---

Мади Мамбетов: Мы знаем, что ваш новый фильм «Нагима» получил хорошую критику, что он о судьбе девушки, которая выросла в детском доме.

Жанна Исабаева: Давайте я расскажу, как ко мне пришла идея снять этот фильм. Я прочитала в одной газете, что, оказывается, в Казахстане воспитанники детских домов при выпуске получают информацию о своих биологических родителях. Я была уверена в том, что это секрет, - например в Америке и странах Запада тайна биологических родителей-отказников защищена законом. У человека нет никакого шанса получить подобную информацию, все данные зашифрованы. В статье было написано, что имея такой соблазн как получение информации о родителях, большинство наших детей потом пытаются их найти. От этого соблазна очень тяжело удержаться. Даже если один из родителей сидит в тюрьме, ребенку все равно дается информация о том, где он сидит, по какой статье. Я была в шоке, это меня зацепило. Я стала думать чисто психологически: вот ребенок жил в детском доме и может быть даже и не хотел искать родителей, а получение такой информации становится мощным толчком к тому, чтобы он начал их искать. Я разговаривала со многими выпускниками детских домов. В основном это все заканчивается очень печально. Никто их с пирогами, хлебом-солью не ждет. Я стала об этом думать, начала писать сценарий о том, как мальчик ищет маму, написала первую часть, но не идет, постоянно спотыкалась, о мальчика. Потом сделала героя девочкой и все пошло. Психология девочки мне ближе, я хорошо себя помню в 18 лет, как тогда мыслила. Вот так я написала сценарий.

Светлана Ромашкина: Как обстояли дела с финансированием?

Жанна Исабаева: Меня уже много лет никто не финансирует. Как сказали французы: «Жанна, вы не просто независимый режиссер, вы гипер-, мега-, архи-независимый режиссер». В международном понятии независимый режиссер независим от больших студий-мейджоров, он обычно находит частное финансирование, или поддержку фондов. У меня даже этого нет. У меня есть очень хороший друг, бизнесмен, продюсер Ерлан Бажанов, который поддержал мой проект «Нагима». Я пришла к нему в отчаянии: «Все, съемки уже идут, мне не хватает денег». И он дал. Но в основном финансировала я. У нас была группа из 12 человек, мы ездили на двух машинах – вместе со всем железом. Мы сняли фильм за 12 съемочных дней. У меня даже не было помощника. Я говорила своему директору: «Слушай, полно студентов, которые готовы за копейки у меня «похлопать» (работать «хлопушкой», быть ассистентом режиссера, - ред.). Он отвечал: «Жанна, дело не в деньгах, мне посадить его некуда. Если берете еще одного человека, нужна еще одна машина». И «хлопушками» работали все подряд, в том числе и я. Мы не ставили задачу – побить рекорды по скорости съемок, просто мы до этого целый месяц делали раскадровку, была мощнейшая подготовительная работа. Мы все сняли и смонтировали в голове. Когда мы снимали, я знала, где должна стоять камера, на какой высоте, какая там стоит линза, дым. Мы не принимали решение на площадке, мы сразу знали, что и как надо делать.

Мади Мамбетов: Очевидно, что нужно было, чтобы и актеры работали как часы. Широко известно, что вы не любите работать с непрофессионалами, поэтому вы предпочитаете актеров из театра и кино. Где вы нашли главную героиню? Был ли у нее опыт работы в кино?

Жанна Исабаева: Когда мы начали искать главную героиню, был бешеный ажиотаж среди молодежи. Представляете, сколько 18-летних девочек мечтают сниматься в кино? В основном эти девочки были из полноценных семей, уверенные в себе, городские, с наглецой в глазах. Потом я сказала своему ассистенту: «Давай, походи по детским домам, в глазах этих детей что-то есть». И в первом же детском доме, в первой же группе мы нашли подходящую девочку Дину (Дина Тукубаева, исполнительница главной роли, - ред.). Конечно, после этого мы обошли другие детские дома. Я до последнего не утверждала Дину на роль Нагимы, но я знала, что она у нас есть. Вторая наша героиня, Мария Неженцева, тоже выпускница детского дома. Дина очень переживала. На пробы и репетиции она приходила с радостью, а когда мы ее утвердили, то она испугалась и сказала:

«Тетя Жанна, давайте я не буду сниматься. Я вам фильм испорчу. Я не знаю, как сниматься, вы что…». Я говорю: «Знаешь, Дин, актерская профессия самая легкая в мире. Ты делай только то, что просит режиссер».

Я просто обманула ребенка. Я должна была внушить ей, что она может играть и считаю, что она блестяще справилась.

Мади Мамбетов: Мы знаем много примеров, когда дети из детских домов играют в кино, например, в недавних «Уроках гармонии», или лет 10 назад Гука Омарова снимала «Шизу» с мальчиком из детского дома, которого сейчас не видно и не слышно. Как вы думаете, у вашей Дины есть какая-то перспектива в этой профессии?

Жанна Исабаева: Она никогда не хотела быть актрисой, учится в институте, у нее налаживается личная жизнь. У Дины нет внутреннего желания быть актрисой.

Светлана Ромашкина: Какой бюджет фильма?

Жанна Исабаева: Все вместе где-то 130-150 тысяч долларов.

Мади Мамбетов: Это немного.

Светлана Ромашкина: Я читала, что когда во Франции показывали ваш фильм, он потряс жюри в связи с описанной вами ситуацией о прозрачности информации о биологических родителях. Какая еще была реакция у зрителей?

Жанна Исабаева: Нас с Диной очень удивило вот что: мы снимали в микрорайоне Шанырак, в бараке, где живут обычные люди. И на пресс-конференции французы говорят: «Ну это же декорации? Вы же построили специально для фильма, да?» Мы: «Нет, там живут люди». Они: «Нет, ну зачем вы нам это рассказываете? Так невозможно жить, вы же богатая нефтяная страна? Вы построили декорации, чтобы усугубить ситуацию?». Нас поразило то, что их это поразило. И это были не простые зрители, это были журналисты, подготовленный контингент, и даже они не понимали, как можно так жить.

Мади Мамбетов: В ваших работах вы часто проходитесь по болевым точкам, вы режиссер-провокатор. Вы отстраненно это показываете, или есть чувство стыда за такую реакцию тех же французов? Вы чувствуете стыд?

Жанна Исабаева: Объясните, что вы вкладываете в слова «режиссер-провокатор»?

Мади Мамбетов: «Карой» был посвящен жизни казахского мужчины. Жизнь страшная, но такие судьбы встречаются чаще, чем мы привыкли думать. «Ойпырмай или Дорогие мои дети» притворяется комедией, но это жесточайшая социальная драма. Самая серьезная и провокационная работа «Теряя невинность в Алматы». Возможно, вы не ставите перед собой задачи шокировать и провоцировать, но получается так, что вы достаточно честно рассказываете о том, что происходит в этой стране. Вы говорите о таких вещах, которые масса ваших коллег, снимающих жизнеописания наших великих соотечественников, эту изнанку жизни не показывают. Вопрос такой: на мой взгляд, вам свойственен препарирующий взгляд на некие вещи, но при этом вот во Франции появилось ли у вас чувство неловкости, стыда – от того что да, в нашей нефтяной стране бараки стоят?

Жанна Исабаева: Нет, у меня не было чувства стыда, у меня было недоумение. Потому что они мне так и не поверили. На самом деле я испытываю боль. Все мои фильмы… Мне очень нравится такое выражение: «У каждого свои галеры».

Мади Мамбетов: «У каждого раба свои галеры?»

Жанна Исабаева: Каждый человек в какой-то степени раб, в смысле «несвободный человек». У каждого свое место, к которому он прикован, у каждого свои галеры, свое предназначение. Я снимаю фильмы только на те темы, которые меня волнуют, трогают, заставляют страдать, испытывать чувства. Мои фильмы — это мое авторское исследование на ту или иную тему. Я беру тему и я ее по своему создаю, интерпретирую, препарирую, исследую, смотрю под лупой. Мне кажется, что в этом и заключается смысл авторского кино. Это личный, авторский взгляд вот отсюда (показывает на сердце - прим. редакции).

Светлана Ромашкина: В одном интервью вы говорили, что вы выбрали свой собственный «путь самурая». В чем он состоит?

Жанна Исабаева: Мой путь – быть независимой и честной. Это тяжелая, наверное, самая сложная дорога. Гораздо легче петь в хоре. Ходить на «Казахфильм», снимать коммерческие фильмы.

---

Но мне жалко тратить год своей жизни на всякую туфту, даже на то, чтобы заработать какие-то деньги.

---

С каждым годом я чувствую возраст, жизнь набирает бешенную скорость. Мой путь заключается в том, что я сама себе спонсор, сама себе худсовет, сама себе заказчик, сама снимаю и сама принимаю решения. Никто мне не указ.

Мади Мамбетов: Вы даете новое наполнение смыслу «независимый режиссер». Никто, даже ваш инвестор не может вам указывать?

Жанна Исабаева: У меня нет инвестора, у меня есть друзья, которые мне иногда помогают.

Мади Мамбетов: Вы же не фильмами зарабатываете. Не все ваши картины выходят в широкий прокат и получают широкое распространение на DVD. Где вы зарабатываете деньги, которые вы потом, в том числе, вкладываете в свои работы?

Жанна Исабаева: Однажды вышла статья, в которой было написано, что я сама финансирую свои фильмы. И набежали быдло-комментаторы и стали писать: вот у нее муж, наверное, богатый или любовник, вот поэтому она такая независимая. Меня это так поразило, почему обязательно богатый муж или любовник? Народ совершенно обалдевший, он не подозревает, что женщина вполне способна зарабатывать сама.

Мади Мамбетов: Ну, это же привычное отношение к женщине в нашей культуре. Я знаю, что вы независимая женщина, которая сама зарабатывает. Каким образом?

Жанна Исабаева: У меня есть небольшой продакшн-хаус, полностью укомплектованный. Я снимаю для телевидения, снимаю рекламу, все подряд. Сдаю оборудование. Я гипернезависимая женщина. Я сразу вам скажу: я периодически бедствую. Мой образ жизни такой: день в карете, день пешком. Как назло, все время, когда заканчиваю свой очередной фильм, у меня обязательно по всем фронтам тишина. Ну, вот сейчас надо срочно пятеру на этой неделе - и вот нет ее и обидно.

Светлана Ромашкина: Вернемся к фильму «Нагима». Когда он выходит?

Жанна Исабаева: Мы хотели 13 ноября начинать прокат. Пока никто не горит желанием прокатывать фильм. Никто не отказывает, но и «да» не говорит. Сейчас немножко плавающая ситуация. Вся надежда на Бауржана Шукенова. В Казахстане это единственный кинопрокатчик, который разбирается в авторском кино и активно продвигает его. Вот и премьера нашего фильма «Нагима» состоится 9 ноября, в 18:00 в кинотеатре «Арман» в рамках кинофестиваля «Clique» который организовывает Бауржан Шукенов. Билеты уже в продаже.

Светлана Ромашкина: Я слышала, что у вас скоро начинается прокат во Франции.

Жанна Исабаева: 26 ноября, пока не знаю, сколько копий.

Светлана Ромашкина: Мне просто интересно, где проще прокатывать авторское кино – там или здесь?

Жанна Исабаева: Везде тяжело, везде проблема с прокатом авторского кино. Но Франция единственная страна в мире, в которой хорошо налажена сеть авторского кино, там с этим дело обстоит лучше. Очень давно мудрые люди там ввели закон о кино, квотировании, кинопрокатчики вынуждены вкладывать деньги в кино. Сейчас французская система проката авторских фильмов – это эталон в мире кино.

Мади Мамбетов: Лично мне реакция на Ваш фильм «Теряя невинность в Алма-Ате» показалась дикой, - картина, которая ничего по-настоящему скабрезного в себе не несла, вызвала ненормальную реакцию, всплеск ханжества. С каждым годом эта тенденция усиливается. Вы наверняка слышали о плакате Пушкин-Курмангазы. Вопрос такой: как вы оцениваете то, что люди впадают в неистовство при виде того, что, как кажется им, оскорбляет священное казахстанское общество, не соответствует их пониманию? К примеру, недавно Загипа Балиева заявила, что не нужны боксы для детей-подкидышей, которых обычно выбрасывают в мусорку, потому что казахи традиционно не оставляют детей.

Жанна Исабаева: Что за боксы? Впервые о них слышу!

Мади Мамбетов: Это такие боксы, в которых поддерживается нормальная температура. Женщины стесняются оставлять детей в детском доме, а эти боксы как раз подходят для сохранения жизни малышей.

Жанна Исабаева: Я ваш вопрос не поняла, отвечать не буду, прогнозы делать тоже не буду. Я скажу одно: по поводу общества, которому может не понравиться то, что они увидят в моем фильме «Нагима», посмотрите статистику. Недавно я узнала, что Казахстан по данным ООН стоит на втором месте по самоубийствам среди девушек до 18 лет. Это реальность отвечает за меня. Если кто-то увидит какую-то крамолу в моем фильме, пусть вспомнят о втором месте в этом позорном рейтинге и уймутся. Мой фильм – это водевиль по сравнению с тем, что происходит в реальной жизни. Мне больно, что мы стоим там на втором месте. Это говорит о том, насколько наша девушка незащищена, насколько она одинока, и я уверена, что среди самоубийц есть не только сироты, там есть дети и из полных семей. По поводу боксов, о которых вы мне рассказали, я шокирована. Я думаю, что это здорово, что они появятся. Я приветствую все, что касается сохранения жизни. У меня было счастливое сытое детство, и я помню вкус мармелада, Новый год, Красную площадь, я жила и в ауле, и в городе, но я ненавижу Советский Союз за то, что СССР нивелировал и дискредитировал понятие «ценности» человеческой жизни. И до сих пор в постсоветских странах человеческая жизнь ничего не стоит. Хотя в нормальном, цивилизованном обществе самое главное – это человеческая жизнь, за нее борются. И когда в Америке какого-нибудь любителя покататься на яхте уносит вместе с семьей в океан, поднимается ВВС США и отправляется на его спасение. Спасатели, рискуя жизнью, в шторм спускаются на тросах на яхту, чтобы спасти семью. Операция стоит 2 млн. доллара для бюджета США, вся Америка наблюдает и все счастливы. Америка рыдает от счастья, что спасли семью, человеческие жизни. И никто не жалеет, что потрачены деньги из казны, деньги налогоплательщиков. Потому что налогоплательщики знают, что завтра их тоже спасут. Там к животным относятся гуманнее, чем у нас к людям порой.

Мади Мамбетов: Ваши слова о стоимости человеческой жизни – это мощный пойнт. Может быть, в этом и есть ответ того, почему мы на втором месте по самоубийствам? Наше общество очень дискриминационное по отношению к женщинам. В «Нагиме» есть какие-то ответы на эти вопросы?

Жанна Исабаева: Я надеюсь, что да.

Мади Мамбетов: Если люди посмотрят этот фильм, у них изменится отношение к девушкам? Или хотя бы к детдомовским детям?

Жанна Исабаева: Я очень надеюсь, что будет реакция. Но так мало людей увидят мой фильм. Говорить о каком-то влиянии было бы с моей стороны самонадеянно.

Мади Мамбетов: Фильм может спровоцировать общество к дискуссии.

Жанна Исабаева: Да, набегут знатоки. У нас же все знатоки.

Мади Мамбетов: Но вы понимаете, глядя на ситуацию с плакатом и приговором агентству «Havas», что однажды вам могут запретить снимать фильмы, которые вы делаете? Невзирая на вашу независимость? Что могут вчинять вам многомиллионные иски?

(молчание)

Мади Мамбетов: Я так понимаю по вашей реакции, по вашему лицу, что вы даже не задумывались о том, что когда-нибудь даже близко вопрос может вот так встать.

Жанна Исабаева: Я не верю, что когда-нибудь в нашей стране будут запрещать снимать независимое кино. Конечно, нельзя снимать кино, которое разжигает национальную рознь, которое призывает к насилию и прочему... Для меня в первую очередь важна свобода творчества, свобода выражения. Для меня это самое главное, это мой способ существования. Я разделяю все ваши ценности, что касается наших свобод. Вы говорите про это плакат, это, конечно, это кошмарное попирание этих свобод. Креатив не должен быть под запретом, любой креатив. То, что вы говорите, мне слышать очень… Какой-то миллион с авторов…

Светлана Ромашкина: 34 миллиона.

Жанна Исабаева: Да, у меня тоже масса претензий к разным креативам. Я вообще не понимаю, почему в рекламе шоколада используют сексуальные образы или голых женщин в рекламе каких-то моторных масел. Не понимаю, какая связь между этим… Ну, хорошо, имеют право. А эта ситуация с плакатом меня… Вообще знаете, относительно той части, где я работаю, я полна оптимизма. Мне кажется, что достаточно много свобод, чтобы художники и режиссеры могли вполне открыто и конкретно говорить о проблемах, не нарушая при этом никакие пункты закона. У нас достаточно либеральное в этом отношении общее устройство, государственное… Как бы это сказать правильно…

Мади Мамбетов: Сама государственная политика, само отношение государства?

Жанна Исабаева: Да-да, я не вижу здесь какой-либо опасности. Может когда-нибудь, что-нибудь, но пока, пока…

Мади Мамбетов: Я хочу вас поблагодарить за то, что поделились своим оптимизмом, потому что это немного успокаивает, понимаете…

Жанна Исабаева: Я серьезно вам говорю. В любом случае, что касается творчества, в «поэтов не стреляют». Поэтов могут не любить, но… Вы знаете, есть даже небольшой плюс в том, что к нам несерьезно относятся. Часто про меня говорят: «Ну что вы хотите? Она же творческий человек!». Как будто я какая-то дефективная, знаете ли, чего-то не хватает или наоборот, избыток. (крутит рукой у виска, - прим. редакции) «А, ну да, конечно, мы понимаем»… А потом, у нас так мало происходит культурных событий. Так мало происходит событий в авторском кино, если мы это еще будем запрещать… Нас один-два человека, кто авторское кино снимает. Ну, кого запрещать? Потом, это такой путь, которым я иду, так мало желающих туда идти, это так неудобно, это так невыгодно. Гораздо лучше прилепиться к чему-нибудь, к какой-нибудь финансовой «сиське» прилепиться… Понимаете?

Светлана Ромашкина: А был соблазн прилепиться?

Жанна Исабаева: Меня периодически искушают. Раз в год приглашают оттуда (показывает наверх - прим. редакции) на работу. Два года я работала советником председателя правления ГНПФ. Хорошая работа, не требующая полного рабочего дня. И вот, периодически, раз в год, в полтора года, меня приглашают на «хлебное место»: начальником отдела рекламы и развития в банк или куда-нибудь еще. Ходить и чувствовать себя татешкой: все к тебе по имени-отчеству, все стоят по стойке смирно. Конечно, там очень хорошая зарплата…

Мади Мамбетов: Стабильность.

Светлана Ромашкина: Тринадцатая зарплата.

Жанна Исабаева: Нет. Люди туда идут, потому что там можно брать откаты. В нормальной конторе рекламные бюджеты от двух миллионов долларов в год и выше. Все очень удивляются, когда я отказываюсь, говорят: «Ну как Жанна?! Ты че вообще? Такие люди просятся, а вот ты…». У меня трудности с подчинением. Меня оскорбляет слово «начальник». Никаких начальников. Я свободный художник. И точка.

Мади Мамбетов: А для чего эта жертва? Ради свободы творчества?

Жанна Исабаева: Да. У меня сейчас совсем нет денег. С точки зрения обывателя, я сижу в “жопе”. Например, надо за что-то заплатить, а я не могу. Но я сижу дома и чувствую себя сидящей на вершине горы и управляющей ветром, потому что в этот момент я пишу сценарий. И мне наплевать на все: на все эти деньги, на все бюджеты, потому что то, что я испытываю, сидя у себя дома, поев гречневой кашки, выключив все телефоны, надев на себя три пары вязаных носков, в халате - это кайф.

---

Какого хрена я должна подниматься в 7 утра, тащиться черт знает куда и делать вид, что я являюсь кем-то, кем я на самом деле не являюсь?

---

Я хочу себе позволить такую роскошь – жить себе в кайф, так, как я себе это представляю. Сейчас заканчиваю свой новый фильм. Я прихожу в свою монтажку, я смотрю на эти кадрики, на эти буковки, и у меня голова кружится от удовольствия. И мне по***, что есть какие-то бюджеты, какие-то миллионы долларов и кому-то надо отпилить, кому-то надо их принести, и можно там пол-лима заработать. У меня есть свои буковки и кадрики, у меня такой маленький монтажный столик, я сижу вот так возле него в нетопленном помещении, нос холодный, сижу в тулупе, пью горячий чай и кайфую. Приду домой, поем кашки и опять буду сидеть, свой сценарий писать, уже следующего фильма.

Светлана Ромашкина: У меня такое ощущение, что у вас не бывает творческого кризиса…

Мади Мамбетов: Вы всегда в процессе.

Жанна Исабаева: Да, у меня все время идет процесс. Я могу себе позволить три дня так лежать, думать о чем-нибудь. Почему я должна куда-то идти? Я вообще презираю деньги, я презираю вот эти, бл**ь, бумажки, где написаны цифры, - ради этих бумажек, где написаны циферки, люди всю свою жизнь надрываются, жилы из себя тянут. Ну зачем? Зачем всю свою жизнь, все свое здоровье, свою энергию тратить ради какой-то зарплаты? А? Меня унижает то, что человек, в общем-то, всю жизнь живет для того, чтобы себе на жратву заработать, а потом в один день подыхает так и не успев подумать, зачем он вообще на свет народился, понимаете? Ну, блин. Есть же какие-то вещи, которые важнее, понимаете? Важнее гораздо вот это чувство свободы и чувство творчества. У меня есть дети, у меня есть люди, о которых надо заботиться. Если бы их не было, я бы вообще не выходила из своего дома, серьезно. У меня был опыт, когда я немного совершенно одна пожила, так получилось, что все поразъехались. Я посмотрела, что я одна чуть ли не на 100 долларов прожила. И ни в чем себе не отказывала.

Светлана Ромашкина: В месяц?

Жанна Исабаева: Да. У меня 36 часов сухого голодания в неделю, я не ем полтора дня. Потом, я два раза в день в принципе ем.

Мади Мамбетов: Я перебью здесь. Вы выглядите лучше, чем когда мы с вами познакомились, миновало уже лет 6-7. Вы сильно помолодели, вы в прекрасной форме. Каким это образом вы почувствовали возраст?

Жанна Исабаева: Понимаете, с годами жизнь, как будто набирает бешеную скорость. Это как у Жванецкого, когда он говорил: «Боже, когда я был маленьким, как это все было долго: бесконечное-бесконечное утро, длинный-длинный день и нескончаемый вечер. А сейчас что? Уснул, проснулся, Новый Год». Я к тому, что если 10 лет тому назад я могла полгода какой-то фигней заниматься, каким-нибудь проектом, который мне не интересен был, не нужен, душа не болит, не лежит, не нравится. Но у меня было ощущение «Надо! Это же работа! Это же клиент!», а мне сейчас, в моем возрасте, мне жалко время и энергию тратить на то, что мне не интересно. Я готова отказаться. Я сейчас полгода отдам на всякую ерунду, потом два месяца буду в себя приходить. В итоге я просто профукаю семь месяцев. Зачем? 10 лет назад я об этом не думала. Был план-задача: есть клиент, есть работа, надо заработать, надо обслужить. Система ценностей была совершенно другая. Это правильно, это нормально. За тобой люди, за тобой коллектив, за тобой семья. Я сейчас не то, что выбираю, так само по себе получается, что негусто с работой. Недавно должна была получить два заказа хороших и два заказа не получились, я так расстроилась, я грустила целый день. А потом утром проснулась и думаю: «А хорошо, что не получилось. Пойду-ка я кашки поем, пойду, поработаю, че всякой фигней страдать?». Опять иду, опять этим занимаюсь.

Мади Мамбетов: Погрустили целый день! Люди депрессуют по полгода, если они не получают двух больших проектов. А вы целый день убили на грусть! Хорошо вы живете, на самом деле.

Жанна Исабаева: В смысле? Я не поняла…

Мади Мамбетов: Я восхищаюсь! Потому что людям свойственно переживать по поводу каких-то не совершившихся вещей. Люди могут неделями и месяцами переживать, что они там заказ не получили, а у вас целый день ушел.

Жанна Исабаева: Люди, это так расточительно! Нет, у меня тоже бывают периоды отчаяния. Я же не деревянный Буратино. Я вам еще раз говорю, Мади, Светлана, что когда занимаешься настоящим творчеством, это совершенно другой тип жизни, тип мышления. Мы как ученые. Мне так жалко, что в нашей жизни сейчас нет ученых, они какие-то изгои, они в подвалах сидят никому не нужные. На самом деле, ученому кроме его науки ведь ничего не нужно. Вот они сидят в своих кабинетиках, получают по тридцать тысяч тенге, бутербродики едят, я видела это. Они ходят в одежде, которую купили в советские времена, в этих костюмах, чье производство отменили 20 лет назад. А с ними разговариваешь, они счастливы, глаза светятся. Это люди, которые увлечены. Я не знаю, мне кажется, что люди, которые увлечены творчеством, занимаются наукой – это люди другой какой-то категории. Обыватель не поймет, даже близкие, родные люди меня не всегда понимают, потому что с точки зрения разума я веду себя абсолютно иррационально.

---

Мне говорят: «Ты не умеешь жить, ты неправильно все делаешь, ты ведешь бизнес задом наперед, у тебя какой-то ушиб ценностей, ты не такая как все, ты зачем все это делаешь».

---

Я это все выслушиваю почти каждый день. Даже мой любимый человек, мой мужчина, тоже постоянно пытается вправить мой мозг. Я говорю: «Зачем ты это делаешь? Оставь мой мозг в покое, пожалуйста». Он меня, конечно, любит и терпит. Но иногда он пытается меня в какое-то разумное русло направить, и потом, когда получается, я говорю: «Спасибо тебе, что ты меня вовремя скорректировал». Есть у него рычаги, чтобы мое внимание плавно перенести. На самом деле хвастаться мне нечем. Конечно, если бы у меня были другие ценности, я и миллионами долларов ворочала бы, и все у меня было бы хорошо. Я и ворочала миллионами. Было дело. Меня как-то на очень выгодную работу звали, и когда я отказалась, говорили: «Вот Исабаевой предложили, - отказалась». Один очень известный человек, которого вы все знаете, говорит: «Не может быть, чтобы ей это предлагали» - «Почему?» - «От такого не отказываются». То есть обычные люди не понимают меня, и я счастлива, что эти люди меня не понимают, понимаете, я сделана из другого теста. Меня понимает Саулешка Сулейменова, меня понимает Галя Пьянова, мы с ней сидим и рыдаем от счастья, разговаривая друг с другом. Я начинаю говорить, она продолжает, она говорит, я продолжаю. Есть очень мало людей, мой самый близкий круг. Есть Виктор Немченко, который забегает ко мне на 5 минут, и сидим по 8 часов, не можем друг от друга оторваться, обсуждаем, говорим.

Светлана Ромашкина: Какой последний казахстанский фильм вы видели?

Жана Исабаева: Ой, сейчас вспомню… Ой, не помню, когда это было.

Мади Мамбетов: «Уроки гармонии» Байгазина видели?

Жанна Исабаева: Да, видела. Серьезная работа. Но я сейчас не могу вспомнить, что я видела в последний раз.

Мади Мамбетов: Недавно несколько наших режиссеров подписали манифест, в котором зареклись работать с Казахфильмом.

Жанна Исабаева: Нет, не слышала. А зачем именно манифест?

Мади Мамбетов: Видимо, чтобы сжечь все мосты, чтобы не было соблазна вернуться. Представим вас в период, когда вы были моложе и менее сдержанны, менее мудры. Вы бы подписали какой-нибудь манифест?

Жанна Исабаева: Нет, ну я, может быть, и подписала бы. Понимаете, что касается меня, я могу за кем-нибудь пойти, но я бы никого не повела на манифест.

Светлана Ромашкина: За собой бы не повели?

Жанна Исабаева: Нет.

Мади Мамбетов: Странно, мне казалось, это что в вашем характере, вы такая Жанна д Арк.

Жанна Исабаева: Нет. Я на самом деле волк-одиночка, я индивидуалист, мизантроп. Избегаю всякого рода сообщества. Я нигде не тусуюсь и не член ничего, не член «Союза кинематографистов». Я член Азиатской киноакадемии, но и то меня включили заочно, прислали письмо и все. И я избегаю всякой кооперации с кем-то, я не люблю быть частью чего-то, быть в толпе.

А так чтобы манифесты какие-то… Думаю, что если они это сделали, значит какая-то цель у них была. Я просто не понимаю, мне трудно сейчас комментировать.

Мади Мамбетов: Какие козыри у вас в рукавах? Над чем вы работаете, что у вас готово? Понятно, что фильм «Нагима» уже почти с прошлого года на фестивале. Сейчас уже есть фильм об Аральском море. В любом случае, он уже отснят, монтируется, пост-продакшн. Что еще есть?

Жанна Исабаева: Пока пишем.

Мади Мамбетов: Что пишите? Драмы, комедии?

Жанна Исабаева: Все подряд пишу.

Светлана Ромашкина: А нет желания сделать что-то в новом формате?

Жанна Исабаева: Нет. Мне говорили: почему вы не снимаете какой-нибудь «Ойпырмай-2»? Но это очень дорого, я могу снять, есть идея очень хорошей комедии, но она тоже не простая, со всякими поворотами интересными. Но там нужны звезды, хороший актерский состав, командировки. Представляете, какой бюджет? Там минимум 20 главных героев и звезд надо. Если даже по минимуму им платить 200 долларов в день, это по десятке каждому.

Светлана Ромашкина: «Ойпырмай» окупился?

Жанна Исабаева: Нет, не окупился, но мы что-то симпатичное собрали.

Мади Мамбетов: По тем временам «Ойпырмай» хорошо себя показал.

Жанна Исабаева: Несмотря на то, что нас нигде толком не показывали, мы недурственно собрали. Но я знаю, что в «Меге» (Star Cinema в ТРЦ Mega Alma-Ata – прим. редакции) нас показывали почти 3 месяца. Я думаю, что у этого фильма будет долгая судьба.

Мади Мамбетов: 6 лет назад мы с вами беседовали, вы поделились, что комедии писать труднее всего. До сих пор так думаете?

Жанна Исабаева: Это не я так думаю, это общемировое мнение. Не дурацкие комедии, где один бежит, второй падает. Имею в виду комедии, как серьезный жанр. Конечно, это очень сложно. Во-первых, сложно написать, во-вторых, «Ойпырмай» был самым тяжелым для меня фильмом.

---

Я испытывала такие страдания во время съемок, я болела, меня 4 дня рвало кровью, на нервной почве я вся покрылась болячками.

---

У меня есть фотография, где я в 40-градусную жару сижу в одеяле. Озноб был. Я страдала каждую секунду. Когда я писала, мне было смешно, когда мы репетировали, это было смешно, когда я стала снимать, я понимала, что вообще не смешно. Мне казалось, что все идет не так, все не туда и не сюда. Каждый день я приходила домой, и у меня был нервный срыв, я не спала полтора месяца. Я пошла к психологу, но даже не смогла подняться к нему самостоятельно на третий этаж. Так было плохо. Он мне такие страшные лекарства выписал, говорил, что мне в клинику надо. У меня тут постоянно что-то дрожало.

Мади Мамбетов: Вибрация в диафрагме – один из признаков психического истощения.

Жанна Исабаева: Я не могла есть, я не чувствовала вкуса еды. Хорошо, что у меня есть мой мужчина, который меня на руках спускал, засовывал в машину, пристегивал и тащил меня к врачу.

Мади Мамбетов: Но потом вы сидели в зале и слышали, как люди смеются. Даже в тех местах, которые казались вам не смешными, было ощущение, что все получилось?

Жанна Исабаева: За «Ойпырмай» я спокойна, этот фильм, который пойдет дальше, его будут смотреть следующие поколения, потому что те люди, которые его смотрят сегодня, покажут его своим детям. За «Ойпырмай» у меня вообще душа не болит. Я просто отвечаю на ваш вопрос: как тяжело снимать фильм.

Светлана Ромашкина: Вы по образованию журналист. Почему не получилось с журналистикой?

Жанна Исабаева: В 1991 году я окончила институт, Советский Союз расформировали. Все государственные газеты закрылись, а частные еще не открылись. Мои бедные, несчастные однокурсники получали 20-30 долларов в месяц. Этих денег хватало лишь на дорогу до работы и обед. Я их спрашивала: «А зачем вы работаете?». Они отвечали: «Мы хотим остаться в профессии».

Светлана Ромашкина: И вы ушли в рекламу?

Жанна Исабаева: Реклама пришла ко мне. Я торговала шмотками, занималась фарцовкой, даже не знала, что такое реклама. Однажды мне позвонила однокурсница, которая работала на радио: надо было придумать тексты для рекламных роликов про простоквашу для радио. Я говорю: «Хорошо, придумаю». Придумала штук десять, прочитала ей по телефону. Она говорит: «Классно, вези». Я отвечаю: «Что значит «вези»?». «Отпечатай на машинке и вези к нам в редакцию». Я: «Ну ты вообще нахалка! Я тебе написала, а тебе еще и напечатай и вези!» и бросила трубку. Я думала, что я ее по-дружески выручаю. Она перезвонила, попросила продиктовать и сама все напечатала. Она сказала – в такой-то день слушайте на радио. Мы всей семьей сели у советского приемника. Мы такие счастливые были. Проходит несколько дней, она говорит: ну приходи за деньгами. Я: «Вы серьезно за это платите? Сколько?». Она называет сумму. Я: «Серьезно?!» Прихожу в редакцию, мне дают деньги, после этого решила поработать в рекламе.

Светлана Ромашкина: А когда перестало нравиться в рекламе?

Жана Исабаева: Через 13 лет. Потому что это как «день сурка», одно и тоже, одно и тоже. Я еду на встречу с клиентом и уже все знаю наперед : я приду туда, услышу вот это, я пообещаю вот это, они будут торговаться, я скину, мы договоримся. И это такая тоска. Надоело, я пошла и сняла кино. Уже не было сил фигней заниматься, этим насилием над личностью. Мне кажется, что мы родились не для зарабатывания денег, мы родились для чего-то другого. Наше жизнеустройство неправильное, оно против человека.

Светлана Ромашкина: Мне кажется, вы из тех людей, кто пишет книгу.

Жанна Исабаева: Не пишу, у меня нет столько терпения. Это такой труд, что врагу не пожелаешь, никогда этого не хотела. Это ад.

Светлана Ромашкина: Это на вас повлиял так пример отца?

Жанна Исабаева: Отец преподал мне главный пример труда. Мой отец – инвалид детства. Он плохо видит, плохо слышит и хромает. При этом он получил прекрасное образование, 20 лет работал завотделом прозы в журнале «Жулдыз». Всю жизнь писал и работал как каторжный. Когда папа приходил с работы, он отдыхал минут 20, потом уходил в свою комнату, садился за писательский стол и когда мы засыпали, из-под его двери всегда горел свет. Он работал до полуночи. А затем просыпался в 4 утра, вставал и снова начинал работать. У меня было ощущение, что папа никогда не спит. Этот свет из-под двери горел всю жизнь.

Благодарим ресторан «Августин» за помощь в организации интервью.