Большая часть объявленных программ борьбы с последствиями пандемии включает в себя четыре инструмента: фискальное стимулирование, предоставление ликвидности, кредитные программы и прямую помощь гражданам. Но, как ранее писала Vласть, в лучшем случае этим мерам удастся заморозить проблемы на непродолжительный срок, но не устранить их структурные причины. К такому выводу нас подводят результаты отчасти схожей стратегии преодоления последствий финансового кризиса 2008 года. По прошествии десяти лет глобальной экономике не удалось в достаточной степени возобновить рост ВВП, инвестиций, занятости и заработных плат. Причина этого заключается в её системной перестройке.

Сегодня мир переживает очередную волну автоматизации: согласно исследованию Оксфордской школы Мартин, в следующие 20 лет роботизация упразднит порядка 47% рабочих мест в западных странах. И далеко не факт, что рынок труда сможет предложить сопоставимое число новых вакансий. Но гораздо хуже это тупик развития экономики, в который, по всей видимости, входит планета. Ещё в 2014 году Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) выпустила прогноз, где допустила замедление ежегодного роста глобального ВВП до 2,7% в следующие 50 лет. А его уровень в 2% уже приравнивается частью экономистов Международного валютного фонда к рецессии. Однако существуют и более пессимистичные ожидания по его сокращению до 0,75%.

Но и без того зацикленность на росте экономики становится недопустимой по экологическим причинам. Хотя для этого существуют и экономические основания: вопреки взлёту подушевого ВВП с 1960-х годов, мир не увидел прекращения безработицы, равно как и улучшения защиты трудовых прав. На это наслаиваются и другие проблемы, связанные с высоким уровнем социально-экономического неравенства. Часть из них порождается глобальной конкуренцией, которая даёт преимущества людям с уникальными навыками и квалификацией. Другая часть – увяданием промышленных монополий, снижающим возможность защищать покупательную способность работников с малой производительностью. Третья – разницей в возможности сберегать и наследовать капитал, особенно в ситуации, когда основную доходность приносит инвестиционный бизнес.

С середины 1980-х годов экономисты ведут дискуссию о безусловном базовом доходе (ББД), и в нынешней ситуации его введение кажется целесообразным как никогда. Международная организация труда прогнозирует, что с окончанием карантина без работы может остаться 195 млн. человек по всему миру, а ещё 1,25 млрд столкнутся с существенным снижением доходов. Учитывая эти перспективы необходимым становится изменение самого способа, которым в наших обществах достигается экономическая безопасность. Её должны чувствовать все, а не только малые доли населения. В противном случае мы будем наблюдать разрушение колоссального числа невинных жизней.

Одним из наиболее обстоятельных исследований ББД является работа экономистов Филиппа Ван Парайса и Янника Вандерборхта «Базовый доход: радикальный проект ля свободного общества и здоровой экономики». Цель этой статьи не в том, чтобы ответить на все проблемные области предлагаемого ими решения – для того как раз и была написана столь подробная книга. В ней будут рассмотрены плюсы ББД, а также приведены некоторые доводы относительно экономической возможности его введения в Казахстане. Предположения о применимости ББД в Казахстане будут сделаны лишь в самом общем виде – детальная версия требует бюджетной экспертизы и комплексных эконометрических расчётов.

Что такое ББД и зачем он нужен?

В понимании Парайса и Вандерборхта базовый доход – это сумма денег, ежемесячно выплачиваемая каждому жителю страны, вне зависимости от его доходов из прочих источников. Человек при этом никак не должен подтверждать оправданность её получения. В этой короткой формулировке лежит сразу несколько принципов, без которых ББД окажется нерабочим.

Во-первых, базовый доход должен иметь денежную форму. Нередко вместо неё бороться с бедностью предлагают натуральными формами выплат, будь то в виде продуктов или конкретной социальной услуги. Помимо того, что такое сужение часто не соответствует реальным потребностям людей, оно предполагает много бюрократии: чиновники должны создавать координационные центры, устанавливать связи со всеми производителями товаров и услуг, а также организовать логистику. Каждый этап этого процесса открыт для коррупции, не говоря уже о большом риске процедурных ошибок. Более того, очень скоро может появиться теневой рынок для обмена натуральной помощью. Выделение же денег не должно потребовать больших административных расходов благодаря уже имеющейся цифровой инфраструктуре банков. Сокращение расходов на содержание государственного аппарата как раз может высвободить существенную часть средств, необходимых для выплаты ББД.

Во-вторых, базовый доход должен быть индивидуальным. Одна из причин этого заключается в простоте такой схемы. Если распределять её между домохозяйствами, часто состоящих из нескольких человек, то возникнет сложность с подтверждением факта сожительства, особенно в условиях необходимой нормализации разводов. Другая причина состоит в том, что привязка к домохозяйству снижает стимулы для создания добровольных отношений между людьми. В противном случае общество может увидеть создание ситуативных союзов с целью извлечь выгоду. Третья, и самая главная причина, так может быть решена проблема домашнего насилия, возможная сейчас из-за неравномерного распределения материальных ресурсов, и как следствие, власти в семье.

В-третьих, базовый доход должен быть всеобщим. Его необходимо начислять всем без исключения жителям страны, включая легальных мигрантов и детей (но до 18 лет распоряжаться этими деньгами должны их матери). И что гораздо важнее, человек не должен доказывать свою потребность в выплате, равно как и подтверждать свои попытки найти работу. Нередко эта обязанность провоцирует психологические заболевания у людей и бросает их в ловушку бедности. Они тратят массу усилий на подтверждение своего социально уязвимого статуса, хотя могли бы потратить его, например, на самообразование.

Это особенно важно из-за широкой стигматизации безработных. Подобное принуждение к труду толкает людей заниматься тем, что не нужно обществу и достойно упразднения (пандемия выявит множество таких профессий), либо тем, что поддаётся автоматизации. Важно понимать, что многие рабочие места появились благодаря чрезмерному дроблению рабочих процессов, чтобы поддержать уровень занятости в обстоятельствах, когда работы становится всё меньше. Более того, своей бесполезностью и отупляющим эффектом определённые виды труда унижают человеческое достоинство, не позволяя даже обеспечить себе достойное существование. Часто люди вынуждены отзываться на ту или иную вакансию, но недобровольный характер такого отклика делает их безразличными к своим обязанностям. Недостаточный размер вознаграждения, отсутствие правовых гарантий и нежелание заниматься бессмысленной работой порождают текучку кадров, которая нервирует работодателей, лишая их всякого желания вкладываться в образование сотрудников.

Но не все нежелательные рабочие места могут быть автоматизированы. Потому базовый доход, вместе с сокращением рабочего дня и увеличением заработной платы, смог бы повысить мотивацию к такому труду. Но в любом случае каждый человек должен иметь право выбирать то, чем ему заниматься. И финансовая подушка оказалась бы очень полезной в ситуации, когда новые рабочие места появляются преимущественно в экспериментальных и высокорисковых секторах, которые не сразу могут генерировать доход. Люди будут охотнее соглашаться на такие позиции, если это не чревато для них падением в нищету. Консервативная боязнь того, что из-за своих пороков люди сразу бросят все занятия, как только начнут получать деньги, совершенно не оправдана. Каждого из нас труд привлекает своим социальным эффектом: желанием получить уважение со стороны близких людей, понять окружающий мир и внести вклад в общее благополучие. Повальная утрата интереса к труду – наименьший из возможных рисков, особенно на фоне вероятности обострения проблемы бедности.

Таким образом, базовый доход далёк от того, чтобы считаться очередным «патерналистской мерой». Это инвестиции в людей, способные обеспечить заветную 100% занятость. У человека будет оставаться всё меньше необходимости заниматься неинтересной работой, а отсутствие риска неопределённости даст ему возможность постоянно учиться и, в случае необходимости, менять род занятий. А если человек не захочет активно вовлекаться в социальные отношения, по причине болезни или каким-либо другим причинам, то у него будет необходимое подспорье чтобы не влачить жалкое существование. И государству в этом случае не нужно будет содержать многочисленную службу занятости, чьи проверочные процедуры нередко лишь углубляют бедственное положение людей.

Какой вид может принять базовый доход?

Размер этой выплаты должен быть умеренным, чтобы обеспечить её экономическую устойчивость. Но он также должен быть достаточно большим, чтобы можно было рассчитывать на серьёзные изменения. Парайс и Вандерборхт считают оптимальным уровень в четверть подушевого ВВП страны. Причём опираться необходимо на данные не за последний год, а за несколько прошедших лет, чтобы смягчить шоки и диспропорции. Важно, чтобы выбранная сумма превышала минимальный размер заработной платы и пособия по безработице. Таким образом, если брать показатели Казахстана, то за последние три года средний подушевой ВВП сложился на уровне $8924. Соответственно, предполагаемая сумма выплаты составила бы около $2,230 в год или $186 в месяц. Ежегодно государство тратило бы на них порядка $41,5 млрд, а в месяц $3,46 млрд. Но с этической точки зрения более высокий уровень выплаты будет более оправдан, если мы действительно дорожим жизнью каждого человека и стремимся освободить её от жестоких потрясений.

Откуда взять эти деньги? Для этого совсем не обязательно запускать денежный станок или бросаться на зарубежные рынки капитала. На первых порах может хватить ресурсного потенциала, находящегося в распоряжении страны. Даже совсем небогатая Монголия смогла в начале 2010-х годов организовать Фонд человеческого развития, куда стекается часть прибыли местных добывающих компаний, и время от времени прямым образом распределяется между гражданами страны. Присутствие государства в казахстанской экономике достаточно высокое для того, чтобы направлять прибыль крупнейших компаний на выполнение социальных обязательств, а не позволять ей утекать в офшоры. Проблема лишь в том, что из-за коррупции эти средства едва ли расходуются по назначению.

В то же время Казахстан может провести ревизию государственных программ развития экономики и отказаться от рискованных проектов, не представляющих пользы для общества. Довольно скромная результативность Государственной программы форсированного индустриального развития (ГПФИИР) говорит о том, что индустриализация сверху имеет не так много шансов диверсифицировать ВВП страны, особенно когда её мало интересует вопрос насыщения внутреннего рынка, а условия международной торговли создают множество барьеров для экспорта.

Вместе с этим можно заняться постепенной ликвидацией искусственных рабочих мест, особенно в государственном аппарате и топ-менеджменте управляющих холдингов и нацкомпаний. Кроме того, в Казахстане функционирует немалое количество нежизнеспособных предприятий, основная задача которых удерживать занятость. Несколько огрубляя, они как раз и выполняют функцию базового дохода, обременяя людей малополезной работой. В число таких предприятий входят и банки, чья поддержка обходится стране всё дороже с каждым последующим кризисом. Только в 2018 году страна потратила на неё 6 трлн тенге – эта сумма в 1,5 раза превышала социальные расходы за тот же год.

Парайс и Вандерборхт также предлагают отменить социальную адресную помощь и часть пособий, потому как они уступают размеру ББД в большинстве рассматриваемых ими странах. По подсчётам экономистов, замена других социальных выплат на базовый доход поможет государству сократить социальные расходы в пределах 25-50%. Однако это перераспределение не должно обернуться снижением трат на образование, здравоохранение и общественную инфраструктуру. В 2019 году размер социальных расходов в Казахстане составил 4,8 трлн тенге ($11,75 млрд), экстраполируя расчёты экспертов, из этих статей на выплату ББД могли бы быть направлены от $2,9 млрд до почти $6 млрд. Помимо этого резервы могут быть найдены в уменьшении или отмене налоговых послаблений прежде всего для наиболее состоятельной прослойки граждан. Это касается и налога на большое наследство – все формы завещания и прижизненного дарения. Внимание к верхнему срезу казахстанского общества оправдано исходя из чрезмерной концентрации богатства в их руках. Разрыв в доходах 10% самых обеспеченных и 10% самых бедных граждан в начале 2010-х годов был 29-кратным. В 2017 году половина депозитной базы физических лиц – 3,95 трлн тенге ($12,39 млрд) – была сосредоточена в 0,1% всех депозитов. Более того, за период 2004-2013 годов из Казахстана было нелегально выведено $167,4 млрд, что сопоставимо с её ВВП за 2016 год.

Тем не менее, главным источником финансирования ББД постепенно должен становиться подоходный налог. Подтверждая эффективность своих действий по снижению ненужных расходов, равно как и приверженность цели социального благополучия, правительства постепенно должны подготавливать общества к повышению ставок. Самое важное – это дать людям в действительности почувствовать, что базовый доход не создаёт необоснованную нагрузку, а обеспечивает всех граждан определёнными гарантиями, помогая решить проблему социальной незащищённости.

Проблемы ББД, которые требуют обдумывания

Разумеется, реализация настолько большого проекта будет сопровождаться рядом трудностей. Здесь будут приведены три наиболее значительные из них.

Первая, и, возможно, самая незначительная – это рост инфляции. В зависимости от назначенного уровня базового дохода может произойти перераспределение от тех, кто имеет относительно высокий доход, к обладателям низкого дохода. Если предложение некоторых благ будет неэластичным в краткосрочном периоде, и если большая часть этих благ будет приобретаться теми, кто получает выгоду от введения базового дохода, то можно ожидать небольшого повышения уровня цен, в том числе на жильё. В большей степени это относится к регионам с наименее производительной экономикой. Это нельзя упускать из виду, но Парайс и Вандерборхт считают угрозу инфляции несущественной для устойчивости всего механизма ББД.

Второй проблемой является мобильность капитала. Именно увод денег в офшорные зоны может стать ответом на повышение прозрачности государственных расходов и увеличение налоговой нагрузки на верхнюю прослойку. Как уже было сказано выше, год за годом из страны нелегально утекают десятки миллиардов долларов. Согласно данным аналитиков Global Financial Integrity, только в 2015 году объём выведенных средств составил $16,5 млрд. Остановить бегство капитала, по мнению экономистов, может построение глобальной или региональной налоговой системы.

И третья проблема – это отсутствие нюансированного эксперимента реализации ББД. Дело не в том, что страны по всему миру ни разу их не проводили. Первые эмпирические опыты начались ещё в 1920-х годах, а о нескольких относительно недавних Vласть писала в этом материале. Но их общая проблема заключалась в ограниченном сроке действия программы, исключении чистых плательщиков и малом размере выборки по сравнению с масштабом рынка труда. В большинстве североамериканских экспериментов выплаты предоставлялись всего в течение трёх лет. Участники наперёд знали об их скором окончании и это никак не повлияло на структуру предлагаемых вакансий. Если бы выплаты были бессрочными, результат мог бы оказаться совсем другим. Вместе с этим в опытной проверке не участвовали домохозяйства, которые могли бы оказаться в убытке из-за возросшей налоговой нагрузки, если бы программа была мгновенно претворена в жизнь. Впрочем, эти ограничения не отменяют того, что каждый последующий эксперимент добавляет предсказуемости проекту ББД, показывая как точно не стоит его воплощать.