В Архиве президента Республики Казахстан хранятся 7 тетрадных листов, исписанных от руки фиолетовой пастой. Это свидетельство обычной крестьянской женщины Александры Бойковой, оказавшейся в Черкасской обороне. Мы приводим его с небольшими сокращениями:
«Я являюсь женой Швачунова Григория Васильевича, красного партизана, 1895 г. р, села Константиновского, Андреевского района. В начале Империалистической войны 1914 года мой муж был взят на войну, я осталась с двумя детьми. Он там пробыл до 1917 года. А когда вернулся, то добровольно вступил в партизанский отряд. В 1918 году у нас родилась третья дочь. Муж был выбран председателем военсовета села Константиновка и одновременно замначальника гарнизона. В это время казачество тоже организовывалось. И начались бои, которые не давали работать в поле, делали набеги, приходилось убирать хлеб под прикрытием огня партизан. Были случаи, что белые казаки захватывали работающих на полях женщин, стариков, а партизаны их отбивали. Когда Анненко (атаман Борис Анненков – прим. V) забрал все окружающие нас поселки, наша Константиновка осталась отрезана. Часть партизан отошла в Черкасское. В Константиновке осталось лишь 120 человек партизан и самозащита. Ежедневно была тревога, каковая производилась через колокола в церкви. Наступление на поселок началось в 4 утра и продолжалось до 6 часов вечера. Партизаны заранее подготовились, разместились по окопам. На одну винтовку было 3 человека. На случай ранения партизана заменяли из самозащиты: женщины и дети – подростки. Герасимовские кулаки, зная, где не было окопов – со стороны Каменной Горы, подкрались и подожгли край села. Дома были деревянные, в большинстве крытые соломой, быстро пожар распространился. Мы жили с той стороны села, где начался пожар. Мы с Пелагеей Моисеевной (фамилия написана неразборчиво), берем детей и бежим к церкви. Пули свистят как пчелы, а по улице уже лежали убитые, раненных подбирали, в дома ложили. Были случаи, что раненные погорели в домах. А какие были раненные представленные к церкви, и там не спаслись. Их всех там порубили, некоторых закапывали живыми. Партизаны, видя пожар в тылу, решили отступить в горы. Часть бездетных девушек и женщин тоже успели сбежать в горы. Но мне с тремя детьми некуда, не смогла сбежать. В поселок ворвалось белоказачество и началась расправа. Дым пожара, пыль, плач детей, стон матерей, вой собак, расстрелы, насилие. Я в то время находилась около церкви, расправа длилась до утра. Наутро был отдан приказ поджечь церковь. Белые считали, что под церковью много партизан. А жителей выгнали из поселка за окопы. Кто пеший, кто на подводе. Мы со сношенницей (невестка, жена деверя – прим. V) шли за чужой подводой, даже не смогла взять хлеба для детей. Одного я несла сама, а второго она помогала, а третья шла сама, держась за юбку.
К нам подошел односельчанин моей сношенницы, она спросила – как мои родные в Герасимовке, он ответил, что ее двух братьев казнили, а отца избили плетьми, чуть живой.
Затем получили приказ – расстрел отменить и развести под конвоем по поселкам. Сношенница ушла. Я нашла на площади свою мать-старушку. И нас всех погнали в Лепсинск. День был жаркий, воды не было. Нас гнали как скот. Кто отстал, того били плетьми и прикладами. Не доходя до Лепсинска, нас остановили, к вечеру объявили ночлег. Нас было около 300 человек. Ночью опять началась трагедия. Молодых женщин таскали, оне кричали, над ними были выстрелы. Наутро нас опять погнали. Подходим мы к станице, нас встречают белоказацкие жены, плевали нам в глаза, укоряли, что «добились свободы», а некоторые старухи подавали милостыню и плакали. И тут я вошла в осознание, и появились слезы, а до этого я ничего не соображала.
Затем подходит ко мне знакомая казачка Баталина (? – не очень разборчиво – прим. V)Вера Николаевна и забирает нас с моей мамой к себе. Я обрадовалась, что меня приветили. Когда привела нас, накормила, и говорит – а где же ваша семья? Я ответила, что не знаю. Она заявила: «А как ты думаешь? С долгом ведь ваша семья, вы мне должны 700 рублей». Я ответила, что буду отрабатывать.
На следующий день моя Вера Николаевна приходит с водой, зверски расстроена и говорит: «Эх, я ошиблась, я считала ваших ребят хорошими людьми, а они оказались бандиты-безбожники. Ведь твой муж Григорий, оказывается, был начальником, руководил фронтом. Я говорю: «Не знаю». «Мне сейчас ваши женщины-беженцы все рассказали, что у меня находится нашего начальника жена».
Она сказала до ночи никуда не выходить, а ночью – куда хочешь иди, — «если узнают, что у меня жена начальника, то тебя расстреляют обязательно и меня за сокрытие».
Ночью, узнав, что есть родственник с подводой, пошла, объяснила, попросила. Это был моей сестры муж. И он у своего родственника-казака достал пропуск, и под видом, что едем на пашню, с нами выехал за поселок, а там мы поехали в Осиновку, где жила моя сестра. Сестра с первого дня же стала меня скрывать – то под полом, то на чердаке и так проходило время. Константиновские женщины-бездетные стали ходить к партизанам в горы и рассказывать, как белые расправляются и что слышно про Черкасск. Узнав об этом, белые решили всех переселить за Учарал. Сказали – тех, кто не поедет, будем рубить. Моя сестра решила меня так спрятать, что и дышать было нечем.
Была холодная осень, моросил дождь-крупа, и вот началось переселение. Люди раздетые, разутые, с детьми. Моя тетушка забежала и говорит: «Аксюша, помоги, ведь я совсем босая, тряпки на ногах». Сестра сняла с себя ботинки и обула ее, а сама падала в обморок дорогой. Рассказывают, что много больных детей умерло от холода. И партизан расстреливали каждый день. Выводили по 50-100 человек как баранов на бойню.
Весной в марте произошло восстание в Герасимовке. Орудия били, земля дрожала. В Осиновке полковник Осанов и полк китайцев были в панике, на конях бегали с одного краю на другой край. В это время моя девочка хотела перейти через дорогу и ее стоптала конница китайская. Соседка принесла ее на руках полумертвую – перемяли ногу. И у меня в тот день появилась радость, что наши победили, а с другой стороны – Новое Горе – стаптали ребенка. Новое страданье – уход за больным, питаться нужно. До 37 года чуть ли не каждый год ее ногу оперировали и до сих пор инвалид. Я после всех переживаний получила паралич лицевого нерва, порок и невроз сердца.
Я работала санитаркой, потом пошла учиться – окончила курсы медсестер, стала сестрой-хозяйкой, но мне не удалось проработать больше 15 лет, т.к. я имею вторую группу инвалидности. Две дочки кончили институты, а дочь-инвалидка работает в артели инвалидов швеей».
Александра Бойкова об этом не пишет в воспоминаниях — ее муж уцелел во время Гражданской войны, а в 1942 году был призван на следующую войну, служил на Белорусском фронте, награжден медалью за боевые заслуги, выжил.
Источник:
Воспоминания Бойковой А. И. о Черкасской обороне, Архив президента РК, № 811