«Товарищи, пора опомниться и дать врагу последний и решительный бой. Иначе будет поздно. Час мести близок. Будьте готовы. Помните, что все должны быть за одного и один за всех».
Из листовки, распространяемой восставшими
С Верненской крепости когда-то начиналось военное укрепление, а затем поселение и город, который теперь называется Алматы. Событиям в Верном посвящена повесть Дмитрия Фурманова «Мятеж». Он стал не только свидетелем и летописцем событий, но и одним из героев подавления восстания, поэтому его некогда так чтили в советской Алма-Ате: поставили памятник, назвали его именем улицу, которую переименовали только полгода назад. Другой вопрос в том, насколько надежный рассказчик товарищ Фурманов, впрочем, другого у нас и нет — голоса восставших в этой истории практически не слышны.
Семиречье в 1920 году — сложный край, где все против всех. Есть напряжение между местным населением и крестьянами-переселенцами, которым отдавали лучшие земли, между крестьянством и казаками. И даже внутри переселенцев не все так просто: «новые» конфликтуют со «старыми».
Дмитрий Фурманов в «Мятеже» вспоминал, что Семиречье даже в годы войны был край сытый, хлебный, с осуждением добавляя, что местные мало думали «о голодных городах, об изморенных деревнях республики». Крестьянство не хотело делиться заработанным, с советской властью тоже все было не совсем понятно — в любую минуту она могла сновать поменяться, в воздухе витал страх новой национальной резни – как в 1916 году.
Советской же власти досаждали и мысли об остатках казачьих войск, ускакавших в Китай, беспокоили шесть тысяч белых, сложивших оружие, плюс в Верном было много беженцев, да и сами солдаты Красной Армии Семиречья мечтали только об одном: разойтись, наконец, по домам. Внутри армии копилось недовольство. Тут еще из центра прислали людей, которые начали изучать, кто и чем занимался в годы войны.
«Крестьяне, киргизы, казаки – каждый по-своему чего-то ждал и к чему-то готовился. Станицы, села, кишлаки ощетинились зловеще, готовые на битву», — вспоминал Дмитрий Фурманов.
Ему 29 лет, он из крестьян Ярославской губернии, окончил филологический факультет в Московском университете, отправился на империалистическую войну — тогда так называли Первую мировую (никто и не догадывался, что будет и вторая) братом милосердия от Красного креста. Когда произошла революция, примкнул к большевикам и подружился с Михаилом Фрунзе, стал комиссаром дивизии, которой руководил Василий Чапаев, затем его перебросили в Туркестан, с конца 1919 года стал уполномоченным ревовоенсовета в Семиречье и вместе с супругой перебрался в Верный. Он занимался не только политработой, но и решил организовать близ Медео санаторий с кумысолечебницей «для легочных больных и раненных красноармейцев». Фурманов настоящий красный комиссар — с ясной головой, холодным сердцем, он правильный, сдержанный, хороший оратор, любит изучать людей, и его не берет пуля.
Дмитрий Фурманов
Михаил Фрунзе
В конце мая 1920 года по Верному кто-то начал распространять листовки, авторы которых спрашивали у товарищей-красноармейцев – а что, собственно, нам дала советская власть, за кого мы бились все эти два года, неужели за тех каторжников, которые работают в Особом отделе и расстреливают ваших отцов и братьев? В прокламации писалось, что большевики хотят отобрать у крестьян-переселенцев землю, хаты, скот и передать их киргизам.
Фурманов и другие стали подозревать, что намечается восстание при поддержке белого генерала Щербакова, сбежавшего в Китай. Письма с угрозами скорой расправы присылались в Особый отдел и в трибунал.
«Ох, какая близкая, жуткая, ощутимая тревога… Она накапливалась, пучилась, сгущалась с каждым днем, часом, минутой, мы ею дышали, мы в ней задыхались… Она будет — она непременно будет, лютая беда: ею густо насыщен душный воздух», — Фурманов.
12 июня 1920 года Верненский гарнизон занял крепость и отказался подчиняться приказу командования Туркестанского фронта.
В Архиве президента Республики Казахстан хранятся свидетельские показания Фурманова:
«До нас днем дошли слухи о неспокойном настроении частей – главным образом батальона 27 полка, пришедшего из Джаркента. Мы тотчас же вчетвером – Белов, Бочаров, Кравчук и я, отправились в казармы батальона, беседовали часа четыре и выяснилось следующее: батальон требует немедленного вооружения, роспуска по домам на месяц для отдыха и хозяйственных работ, немедленного устранения от занимаемых должностей всех белых офицеров, уничтожение хлебной монополии, разоружения мусульманских частей, прекращения дальнейшего формирования и немедленной отправки их из Семиречья. Договориться не удалось, красноармейцы заявили, что из казармы не выйдут, пока их не вооружат и что вообще они будут ждать подхода 26-го полка, вместе с которым и поставят нам еще раз свои требования».
Фурманов считал, что это движение, начавшееся под советскими лозунгами, могло превратиться в чисто белогвардейское. Тем более что восстание произошло в ночь на 12 июня, а в Кульдже уже 4-5 июня говорили о том, что в Верном свергнута Советская власть и перебиты комиссары.
К восставшим присоединился батальон интернационалистов. Всего получалось около 5 тысяч мятежников. В крепости был склад оружия и около 10 пулеметов. Фурманов понимал, что крестьянское Семиречье за восставших, на стороне революционеров может быть, скорее всего, только местное — киргизское (казахское) население и 4-й полк, а ждать помощи от Ташкента или из Сибири очень долго — железная дорога дотянется к будущей столице КазССР только в 1928 году. Фурманов позвонил в Ташкент Михаилу Фрунзе и тот пообещал выслать бронеотряд и роту.
На первые переговоры с мятежниками отправились Шагабутдинов, Мутаров, Ефимов, Агидуллин, но их тут же отправили в крепостную тюрьму. На сторону восставших перешла даже милиция, партийная школа, всего в Верном осталось 15-20 большевиков..
Мятежники и штаб договорились встретиться на ничейной стороне: в штабе киргизской бригады. С каждой стороны по 10 делегатов.
Пришли лидеры восставших – Петров, Караваев, Вуйчич, Букин, офицер Александр Щукин, участвовавший в Первой мировой. Решили создать временную власть – боевой совет, председателем объявили Чеусова. 13 июня к восставшим отправили учащихся партийной школы, чтобы они «неофициально» провели агитацию среди восставших. В книге Фурманов пишет, что вскоре вся партийная организация перешла на сторону восставших. Правда, потом, уже в 60-х годах бывший руководитель партийной школы им. Карла Либкнехта Георгий Седых написал очерк-воспоминание «Партийная школа в мятеже», где доказывал, что все было так, но не совсем.
Мятежники предложили 27-летнему Багаутдину Шагабутдинову сотрудничество, и он согласился, при этом предупредив свой штаб, что делает это для того, чтобы объединить вокруг себя мусульман-красноармейцев и быть в курсе планов заговорщиков. Шагабутдинов из бедной татарской семьи, служил в Верном кучером и почтальоном, потом был призван на Первую мировую, где проникся идеями большевиков. Он стал командиром 1-го мусульманского стрелкового батальона, позже – полка, в котором были солдаты 14 национальностей. На момент мятежа Шагабудтинов — областной военный комиссар.
В те первые летние дни в Верном установилось двоевластие: с одной стороны восставшие, с другой – штаб. Первые стали требовать сдать им военную власть. Фурманов на постоянной телефонной связи с Фрунзе. Багаутдин Шагабутдинов вскоре вернулся в штаб, и больше в верненской крепости не появлялся. Фурманов же с Филиппом Мамелюком приехали туда на митинг и выступили перед мятежниками, правда, их тут же арестовали.
Дмитрий Фурманов уже было решил, что его скоро расстреляют:
Д. Фурманов, «Мятеж»
Однако его выпустили — внутри мятежного боевого совета наметился раскол: не все жаждали смерти революционеров. Многие впечатлились выступлением Фурманова на митинге.
В любой момент Верный может вспыхнуть, все в ожидании кровопролития, резни. Переписка Фурманова и Фрунзе становится все нервнее. В крепость попали 10 бочек спирта, который восставшие стали распивать. Крестьяне приходят в крепость и вывозят оттуда оружие.
Постепенно удалось договориться с мятежниками о том, что от них в состав военсовета будут включены два представителя. Но вскоре Фурманову сказали, что ночью в крепости заседала верхушка восставших и решили расстрелять 8 человек – в том числе Шагабутдинова и самого Фурманова. Им пришлось бежать из города. И тут как раз подоспела помощь —19 июня в десять часов вечера 4-й кавалерийский полк вошел в город. В это время, по воспоминаниям Фурманова, «красноармейцы празднично, иные под хмельком, болтались по бульварам, болтались по улицам, ротозеяли в цирке, по казармам беспечно шелушили подсолнухи, наигрывали в гармошки».
Среди жителей Верного началась паника: пошел слух, что нагрянули белые, налетели казаки… Вечером в городе начались пожары.
Седых вспоминал, что в момент разоружения казарм и крепости кто-то из мятежников с опозданием на час с лишним поджег сенной базар. Зарево пожара должно было стать сигналом к всеобщему восстанию не только гарнизона, но и жителей города и окрестных станиц. Некоторые казаки Большой и Малой станиц, увидев сигнальное зарево, прискакали в крепость в полной боевой готовности и попали в ловушку.
Председатель военного совета 3-й Туркестанской дивизии Дмитрий Фурманов приказал населению сдать все оружие. «Те, кто этого не выполнят, будут расстреляны до суда», - приписал он.
21-22 июня оцепили город и провели обыск, больше всего оружия изъяли в Большой и Малой станицах.
Главарей мятежа – около 20 человек — судили и расстреляли, полки перебросили в Фергану.
Единственное напоминание о Верненском восстании
Багаутдин Шагабутдинов погиб в том же 1920 году – спустя три месяца после Верненского восстания, Михаил Фрунзе назначил его военным комиссаром Бухарской Народной Республики, и вскоре его убили басмачи.
Дмитрия Фурманова не стало спустя 6 лет. За это время он написал повести «Чапаев», «Мятеж», приступил к работе над книгой о Фрунзе, но внезапно умер от менингита — думал, что это обыкновенная простуда и переносил болезнь на ногах.
От Верненской крепости сейчас почти ничего не осталось. Ее несколько раз собирались восстановить, но дальше намерений дело не продвинулось.
Использованные документы:
Свидетельские показания товарища Фурманова, Архив президента РК, фонд 811, опись 4, №248
Протокол допроса Алексея Ивановича Кравчука, члена Семиреченского обревкома, во время мятежа заведовал политотделом Военсовета 3-й дивизии, АП РК, фонд 811, 4, №238.
Очерк-воспоминание «Партийная школа в мятеже», Седых Георгий Прокофьевич, АП, фонд 811, опись 4
Книга «Мятеж» Дмитрия Фурманова
Документы уполномоченного военно-революционного совета, апрель 1920-июнь 1920 года, ЦГА РК, Р-109