выстраиванию внутренних механизмов для передачи власти сегодня, возможно, идет и процесс поиска внешних гарантий, а соответственно и решений в вопросе дальнейших политических перспектив режима. Конечно, это еще не означает, что передача власти произойдет в ближайшее время но, по крайней мере, может свидетельствовать о подготовке запасных вариантов, на случай если это будет необходимо.

Решение Ташкента о выходе из ОДКБ может означать поиск новых источников гарантий как национальной безопасности, так и нынешнего политического режима. Этот шаг можно расценивать как готовность вновь пойти на сближение с США и выступить его союзником в регионе в ответ на определенного рода политическую поддержку и гарантии. Не исключено, что это вызвано необходимостью готовиться к процессу передачи власти нынешним узбекским лидером — если не в ближайшее время, то уж точно в недалекой перспективе.

Во-первых, в прошлом году в Узбекистане конституционно был закреплен процесс передачи власти в случае форс-мажорных обстоятельств. И если раньше в таких случаях решение о назначении главы государства принимал депутатский корпус, что могло спровоцировать определенные сложности и вызвать политический кризис, то теперь по инициативе Ислама КАРИМОВА эти полномочия четко закреплены за спикером. В условиях Востока подобная детализация — далеко не простой технический шаг.

Во-вторых, в этом году официальный Ташкент принял решение о переносе президентских выборов с 2014 на 2015 год. Такие шаги делаются не спонтанно, а на основе анализа всех в совокупности факторов и планирования дальнейшего развития ситуации.

Ерлан Карин. Дипломатия по-узбекски: уходя - приходи. Общественно-политическая газета «Время», 3 июля 2012 года, http://www.time.kz/news/archive/2012/07/03/diplomatiya-po-uzbekskiuhodya-prihodi

Вполне возможно, что одним из факторов реализации такого «страховочного» варианта являются некие проблемы со здоровьем Каримова (имеется в виду информационный вброс в интернет материалов о якобы инфаркте у узбекского лидера в марте 2013 года, что вызвало целую волну слухов, гипотез, пессимистических сценариев и создало «атмосферу тревожности» не только в самом Узбекистане, но и в соседних Казахстане и Кыргызстане).

Вне зависимости от сроков передачи власти, в случае смены действующего лидера, по мнению экспертов, официальная политика Ташкента может стать более близкой к тому, что мы называем геополитикой.

Узбекистан географически расположен достаточно выгодно: в центре Центральной Азии, и все транзиты, — водные, воздушные, энергетические, транспортные, — проходят через него. И, в отличие от Казахстана, Узбекистан — наследник больших геополитических традиций.

Также при втором президенте будет наблюдаться отход от всех идиом, которые остались с Советского Союза, от того, что было накоплено в 1990-ые годы. Эксперты склоняются к мнению, что политика может стать более жесткой, при этом более реальной.

Кыргызстан

По оценкам экспертов, результатом всех социальнополитических потрясений, которые пережил Кыргызстан в ходе двух революций, стала лишь смена лиц с сохранением режима. Утверждения представителей кыргызской элиты о том, что в стране произошла революция, по мнению аналитиков, идет в разрез с решением о национализации предприятий с целью их дальнейшей перепродажи на аукционе — это была не смена системы государственного управления, а перераспределение собственности и зон влияния. Гарантом сохранения политической системы, по свидетельствам многих экспертов, стало достижение консенсуса элит после свержения Бакиева; клановая перегруппировка произошла не одномоментно, но все-таки произошла.

Сегодня в Кыргызстане наблюдается некая усталость от постоянных смен власти, переворотов. Формируется запрос населения на стабильность, решительность и дееспособность со стороны власти. От управленцев ожидается конкретика при принятии решений; идеологическая составляющая власти, ее направленность отходят на второй план. На повестке дня в Кыргызстане стоят вопросы усиления экономики, обеспечение роста темпов внутреннего оборота наличных денег. Приоритетом становится подготовка новой команды, которая будет способна дальше двигать экономику страны и обеспечит преемственность во внешней политике.

На процессы формирования кыргызской политической элиты усилилось влияние таких внутренних факторов как национальный и клановый. И в этих условиях, по мнению экспертов, усиливается влияние исламистов, имеющих не только четко сформулированные идеологические догматы, но пути и способы их применения. Особенно восприимчивой к проповедникам становится молодежь. Эксперты склонны рассматривать усиление религиозности в стране как угрозу, особенно с учетом того, что Кыргызстан при внешнем антураже, по их оценкам, никогда не был чисто исламским.

Таджикистан

По оценкам экспертов, смена власти в Таджикистане произойдет на легитимной основе с использованием выборных процедур. Президентские выборы намечены на 2013 год. На этот момент Рахмонову исполнится 61 год. По сравнению со своими коллегами по региону, он имеет надежный запас времени. Эксперты не сомневаются, что президент выставит свою кандидатуру на выборах. И по прогнозам, одержит на них победу, тем самым обеспечив стабильность президентской власти в стране до 2020 года. Таджикистан — единственная страна в Центральной Азии, которая испытала все негативные последствия гражданского конфликта. Все помнят эти события, и некое опасение того, что это может произойти вновь, сохраняется, то есть у населения выработался так называемый иммунитет в отношении силового способа решения конфликтов. Даже недовольные действующим Президентом и правящим классом, скорее всего выберут стабильность, потому что не видят понятной для себя альтернативы.

За последние 10 лет, по наблюдениям экспертов, в Таджикистане наблюдается устойчивый тренд на усиление и концентрацию власти при сохранении атрибутов имитационной демократии. Во внутренней политике РНПТ (партия Рахмона) «отдала» несколько мест в Маджили Оли другим бутафорным партиям. Эффект гласности и свободы слова создает газета «Азия +», которая позволяет себе критику Президента, членов его семьи.

По мере усиления режима Рахмонов становится все жестче. Он поступательно расправляется со своими политическими оппонентами в правительстве, парламенте, даже диссидентами в России. С одной стороны, он действительно гарантирует свою стабильность посредством устранения радикальной оппозиции, но одновременно этими действиями он не может не порождать ответных внутренних реакций. При этом ответная реакция выходит с внутритаджикского на региональный уровень. В частности, если таджикские элиты для защиты своих интересов готовы пожертвовать сохранением добрососедских отношений, то в результате это может спровоцировать ответные жесткие действия вплоть до вооруженного конфликта. Демонстрация того, что Узбекистан может использовать силу, уже была.

Несмотря на некоторую неосмотрительность политики Рахмонова, все понимают, что он, как фигура, не вечен, не исключается и вероятность несчастного случая или удачного покушения. При этом, по оценкам экспертов, альтернатива у него реально есть, и это не обязательно исламская оппозиция. Это может быть, например, кандидат из того же клана.

Что касается выбора политической стратегии после смены власти в Таджикистане, то на текущий момент эксперты исходят из того, что никакого интереса к тому, что происходит в этой стране, у мирового сообщества, которое хотело бы сохранить текущие правила игры, по большому счету нет. То есть фактор внешнего давления на власть в стране — минимальный. Поэтому преемник столкнется с проблемами, которые надо будет решать, нарушая какие-то внутренние правила игры. И если у него будет воля и понимание того, что он может это сделать, он может их нарушить.

Туркменистан

В Туркменистане 12 февраля 2012 года прошли очередные президентские выборы, на которых победу одержал действующий президент Гурбангулы Бердымухамедов, набравший 96,7% голосов избирателей. Следующие выборы состоятся в 2017 году, и нынешний глава государства имеет полное право снова выставить свою кандидатуру, так как по новой конституции 2008 года ограничений по количеству сроков нет. Таким образом, вполне ожидаемо, что, как и его предшественник, Бердымухамедов будет занимать пост президента до естественного предела. Тем не менее, даже в случае форс-мажора, судя по состоявшей относительно мирной смене власти от Ниязова к Бердымухамедову смена власти в Туркменистане произойдет по тому же сценарию — без социальных катаклизмов.

Внешняя легитимность Туркменистана вряд ли будет подвергаться сомнению при условии соблюдения взятых ранее экономических обязательств, особенно, что касается поставок энергоносителей.

* * *

Таким образом, на сегодняшний день ни у правящих элит стран Центральной Азии, ни в экспертной среде нет четкого понимания — каким образом произойдет транзит власти. И это накладывает свой отпечаток на рост так называемых «тревожных настроений» в обществе, а с другой стороны — на формирование у правящих элит ощущения «жизни одним днем». В совокупности обе эти тенденции не лучшим образом сказываются на предсказуемости внутриполитических процессов в центральноазиатских государствах.

При этом большинство экспертов склонны считать, что смена власти в Узбекистане и Таджикистане может пройти относительно безболезненно, как это произошло, например, в Туркменистане. И, наоборот — для Казахстана, который традиционно считается самым политически стабильным государством центральноазиатского региона, передача власти может обернуться непредсказуемыми последствиями.

Это связано с тем, что в Казахстане более открытая и сравнительно конкурентная политика. Кроме того наличие многочисленных кланов, огромные ресурсы, которыми они обладают, плюс высокий экономический потенциал страны на фоне внушительных природных ресурсов — все эти обстоятельства, так или иначе повышают ставки, ужесточая политическую борьбу.