| S&P 500 | 13.12 | 6051,09 | -0.00% |
| Индекс KASE | 13.12 | 5 554,52 | -0.71% |
| FRHC | 13.12 | $ 132,15 | 2.06% |
| Фонд IPO | 15.02 | $ 21,80 | -2.59% |
| Apple | 13.12 | 248,13 | 0.07% |
| Alphabet | 13.12 | 191,38 | -1.16% |
Зарина Ахматова, Vласть
Мы договорились о встрече, и в секунду, когда она должна была начаться, я получила сообщение. Алишер Еликбаев сообщил, что опоздает. Опоздал на шесть минут. Мог бы не предупреждать.
Я с грустью посмотрела на список подготовленных вопросов – бывший руководитель VOX POPULI и бессменный пиарщик Меги в последний месяц слишком часто индексировался в поисковиках. Список я убрала. Все, что мы можем - честно поговорить. О школьных оценках, об отношении к деньгам, бессонных ночах после ухода с сайта фоторепортажей и вечной борьбе с самим собой за собственную совесть.
З.А: Алишер, иногда я в начале интервью спрашиваю: на
А.Е.: Я готов говорить на любые темы, кроме личной жизни. И я не хотел бы акцентировать много внимания на событиях последнего месяца связанных со мной - уход с Vox Populi и приход на Сhoocotravel. На эти темы уже слишком много сказано. Я намеренно их не избегаю, но не хотелось бы, чтобы разговор строился исключительно вокруг этих тем.
З.А.: Хорошо, тогда начнем. Твои казнетовские биографы, та
А.Е.: В деревне, где я рос до 13 лет, я был в тройке лидеров в школе, учился очень хорошо - может быть, уровень образования был не так высок, а может, свою роль сыграло то, что я был сыном учителя рисования и черчения. Но в 9 классе я приехал в Алматы и по итогам года, меня отчислили за неуспеваемость из школы-гимназии, где, по правилам, нельзя было иметь больше двух «троек» в табеле, а у меня их было четыре: алгебра, геометрия, физика, химия. Я ходил к директору - это Светлана Мырхазметовна
З.А.: Плохая успеваемость – это влияние большого города?
А.Е.: В селе конкуренция невысокая и требования к ученикам ниже - в большом городе ты никому не интересен. В деревне все друг друга знают, если где-то проблемы, то учителя встречаются с твоими родителями - разговаривают. И еще такой момент. Время тогда было сложное - когда я учился в школе, в стране было плохо. Реально было плохо всем. Люди были заняты выживанием, моя мама торговала хлебом, папа искал работу, им было явно не до моих оценок. Гимназия стоила 200 тенге в месяц и даже их мы почти всегда платили с задержкой.
З.А.: У тебя было ощущение того, что облекают в словосочетание «комплекс провинциала»?
А.Е.: Когда мы приехали в Алматы, я уговаривал родителей уехать обратно - я просил их разрешить мне закончиться школу в селе. Меня очень тянуло назад, в аул, там все было понятно, все друг друга знали, учителя видели, как я рос и чем болел, там было много родственников. Рад, что родители не поддались на мои уговоры и к моменту поступления в вуз, я уже ничем не страдал и, как говорится, стал коренным алматинцем. Нурлан Смагулов спросил меня однажды, что находилось на таком-то перекрестке в начале девяностых. Я ответил, что не знаю, потому что в те годы жил еще в деревне. Он искренне возмутился: "А чего ты тогда под алматинца косишь?", хотя я своего происхождения никогда не скрывал.
З.А.: А ощущение того, что ты делаешь успехи, ты свой, ты не аутсайдер, оно когда пришло?
А.Е.: Это хороший вопрос… Был период, когда я самоутверждался, наверное, действительно хотел доказать, что не хуже остальных тут, что могу себе позволить все то, что позволяют другие жители города. И тогда решил, пусть у меня нет супер-обеспеченных родителей,
Чай для Абденова
З.А: Любовь, если это можно назвать любовью, к статусным вещам у тебя тогда появилась?
А.Е.: К каким, например?
З.А.: Машины, аксессуары…
А.Е.: У меня нет сейчас машины.
З.А.: … и деньги ты занимаешь у водителя в конце месяца.
А.Е.: Нет, денег не занимаю. Но была история, когда мы поехали на интервью с бывшим министром Сериком Абденовым, а я договорился, что мы будем разговаривать в ресторане Villa dei fiori, и вот в машине я понял, что у меня с собой денег почти нет. Я спрашиваю фотографа Дамира Отегена: «У тебя есть деньги?», он говорит, что нет. Тогда я обратился к помощнику, который за рулем, он говорит – да, у меня есть 10 тысяч. Я говорю: «Слушай, займи, я хотя бы за чай там расплачусь». В общем, сделали интервью, расплатились за этот чай. И на следующий день начались обвинения - Абденов купил Алишера, Еликбаеву заплатили
З.А: Наверное, со стороны многое видится иначе.
А.Е.: То, что видят люди, во многом – необходимость, которая повышает сумму на твоем ценнике. Лекции по продвижению в социальных сетях в нашей стране читают несколько десятков человек. Но ту сумму, которую запрашиваю я, не просит никто, таких капризов, которые у меня есть, нет ни у кого, никаких райдеров, никаких бизнес-классов. А я летаю только бизнес-классом из-за роста, требую большой гонорар –предоплатой, я не вылечу никуда, пока не увижу на счету денег.
З.А.: А почему ты решил, что ты стоишь дороже остальных?
А.Е.: Это не я решил. Я часто говорю клиентам, что есть другие тренеры, и они лучше. Я даже стараюсь их рекомендовать. Средний ценник на рынке – примерно в 5 раз меньше, чем я прошу за лекции, и в 2 раза меньше, чем просит высококлассный специалист, которых я привлекаю в соведущие. Но на закрытые лекции к «топам» все равно зовут меня, им важно, чтобы это был Еликбаев.
З.А.: Ну, послушай, это все равно, что Верника позвать вести вечер. Ты на любви к понтам зарабатываешь.
А.Е.: Не один я. Все честно, я им говорю - скорее всего, другой специалист прочитает вам то же самое, но дешевле. Но зовут меня. А я потом даже в соцсетях выложить фото не могу с «топами» – таковы условия договора. Я давно понял, как хорошо мне дома. Обожаю просто сидеть с женой и дочкой дома в трико, читать книги и смотреть фильмы. Для меня любой выход на улицу - стресс. Я очень люблю свою семью, своих родителей, друзей. Я любой светской тусовке
З.А.: У Еликбаева есть список нерукопожатных персон?
А.Е.: Конечно. Человека 3-4.
З.А.: И как туда попадают?
А.Е.: Клевета. Когда люди распространяют сведения, которые не являются правдой, они попадают в разряд тех, с кем я не буду на одном мероприятии, в одной тусовке или одном самолете. Поэтому я часто согласовываю списки гостей вечеринок, на которые меня зовут, всех поездок за границу в составе группы. Часто под меня меняют состав приглашенных. Капризный я.
«Мы не блокировали скандал с субсидиями»
З.А.: Долгое время у меня о тебе было странное впечатление – мне казалось, что это нездоровое явление – ты со всеми дружил, всем улыбался и легко переходил на «ты». Это тот самый случай, когда хороший парень - профессия? Твой ближний круг с годами сужается?
А.Е.: Я живу по правилу, который прописан в моем профайле Твиттера, это принцип Исландии: каждый друг, пока не докажет обратного. Близких друзей, к сожалению, становится все меньше - я стараюсь постепенно расчищать вокруг себя пространство - оставляю только тех, с которыми действительно хорошо. Показатель близости – это те люди, рядом с которыми я могу быть пьяным. Я слежу за тем, чтобы не показываться в стельку пьяным перед теми, кому я не доверяю. А хороший парень - это не профессия, я просто стараюсь им быть. Сейчас много разных тестов: «Какой ты алматинец?», «Какой ты овощ?», если бы был тест «Какой ты парень – хороший или не очень?», мне кажется, я бы его прошел.
В общем, я неплохой человек, и стараюсь гордо нести это знамя. Благодаря этому жизнь сводит меня с большим количеством хороших людей. В этом мире много тех, кто берет часть тебя, вырывает вместе с частью сердца, и оставляет взамен чернь и пустоту, а есть люди, которые обратно достраивают часть твоей души, и ты снова неплохо так выглядишь.
З.А.: Но ведь это и в работе помогает? Ты как-то сказал, что хороший пиарщик, не тот, у которого большие бюджеты, а тот, у кого много связей.
А.Е.: Еще ни разу не было так, чтобы я сказал в интервью знакомому журналисту: «Это – не для печати», и оно вышло. Люди понимают, что я с ними честен, и поэтому же круг людей, которым я даю интервью, ограничен. Кризисы, которые проходят у ТРЦ, проистекают достаточно мягко - именно благодаря тому, что я с людьми порядочен - когда я говорю о работе, сразу перехожу к делу и объясняю: есть атака, есть заказ, есть вполне конкретная претензия, на которую мы реагируем. И не надо журналистов считать за идиотов, как делает большое количество моих коллег. Тебя берут на работу,чтобы ты коммуникации выстраивал, а не самоутверждался за счёт своих бывших коллег, потому что пиарщики чаще всего - бывшие журналисты.
З.А.: Просить приходиться?
А.Е.: Конечно.
З.А.: Для тебя это трудно?
А.Е.: Я не вижу в этом проблемы, потому что я благодарный человек, и вопрос не в деньгах, а в моем отношении.
З.А.: И ни разу не отказывали?
А.Е.: Могу вспомнить один случай, это ситуация с журналистом, которого я считал другом, и когда у нас случился кризис, я позвонил и попросил публикацию не давать. Он сказал: «Ты не имеешь права мне звонить с такими просьбами» и бросил трубку, сообщив перед этим, что материал выйдет.
Мы встретились через полгода, и он рассказал, что в этот день напился и не смог выдать этот материал – внутри у него шла борьба - между тем, чтобы опубликовать и тем, чтобы не подводить меня. Он решил, что если бы это было принципиально для общества, он бы выдал.
З.А: Какая-то, прости,
А.Е.: Согласен, неоднозначная, но публикация не вышла. И здесь нужно понимать про меня, что я никогда не буду просить, если журналист внутри меня понимает, что это важно и должно выйти. В случае со скандалом с субсидиями, я руководству говорил - никого не надо затыкать - пусть публикуют, мы же не скрывали никогда своего участия в этой программе.
Поддержка бизнеса, как стипендия «Болашак», даже если ты сын богатых родителей - ты имеешь право на нее претендовать. И в этом я не вижу ничего плохого.
Честному пиарщику – трудно врать
З.А.: Ты помнишь свою первую поездку за границу? Ведь вне зависимости от количества звезд в отеле, эти впечатления навсегда.
А.Е.: У меня сразу было много звезд, мне было 19, и это было приглашение Фонда Сороса, я ездил в Эстонию. Меня настолько поразило все, что до сих пор в моих мечтах о старости вижу хутор, лес, Балтийское море, и мы играем с внуками. Эта поездка показала, как можно жить, как можно уважать себя в городском пространстве, как можно относиться к себе. Ведь почему я за западную модель развития общества? Я ви
З.А.: Ты часто повторяешь, что ты вне политики, но тем менее, отрицать того, что ты существуешь в этом околополитическом
А.Е.: Заниматься политикой честно в этой стране фактически невозможно. Ну, как это? Объявить, что у тебя пенсионных сбережений 5 миллионов тенге, зарплата – 600 тысяч, а потом думать, как объяснять, откуда у тебя машина, на которую бы ты при такой зарплате копил бы еще много лет. И какие у тебя талантливые дети – владельцы заводов, пароходов, это же откровенное вранье. Человеку честному, даже если он пиарщик, трудно врать. Я хочу, не краснея рассказывать, почему я летаю бизнес-классом и живу в приличном доме.
З.А.: Но в какие-то принципиальные моменты ты все же включаешься и высказываешься…
А.Е.: … как гражданин страны, и также переживаю, и меня также пугает мракобесие, и многие вещи, и я не могу про них молчать. Я понимаю, что для развития общества нужна хорошая добротная протестность, но у нас ней все плохо. Часто общаюсь с молодыми людьми на Левом берегу, когда читаю там лекции, и понимаю, что самоцензура довела их того, что на определенные темы они уже не могут говорить. Я же всегда был очень свободным внутри.
З.А.: А есть формула красивой протестности?
А.Е.: Не оголтелой она должна быть. «У всех отобрать, раздать все бедным, поделить нацфонд на каждого гражданина, простить ипотечные кредиты» - это популизм.
З.А.: Еще несколько лет назад я была с тобой согласна, меня раздражала вся эта клоунада, и мне казалось, что они дискредитируют неблагородность
А.Е.: Ты ставишь телегу впереди лошади. Всеми этими своими нелепыми действиями, митингами и флешмобами, население настроили против оппозиции. Оппозиционная деятельность, которая была в 90-х, качественно другая, ее всю выжгли напалмом, оппозиция превратилась в психбольницу.
З.А.: А в свободных странах, про которые ты говоришь, фрики на площадях кричат, о чем болит.
А.Е.: Ну, нам-то этих клоунов оставили, нам почти не оставили адекватных людей в оппозиции. Почему я против выдачи Аблязова Казахстану? Он позволял развиваться критической мысли в Казахстане. Для протестности -
З.А.: Я тут вспомнила про сериал «Фарго», на создание которого авторов вдохновил одноименный фильм братьев Коэнов. Когда серому забитому клерку, которого даже жена презирает, говорят: «Твоя беда в том, что ты думаешь, что существуют правила, и ты пытаешься по ним жить». А в это время люди, для которых нет правил, бьют его по лицу и имеют его жену. Но беда в том, что все эти истории про маленького человека, который внезапно осознает, что правила не работают, плохо заканчиваются.
А.Е.: А я наоборот, считаю, что у нас большая часть людей правила не соблюдают, особенно если эти правила, осложняют им жизнь. Когда человеку дарована свобода – зарабатывать, путешествовать, он – и таких большинство – всем доволен и большего не хочет. Другое дело, когда человек хорошо зарабатывает, при этом уровень его интеллекта довольно высок, он по возвращении в Казахстан, понимает, что вокруг ни разу не Сингапур и начинает задавать вопросы. А власть недоумевает: «Ты охренел, что ли? У тебя все есть, что тебе еще нужно?»
И ты понимаешь, что правда, она с обеих сторон – с одной стороны есть маргиналы и иждивенцы, а с другой - люди, которые считают, что в Казахстане можно состояться. У меня есть знакомые, которые заработали условный миллион, сами, без взяток, агашек и толкачей. И в Казахстане действительно можно достичь планки в пару миллионов, если просто быть профессионалом своего дела. Это действительно так, я не понимаю, когда говорят, что тут не дают развиваться.
З.А.: Ты заранее знал, что случится девальвация?
А.Е.: Нет. Ни про предыдущую, ни про последнюю не знал. В этом году, я к тому же потратил все свои деньги в Таиланде, и поэтому не сильно переживал. А как иначе? Если сегодня предупредить людей, что завтра доллар станет дороже, представь, что тут начнется? Объяснения я этому нахожу, не будучи экономистом. Неадекватное
«Номер Смагулова узнал не так давно»
З.А.: Ты к своему шефу – Нурлану Смагулову, судя по всему, хорошо относишься. Расскажи историю ваших взаимоотношений.
А.Е.: В 2006 году я пришел к нему на собеседование в «Мегу». Это был последний, 5-й уровень. Но общаться более тесно мы стали только в последние годы. Надо понимать, что у нас в компании есть Смагулов и остальные - молчаливое профессиональное большинство. Эти люди всю публичность отдают шефу. А я действовал параллельно. Высказывался и давал интервью. И шефу стали говорить: «Мы читаем вашего парня, все новости «Меги» от него узнаем», я думаю, тогда он меня и заметил. Я всегда соблюдал субординацию, не стремился к нему за стол – совещаться или узнать его номер мобильного.
З.А.: А ты не знаешь?
А.Е.: Узнал относительно недавно. В определенный момент он, как бизнесмен, понял, что от моей публичности есть толк. Но я всегда помню, что я не должен навредить его бизнесу. И если я хочу той самой оголтелой политической активности, то надо прийти к Смагулову, пожать ему руку и уволиться. Кстати, я намеренно его вычеркиваю из всех постов – если я буду говорить о нем хорошо, сложится впечатление, что я подлизываюсь, если плохо – что не соблюдаю дистанцию.
З.А.: Поскольку Нурлан Эркебул
А.Е.: Еще обсуждаем. Обещаю, как только будет ясность, вам первым сообщу.
«После ухода людей с VOX POPULI не мог спать»
З.А.: Зная тебя, могу предположить, ты переживал за людей, которые ушли вслед за тобой с Вокса.
А.Е.: Об этом надо спросить у моей супруги. Я действительно не мог спать все это время. Я жутко переживал и чувствовал свою ответственность. Пил коньяк и только так засыпал. Но потом я увидел, что они все пользуются бешеной
З.А: Скучаешь?
А.Е.: По Воксу – да, по людям – нет. Я с ними в этот месяц увиделся больше раз, чем за 9 предыдущих. Мы встречаемся, обедаем, обсуждаем, делимся новостями. Скучаю по репортерству, думаю, как мы могли бы отреагировать на те или иные информационные поводы. Даже по моему Фейсбуку видно – я стал больше писать, а раньше мне этого не нужно было, мы создавали альтернативную повестку дня, и Vox был нашей альтернативной картиной мира.
З.А.: Меня реинкарнация сайта волнует больше с профессиональной точки зрения. Для меня стало меньше одним хорошим ресурсом на нашем, без того зачищенном, медиа-поле. Ты вернешься в журналистику?
А.Е.: Есть люди, которые готовы вложиться в любой мой проект, есть сотрудники, которые придут, стоит только позвать, есть рекламодатели, которые в меня верят и готовы поддержать.
И есть только одна проблема – я ничего еще не придумал. Правда. Нет самого главного - идеи. Никого в этом не могу винить, кроме себя. Я веду, как правило, немного клиентов, и сейчас мог бы еще кого-то взять и заработать еще больше. Но это место – для четвертой работы, я всегда оставлял для творческого проекта.
Фото из личного архива А.Еликбаева. Фотограф - Д. Отеген
Алишер Еликбаев в проекте Vласти "100 будущих лидеров".
